Психические расстройства. Шизофрения, депрессия, аффективность, внушение, паранойя - Эйген Блейлер

от него пациент; другое же, сделанное после апоплексии, при начальных сенильных изменениях, заключало правильную идею, но не могло быть осуществлено, причем пациент был не в состоянии заметить ошибки. С нарастанием сенильных явлений стали проявляться более грубые погрешности против реальности, когда пациент полагал, что ему завещаны дома и обещана выписка, (Он не внёс корректив в свои идеи преследования и не отказался от них; следовательно, и данном случае не было трансформации бреда).

Точно также и к выраженному бреду величия легко присоединяются единичные идеи преследования; это присоединение происходит всегда с помощью вышеуказанного механизма, так как пациент, мыслящий в остальном логически, должен искать другой причины своей неудачи, не будучи в состоянии признать свою собственную несостоятельность и неправильность своих открытий.

У одного очень уважаемого архитектора существовали, по имеющимся у меня наблюдениям, бред преследования и бред величия независимо друг от друга. Он построил задолго до Цеппелина воздушный корабль, которым можно было управлять; при блестящей диалектике пациента я лишь с большим трудом мог найти в его построениях ошибку, которая во всяком случае была весьма существенной; однако, наряду с этим больной изживал чувство своей сексуальной малоценности с помощью яркого бреда ревности и отравления по отношению к своей жене и ее мнимым любовникам.

Кроме того, существуют промежуточные формы также и в том отношении, что кататимный синдром, хотя и фиксируется, но не втягивает в свой круг новых переживаний, как это имеет место при параноическом бреде. Отличной иллюстрацией сказанного может послужить следующий пример.

Один высокопоставленный государственный деятель сохранил верность своему монарху при бывших в Наполеоновское время переворотах, тогда как все его сослуживцы забыли о своей присяге и перешли на сторону нового светила. За это он был посажен в тюрьму. После реставрации он был «забыт» или, вернее говоря, его слабохарактерные сослуживцы должны были стыдиться его и препятствовали поэтому пересмотру приговора по его делу. Лишь около 25 лет спустя его семье удалось добиться его освобождения. Обычно он казался нормальным человеком. Однако, вопиющая несправедливость, разбившая его жизнь, не прошла для него бесследно. Время от времени с ним случались припадки бешенства, которые могли быть купированы только тем, что все присутствовавшие члены семьи собирались как можно скорее и на коленях просили у него прощения; но за что они просили прощения – этого ему нельзя было говорить.

Я наблюдал 50 лет тому назад один случай «невроза ожидания» аналогичного происхождения.

Случай 8. Санитарка

Санитарка, родилась в 1848 году. К другим тяжелым переживаниям присоединился в 1872 году брак с алкоголиком, ревнивым, грубым бездельником, который обращался с ней очень плохо. В 1876 году она получила известие о том, что ее сестра, которая развелась со своим мужем, забеременела, сделала себе аборт и находится при смерти. В то время, когда ее сестра не была еще замужем, пациентка под влиянием угроз вынуждена была иметь половое сношение с будущим мужем сестры, состоявшим опекуном пациентки; при получении этого известия ее ужаснула мысль, что она косвенным образом тоже виновна в смерти своей сестры. Она не осмелилась пойти к сестре одна и взяла с собой брата. На обратном пути от сестры она встретилась со своим мужем, который по своему обыкновению начал терзать ее своей ревностью. В отделении больницы во время работы она «не знала, что творится с ее головой». Одной из своих сослуживиц она сказала: «Если я заболею, скажи, что в этом виноват мой муж». Ночью у нее возник потрясающий озноб при температуре в 39.6С: однако, не позже чем через два дня ее трактовали просто как нервнобольную. С тех пор она представляет типичную картину травматического невроза с ужасными болями во всем теле, с длящейся годами полной нетрудоспособностью и с некоторыми ремиссиями при соответствующем психическом лечении.

К этой картине присоединяются некоторые идеи преследования со стороны врачей и санитарок, которые будто бы не помогали ей и обращали мало внимания на ее страдания; однако, некоторое время спустя такие идеи большей частью корригировались. (Многие врачи действительно обращались с ней как с ленивым, лишенным энергии человеком; конечно, результатом такого отношения каждый раз было ухудшение ее состояния).

Лишь к семидесяти годам, когда вследствие начавшихся сенильных изменений ослабела ее аффективная жизнь, наступило заметное улучшение ее психического состояния, но полного выздоровления все же не наступило. К сожалению, появились обусловленные физическим состоянием осложнения. После освобождения комплексов пациентка сама осознала генезис своей болезни в таком виде, в каком мы изложили его в первом издании; ненавистный муж должен быть виновен в ее болезни; но болезнь может быть поставлена в вину ее мужу лишь при том условии, если бы она была очень тяжелой и испортила ей жизнь навсегда. Она находилась приблизительно в настроении ребенка, которому отец, несмотря на все его просьбы, не купил перчаток и который упрямо сказал ему тогда: «Тебе назло я отморожу себе руки». Но, очевидно, это не все. Желание свалить вину на мужа имело еще более важную причину, чем ненависть к нему; пациентка чувствовала себя виновной в несчастье, повлекшем за собой смерть ее сестры. Так как она была высоко нравственным человеком (ее половое сношение с шурином было вынуждено последним с помощью угроз покончить с собой, которые вызвали у пациентки тяжелый нравственный конфликт), то это ее сильно мучило. Тогда она бессознательно прибегла к тенденции свалить вину на мужа. Если она чувствовала себя несчастной, то в этом была уже не ее вина, а вина ее мужа; обвиняя другого человека, она вытесняла сознание собственной вины; такие сваливание вины является средством для облегчения своей совести, как я мог установить это сотни раз при служебных упущениях низшего персонала и как это замечал часто, вероятно, каждый человек.

При настоящей паранойе было бы интересно исследовать связь между ее специальными формами и первоначальным предрасположением. Впервые попытался разрешить эту проблему Ланге. Однако, он не может еще установить корреляции между типом болезни и отмеченными им конституциональными свойствами. Это говорит лишь о том, что он не отметил тех свойств, которые оказывают патопластическое влияние. Несомненно (как это иллюстрируют даже немногочисленные приведенные нами случаи), что темперамент придает картине болезни особую окраску. У первого из приведенных им типов легко понятно, что больной создает себе только осуществление желания без бреда преследования; своим чувством собственного достоинства он стоит выше насмешек и издевательств (во всяком случае, для его характеристики не подходят выражения «боязливый», «робкий»). Напротив, почему не возникает бред преследования в другом случае, противоположном этому – нельзя усмотреть из приведенной там характеристики: еще меньше можно понять, почему не приведены веские основания, в случаях