Пастырь из спецназа - Михаил Серегин

– А все просто, – пожав плечами, через силу улыбнулся священник. – В Медведева стреляли, а я его оттуда уводил. Вот и все.

– А вы уверены, что стреляли именно в Николая Ивановича? По нашим сведениям, у вас ведь тоже есть враги; по крайней мере, один – как его… Борис Ефимов.

Отец Василий хотел было сказать, что с костолицым миссионером Борисом Ефимовым он буквально вчера «усугубил» флягу спирта и все было нормально, никто никого убить не стремился, но вовремя прикусил язык – для них это не аргумент.

– Борис Ефимов, может быть, и мошенник, но не убийца, – после небольшой паузы обронил священник. – А в Николая Ивановича уже стреляли, и вы это прекрасно знаете.

– Да, конечно, знаем, – кивнул майор. – На охоте. Вы еще тогда, помнится, проявили удивительную прозорливость и абсолютно точно указали охране, где искать «лежку» террориста.

Отец Василий устало вздохнул и снова принялся объяснять очевидное.

Допрос продлился до глубокой ночи, почти одиннадцать часов. Со всеми технологическими тонкостями. Священника допрашивали по двое и по трое. Ему задавали откровенно провокационные вопросы лишь для того, чтобы посмотреть, как он на них отреагирует. Его показания проверяли и перепроверяли, и довольно оперативно. Но главное, ни один его ответ, даже самый точный, не означал ровным счетом ничего, потому что уже через пять минут ему задавали пусть и несколько измененный, но абсолютно тот же, по сути, вопрос. И вот это понимание, что все напрасно и он пока что еще никого не убедил, и выматывало больше, чем все остальное.

И все-таки ему, пожалуй, повезло. Что-то свыше упорно провело его сквозь препятствия, и, даже когда эта жирная свинья наотрез отказалась идти по пояс в воде через незамерзающий ручей, отцу Василию достало сил взвалить районного босса на спину и на себе перетащить на другой берег. Да только в фээсбэшных кабинетах это в зачет не бралось – видно, у здешних «товарищей» были цели совсем иные…

Ольга и диакон Алексий встретили отца Василия прямо у дверей управления ФСБ. Здесь же стоял поповский «жигуль».

– Все?! – хором выдохнули они, едва он вышел.

– Кажется, пока все, – кивнул отец Василий. – А что потом будет, только господь и ведает…

Смертельно уставший от событий последних дней священник был искренне рад, что закончился хотя бы этот этап его трудных взаимоотношений с властями. И если начистоту, то ему страстно хотелось, чтобы всевышний хоть немного приостановил сумасшедший темп его жизни – тем более что никакого духовного смысла ни в покушении на Медведева, ни в том, что он уже во второй раз сумел спасти главу районной администрации, увидеть не удавалось.

«Ладно, там, наверху, виднее, – вздыхал отец Василий. – И, поскольку совсем уж бессмысленных вещей в этом мире быть не может, будем надеяться, что и это все имеет в основе какой-то неведомый мне смысл».

Он и не подозревал, насколько окажется прав.

Буквально к десяти утра следующего дня Алексий принес потрясающую своей абсолютной ожидаемостью «новость»: кидалово окончательно состоялось. Бурная и порой малопонятная деятельность сектантских фирм дошла до своего логического конца, «пирамидка» наконец-то рухнула, а деньги «уехали» в неизвестном направлении.

Впрочем, кое-что осталось и в Усть-Кудеяре. Остались назначенные из местных адептов директора фирм, одномоментно превратившиеся в самых натуральных «зицпредседателей». Остались одураченные акционеры, сами же единогласно и абсолютно добровольно поддержавшие ту структуру финансовых расчетов, благодаря которой они теперь и остались без гроша. И, конечно же, остались покинутые своими наставниками сами «верующие». И выглядели эти «Дети Духа» действительно детьми – покинутыми, несчастными и совершенно беспомощными.

Наверное, священник пожалел бы их… Да только мешало одно немаленькое и весьма существенное «но»: они все были взрослые, зрелые люди. Их предупреждали, их отговаривали, им запрещали, наконец! Но они выбрали то, что выбрали, и теперь целый божий день толпились у дверей шести единовременно закрытых офисов. И весь Усть-Кудеяр теперь только об этих толпах и говорил.

– Так им и надо, козлам! – радовались одни. – Ишь, в один секунд богатенькими захотели стать! Из грязи да в князи! А так не бывает!

– Да что вы злобствуете? – укоряли их другие. – Такая беда со всяким может случиться! Можно подумать, вас никогда не обманывали…

И даже в храме Николая Угодника весь день обсуждалось то же самое.

– Горе-то какое, – вздыхала сердобольная Олюшка. – Как же они теперь жить будут, если все деньги мошенникам отдали?

– Ничего, Ольга, – как могла, утешала ее бухгалтерша храма Тамара Николаевна. – В войну тоже плохо было, я хоть и маленькая была, а все помню… и ничего – выжили.

Отец Василий во все эти разговоры не встревал: что сделано, то сделано – не повернешь, а тратить нервы попусту… Зачем? А на следующее утро все повернулось другим боком.

Анзор прибежал в храм прямо на утреннюю службу. Священник глянул на шашлычника и оторопел: в глазах мусульманина застыли боль и растерянность. Анзор не рисковал не то чтобы оторвать батюшку от службы, но даже пройти в центральную часть храма, так и топтался у дверей весь оставшийся до конца утрени час. И, видя его состояние, отец Василий и сам изрядно встревожился и завершил службу в полном смятении чувств.

– Что стряслось, Анзор?! – подбежал он к шашлычнику, едва завершил отпуст. – Ну-ка, пошли, на тебе лица нет!

– Вера! – выдохнул Анзор. – Мэнты Веру забралы!

– За что? – оторопел священник.

– Шоперы сказалы, оны всэх сэктантов грэбут!

– А за что всех-то? – удивился отец Василий. – Нужно главных брать; при чем здесь Вера?

– Говорат, Мэдвэдэв прыказал…

Священник задумался: логика властей была для него совершенно непостижимой. При чем здесь рядовые, более всех пострадавшие от этого гнусного кидалова сектанты? Он ничего не понимал.

– Спасибо, Анзор, – задумчиво произнес отец Василий. – Я попытаюсь что-нибудь сделать.

Он сразу же прошел в бухгалтерию и принялся набирать медведевский номер – через каждые десять-пятнадцать минут. И каждый раз ничего не получалось: то Медведева не оказывалось на месте, то он куда-то вышел, то выехал на объект… Похоже, ему просто лгали – беззастенчиво и своекорыстно. И тогда отец Василий оделся и пошел в райадминистрацию пешком.

Уже на первой, ведущей в центр улочке священник увидел, как это происходит. Огромный белый автопарковский автобус стоял прямо поперек улицы, напрочь перегораживая ее, а из желто-синих милицейских «уазиков» почти бегом выскакивали снаряженные по «полной боевой» омоновцы. Подгоняемые офицером, милиционеры слаженно протекали за изгородь очередного избранного для проведения операции дома и, отбиваясь от рвущихся с цепей собак, отсекали все пути к отступлению. И буквально через три-четыре минуты из дверей стремительно выводили мужчину или женщину, а иногда и по двое, и сажали в автобус.

«Ой, дурак! – думал отец Василий. – Господи боже мой, да вразуми же ты этого долдона!» Он и в голове не держал, что Медведев окажется настолько глуп, чтобы проводить подобную акцию с такой помпой, да еще среди бела дня! «На что он рассчитывает? – думал священник. – Запугать? Подавить? Но зачем? Они же все равно ничегошеньки полезного ему не скажут!» Он никак не мог взять в толк, зачем это понадобилось главе администрации.

В какой-то миг отцу Василию даже показалось, что единственным разумным объяснением всей этой вакханалии может быть лишь исполнение его, православного священника, пожелания: избавить Усть-Кудеяр от секты. Но он тут же отогнал эту странную мысль: хитромудрый Николай Иванович никогда и ничего не делал «за просто так», лишь потому, что его об этом попросили…

Он тихо шел по улице, вслед за автобусом, пока омоновский офицер не обратил на него внимание и не приблизился.

– Здесь нельзя находиться, батюшка, – вежливо, но твердо сказал он. – У нас проводится спецоперация.

– Бросьте, офицер, – отозвался священник. – Вы и сами, поди, понимаете, что это полный маразм.

Милиционер смутился.

– Вот увидите, еще извиняться придется, – тихо продолжил священник. – Ну вот что они делают? Смотрите! Что это?!

Милиционер резко обернулся. Там, у дверей собственного дома, омоновцы уже лупили дубинками здоровенного мужика в майке.

– Козлы! – орал мужик. – Мусора поганые!

Мужик попался здоровый. Омоновцы порвали на нем майку, изваляли в помоях из опрокинутого в борьбе ведра, но тот все никак не соглашался сдаться и продолжал истошно орать:

– Козлы! Мусора! Люди добрые, помогите! Я вам…

Наконец кто-то нанес решающий удар, и мужик булькнул, повалился лицом вниз и стих.