Достойный жених. Книга 1 - Викрам Сет

это. Саранги для меня – это не то, из чего он сделан, а то, что он производит – эти божественные звуки. В руках художника даже эти кишки и кожу можно заставить петь. – На его лице расплылась довольная, почти суфийская[140] улыбка. – В конце концов, чтó все мы такое без кишок и кожи? Однако… – Его лоб нахмурился от сосредоточенности. – В руках Того, Кто… в Его руках…

Но тут в комнату зашла горничная со сладостями, и Моту Чанд оставил свои богословские размышления. Его пухлые подвижные пальцы потянулись к ладду, круглым, как и он сам, и сунули в рот все сразу.

Через некоторое время Саида-бай сказала:

– Но мы обсуждали не Единого свыше, – показала она вверх, – а того, что на западе. – Она указала в сторону Старого Брахмпура.

– Они похожи, – сказал Исхак Хан. – Мы молимся на запад и вверх. Я уверен, что устад Маджид Хан не обиделся бы, если бы мы по ошибке обратились к нему с молитвой однажды вечером – а почему бы и нет? – неоднозначно закончил он. – Когда мы молимся такому высокому искусству, мы молимся самому Богу.

Он взглянул на Моту Чанда в поисках одобрения, но Моту не то дулся, не то сосредоточился на сластях.

Горничная вновь зашла и объявила:

– У ворот кое-какие проблемы.

С виду Саида-бай скорее заинтересовалась, чем встревожилась.

– Что за проблемы, Биббо? – спросила она.

Служанка дерзко посмотрела на нее и сказала:

– Кажется, молодой человек ссорится с привратником.

– Бесстыдница, сотри это выражение со своего лица! – сказала Саида-бай. – Хмм, – продолжила она, – как он выглядит?

– Откуда мне знать, бегум-сахиба? – возразила горничная.

– Не раздражай меня, Биббо. Он выглядит респектабельно?

– Да, – признала служанка. – Но уличные фонари недостаточно яркие, чтобы я могла разглядеть что-то еще.

– Позови привратника, – сказала Саида-бай. – Здесь только мы, – добавила она нерешительной горничной.

– А молодой человек? – спросила она.

– Если он такой респектабельный, как ты говоришь, Биббо, он останется снаружи.

– Да, бегум-сахиба, – сказала служанка и пошла выполнять приказы.

– Как вы думаете, кто это может быть? – вслух задумалась Саида-бай и замолчала на минуту.

Привратник зашел в дом, оставив копье у парадного входа и тяжко поднялся по лестнице на второй этаж. Он встал в дверях комнаты, где они располагались, и отдал честь. С его тюрбаном цвета хаки, формой цвета хаки, толстыми сапогами и густыми усами, он был совершенно неуместен в этой женственно обставленной комнате. Но он, похоже, не испытывал ни малейшей неловкости.

– Кто этот человек и чего он хочет? – спросила Саида-бай.

– Он хочет войти и поговорить с вами, – флегматично сказал привратник.

– Да-да, так я и думала, но как его зовут?

– Он не скажет, бегум-сахиба. И не примет отказа. Вчера он также приходил и просил меня передать вам сообщение, но это было так неуместно, что я решил этого не делать.

Глаза Саиды-бай вспыхнули.

– Вы решили этого не делать? – спросила она.

– Здесь был раджа-сахиб, – спокойно сказал привратник.

– Хмм, а сообщение?

– О том, что он живет в любви, – бесстрастно произнес привратник. Он использовал другое слово, означавшее «любовь», потеряв таким образом весь каламбур с Прем-Нивасом.

– Тот, кто живет в любви? Что он может иметь в виду? – обратилась Саида-бай к Моту и Исхаку.

Они переглянулись. Исхак усмехнулся чуть презрительно.

– В этом мире полно ослов, – сказала Саида-бай, но было неясно, кого она имела в виду. – Почему он не оставил записки? Так это были его точные слова? Не очень иносказательно и не слишком остроумно.

Привратник порылся в своей памяти и подобрался ближе к сути, примерно соответствующей словам, которые Ман сказал накануне вечером. В любом случае «прем» и «нивас» фигурировали в его сообщении. Все трое музыкантов тут же разгадали загадку.

– Ах! – весело воскликнула Саида-бай. – Думаю, у меня есть воздыхатель. Что скажете? Впустим его? Почему бы и нет?

Никто не возражал, – в самом деле, разве они могли? Привратнику было велено впустить молодого человека. И Биббо отправили предупредить Тасним, чтобы оставалась в своей комнате.

2.13

Ман, изнывавший у ворот, не мог поверить своему счастью. Как быстро его допустили! Он почувствовал прилив благодарности к привратнику и вложил ему в ладонь рупию. Привратник оставил его у дверей в дом, и служанка указала ему на комнату. Поскольку шаги Мана на галерее, ведущей в комнату Саиды-бай, были хорошо слышны, она крикнула:

– Входи-входи, Даг-сахиб! Садись и озари собой наше собрание.

Ман на секунду застыл у дверей, глядя на Саиду-бай. Он улыбался от удовольствия, и Саида-бай не могла не улыбнуться ему в ответ. Ман был одет просто и безупречно – в белую накрахмаленную курту-паджаму. Тонкая вышивка чикан[141] на его курте дополняла вышивку на белой хлопковой шапке. Мановы туфли, джути мягкой кожи, заостренные на носах, тоже были белыми.

– Как вы добирались? – спросила Саида-бай.

– Пешком.

– На вас хорошая одежда, которую можно легко испачкать.

– Дорога занимает всего несколько минут, – просто сказал Ман.

– Пожалуйста, сядьте.

Ман сел, скрестив ноги на покрытом белым покрывалом полу. Саида-бай занялась приготовлением пана. Ман смотрел на нее с любопытством.

– Я приходил и вчера, но мне повезло чуть меньше.

– Знаю, знаю, – сказала Саида-бай. – Мой глупый привратник отказал вам. Что я могу сказать? Не все мы наделены даром различать…

– Но сегодня я здесь, – сказал Ман, констатируя очевидное.

– «Где б Даг ни сел – свое место он занял»? – спросила Саида-бай, улыбаясь. Чуть наклонив голову, она продолжала размазывать небольшое белое пятно извести по листьям пана.

– Он и не покидал вашего ансамбля все это время, – сказал Ман.

Поскольку она не смотрела на него в упор, он мог взглянуть на нее без смущения. Перед тем как он вошел, она накрыла голову сари. Но мягкая, гладкая кожа ее шеи и плеч была обнажена, и изгиб ее шеи, когда она склонилась над своим занятием, казался Ману невозможно очаровательным. Приготовив пару панов, она проткнула их серебряной зубочисткой с кисточками и поднесла ему. Он взял их, положил в рот и был приятно удивлен вкусом кокоса, который Саида-бай любила добавлять в состав своего пана.

– Вижу, вы носите пилотку Ганди[142] в собственном стиле, – сказала Саида-бай, положив и себе в рот пару панов.

Она ничего не предлагала ни Исхаку Хану, ни Моту Чанду, но они в тот момент, казалось, совершенно слились с фоном. Ман нервно коснулся края вышитой белой шапки, не уверенный в себе.

– Нет-нет, Даг-сахиб, не беспокойтесь. Здесь ведь не храм, – взглянула на него Саида-бай. – Мне вспомнились другие белые шапки, которые можно увидеть плывущими по Брахмпуру.