Час Быка - Иван Ефремов

– Что вы! Планету назвали моим именем.

– Не может быть! Переименовывать планету с каждой новой властительницей – какой громадный и напрасный труд в переписке всех обозначений, сколько путаницы в книгах!

– Хлопоты с изменением имен – пустяк! – вмешался Чойо Чагас. – Нашим людям не хватает занятий, и всегда найдутся работники.

Фай Родис впервые смутилась и молча стояла перед владыкой планеты и его прекрасной женой.

Оба по-своему истолковали ее смущение и решили, что настал благополучный момент для завершения аудиенции.

– Внизу, в желтом зале, ждет инженер, приданный вам для помощи в получении информации. Он будет всегда находиться здесь и являться по первому вашему зову.

– Вы сказали «инженер»? – переспросила Родис. – Я рассчитывала на историка. Ведь я невежда в вопросах технологии. Кроме того, у нас на Земле история – важнейшая отрасль знаний, наука наук.

– Чтобы распоряжаться информацией, нужен инженер. У нас это так. – Чойо Чагас снисходительно усмехнулся.

– Благодарю. – Родис поклонилась.

– О, мы встретимся еще не раз! Когда вы покажете мне фильмы о Земле?

– Когда захотите.

– Хорошо. Я выберу время и сообщу. Да, – Чойо Чагас кивнул на драпировки, – верните их в прежнее состояние.

– Можете подать сигнал, они свободны.

Чойо Чагас щелкнул пальцами, и в ту же секунду оба стража вышли из укрытия со склоненными головами. Один из стражей пошел впереди Фай Родис через коридоры до зала, завешенного черными драпировками и устланного черными коврами. Отсюда лестница черного камня двумя полукружиями спускалась к золотисто-желтому нижнему залу. Страж остановился у балюстрады, и Фай Родис пошла вниз одна, чувствуя странное облегчение, будто за угрюмой чернотой вверху осталась тревога о судьбе экспедиции.

Посреди на желтом ковре стоял человек, бледнее обычного тормансианина, с густой и короткой черной бородой, похожий на старинный портрет эпохи ЭРМ. Могучий лоб, густые брови, нависшие над чуть выпуклыми фантастическими глазами, узкая дуга черных усов… Человек будто в трансе смотрел, как спускалась по черной лестнице женщина Земли, поразительно правильные и твердые черты лица которой были полускрыты прозрачным щитком. Нечто нечеловеческое исходило от сияния ее широко раскрытых зеленых глаз под прямой чертой бровей. Она смотрела как бы сквозь него в беспредельные, ей одной ведомые дали. Тормансианин сразу понял, что это дочь мира, не ограниченного одной планетой, открытого просторам вселенной. Преодолев минутное смятение, инженер подошел.

– Я – Хонтээло Толло Фраэль, – четко произнес он трехсловное имя, обозначавшее низший ранг.

– Я – Фай Родис.

– Фай Родис, я послан в ваше распоряжение. Мое имя сложное, особенно для гостей с чужой планеты. Зовите меня просто Таэль, – инженер улыбнулся застенчиво и добро.

Родис поняла, что это первый по-настоящему хороший человек, встреченный ею на планете Ян-Ях.

– У вас есть какие-нибудь приставки к имени, означающие уважение, отмечающие ум, труд, геройство, как у нас на Земле?

– Нет, ничего подобного. Всех коротко называют «кжи» – краткожитель, жительница; ученых, техников, людей искусства, не подлежащих ранней смерти, «джи» – долгожителями, а к правителям обращаются со словами «великий», «всемогущий» или «повелитель».

Фай Родис обдумывала услышанное, а инженер нервно водил по ковру носком своей обуви, твердой и скрипучей, в отличие от бесшумных, мягких туфель «змееносцев».

– Может быть, вы хотите выйти в сад? – почти робко предложил он. – Там мы можем…

– Пойдемте… Таэль, – сказала Родис, даря инженеру улыбку.

Он побледнел, повернулся и пошел впереди. Через окно-дверь они спустились в сад, в узкие аллеи, распланированные совсем по-земному.

Фай Родис осматривалась, припоминая, где она видела нечто похожее. В какой-то из школ третьего цикла в Южной Америке?

Безлепестковые цветы-диски, ярко-желтые по краям и густо-фиолетовые в середине, качавшиеся на тонких голых стеблях над бирюзовой травой, ничем не напоминали Землю. Чуждо выглядели желтые воронковидные деревья. Через биофильтры едва уловимо проникал пряный запах других цветов, резкого синего оттенка, гроздьями свисавших с кустарника вокруг овальной полянки. Фай Родис сделала шаг к широкой скамье, намереваясь присесть, но инженер энергично показал в другую сторону, где конический холмик увенчивала беседка в виде короны с тупыми зубцами.

– Это цветы бездумного отдыха, – пояснил он, – достаточно посидеть там несколько минут, чтобы погрузиться в оцепенение без мыслей, страха и забот. Здесь любят сидеть верховные правители, и слуги уводят их в назначенное время, иначе человек может пробыть тут неопределенно долго!

Тормансианин и гостья с Земли поднялись в беседку с видом на сады Цоам. Далеко внизу, за голубыми стенами садов, у подножия плоскогорья, раскинулся огромный город. Его стеклянные улицы поблескивали наподобие речных протоков. Но воды-то не очень хватало даже в садах Цоам.

Под землей, в скрытых трубах, шумели ручейки и кое-где вливались в скромные бассейны. От высоченных ворот даже сюда доносились нестройная музыка, слитный шум голосов, смех и отдельные выкрики.

– Там что-то происходит? – спросила Родис.

– Ничего. Там стражи и прислуга садов.

– Почему же они так невоздержанны? Разве живущие здесь правители не требуют тишины?

– Не знаю. В городе шума гораздо больше. Во дворце не слышно, а удобство других им безразлично. Слуги владык никого не боятся, если угодны своим господам.

– Тогда они их очень плохо воспитывают!

– А зачем? И что вы понимаете под этим словом?

– Прежде всего умение сдерживать себя, не мешать другим людям. В этом единственная возможность сделать совместную жизнь хорошей для всех без исключения.

– И вы достигли такого на Земле?

– Гораздо большего. Высших ступеней восприятия и самодисциплины, когда думаешь прежде о другом, потом о себе.

– Это невозможно!

– Это достигнуто уже тысячелетия назад.

– Значит, и у вас не всегда было так?

– Конечно. Человек преодолел бесчисленные препятствия. Но самым трудным и главным было преодоление самого себя не для единиц, а для всей массы. А потом все стало просто. Понимать людей и помогать им принесло ощущение собственной значимости, для чего не требуется ни особенного таланта, ни исключительной интеллектуальности, следовательно, это и есть дорога наибольшего числа людей. Они почувствовали, как становятся все более чуткими, искусными и широкими, с громадным преимуществом перед узкими интеллектуалами, хотя бы и самыми умными.

Инженер промолчал, прислушиваясь к далекому реву радио и людскому гомону.