Странники между мирами - Владимир Ленский

Солдат, не просыпаясь, крепко ухватил беглеца за ногу.

— Стоять! — прошипел он бодрым голосом и тотчас захрипел. Радихена дернулся — его щиколотка оставалась зажатой в железных пальцах, точно в кандалах.

Радихена с трудом опустился на пол возле спящего. Освободиться от мощной хватки не удалось. Радихене было больно, голова у него раскалывалась. Обеими руками он взялся за один из солдатских пальцев и попытался разогнуть его. Солдат, не просыпаясь, точным ударом кулака попал ему в нос.

Радихена заплакал, упал рядом с охранником и неожиданно для себя заснул.

Его разбудил крик управляющего Трагвилана:

— Кто тебя просил?! Я тебе что говорил?! За что тебе платят?!

Второй голос растерянно повторял:

— Да не помню я... Он сам как-то...

Радихена пошевелился, потер виски ладонями. Пересохший язык не хотел ворочаться во рту. Он прикусил губу и вдруг почувствовал, как горит лицо.

— Посмотри, что ты натворил! — жутким, ровным тоном грозил Трагвилан. — Я вычту разницу из твоего жалованья!

— Да я правда не помню, — сказал солдат.

— Кто его теперь с такой харей возьмет? — осведомился управляющий. — Что я сообщу господину Адобекку? Контракт хочешь мне сорвать?

— А может, его в деревню вернуть? — предложил один из продаваемых крестьян, подходя поближе. Он очень хотел угодить, по голосу было слышно.

Радихена почувствовал, как его трясет.

— В деревню я его не верну, — проговорил Трагвилан. — Лучше приплачу свои, лишь бы от него избавиться.

— «Свои»! — фыркнул солдат. — Небось, из моего жалованья возьмешь.

— Небось, — не стал отпираться управляющий. — Думать надо было прежде, чем руками размахивать.

— Он сбежать хотел, — повторил солдат.

— Я выпивку искал, — сказал Радихена.

Управляющий даже не посмотрел в его сторону. Радихена ощупал себя еще раз. Нос распух, глаз подбит. Теперь полмесяца придется ходить с подушкой вместо лица. Как им удается так ловко бить, чтобы изувечить с одного удара?

— Завтрак — и в путь, — объявил Трагвилан. Настроение у него было испорчено.

И снова они потащились по дороге, все дальше и дальше на север. Нудные разговоры жужжали вокруг, как мухи, норовя проникнуть в уши. Радихена то отмахивался от них, то поневоле прислушивался. Иногда его клонило в сон, и в полусне он думал о своих прежних сновидениях и о том, что ждет его на севере.

О заводах рассказывали самое разное. Например, что всех бывших крепостных с юга отправляют в шахты, где человек живет не больше полугода, а потом погибает от истощения и отсутствия солнечного света. Или о том, что любой в состоянии выслужиться до мастера и, если повезёт, заиметь настоящий дом и накопить много денег. И даже добыть себе дворянство. Что там совсем нет женщин. Или, напротив, что там полно женщин, но ими награждают только тех, кто усердно трудится и доносит на товарищей, если те работают спустя рукава или говорят дурное: про начальство.

Если закопаться поглубже в недра матушки-земли, то можно встретить подземных карликов и завести с ними дружбу, — а уж к каким последствиям приведет такая дружба, остается лишь гадать. Да мало ли что еще говорили — от скуки и желания казаться умнее, чем есть!

На постоялом дворе управляющий положил Радихене компресс на разбитое лицо — это следовало сделать еще утром, но почему-то тогда руки ни у кого не дошли. Радихена сидел на самом краю стола, хлебал плоской ложкой пресный, но жирный бульон и думал о выпивке. Окружающее выглядело черно-серым, мутным. Голоса звучали плоско, как будто окружающее пространство утратило третье измерение. И еще ему было невыносимо скучно.

Чтобы избежать новых недоразумений, Радихену, единственного из всех, приковали за ногу к кольцу в стене — где обычно привязывали лошадей, — и ему пришлось спать в неудобной позе. Несколько раз он просыпался, когда пытался поменять положение и больно выворачивал щиколотку. Наутро щиколотка распухла. Ступать на ногу было больно.

Увидев это, управляющий побелел. Он застонал сквозь зубы, лично наложил тугую повязку и несколько раз хлопнул Радихену ладонями по ушам. Стоимость парня катастрофически падала прямо на глазах.

— Не надо было приковывать, — зачем-то сказал Радихена.

— Учти, — ответил ему управляющий, — ты теперь почти бесплатный. Еще одна выходка, и я тебя убью. Все равно выручка от тебя ожидается нулевая.

Радихена тупо посмотрел на него и несколько раз моргнул, а потом длинно, печально всхлипнул.

И снова потянулся бесконечный день в телеге. Спина болела, ноги болели, как ни сядь, как ни повернись — все неудобно.

Пейзаж постепенно менялся, воздух становился более прохладным и все более прозрачным, дорога под колесами делалась все более каменистой, и Радихену начало укачивать. Когда его вырвало прямо на солому, товарищи по путешествию набросились на него с кулаками и, прежде чем вмешались солдаты, успели намять ему бока. Радихена вытер лицо соломой и выплюнул кровь. Телегу пришлось останавливать посреди дороги за несколько лиг до следующей таверны.

Управляющий молчал. Все приказания он раздавал безмолвно, взмахами рук. Гнев кипел в нем бурно и скрытно, как в котле под крышкой. Крепостные чувствовали это и работали на удивление быстро, слаженно. Они выбросили испорченную солому, вытерли доски телеги, подняли полог — все равно солнце уже садилось и особой надобности в тени больше не было.

Радихена стоял в стороне, чуть скособочась, и держался за щеку. На происходящее он смотрел отстраненно и как будто плохо понимая. Острая потребность в выпивке теперь перестала им осознаваться — ему просто было дурно, вот и все.

Наконец все было готово, люди опять забрались в телегу. Радихена сел на краю, свесил ноги.

— Сбежал бы ты, что ли, — с сердцем обратился к нему один из крепостных.

— Зачем? — спросил Радихена, глядя, как уходит вдаль дорога.

Она извивалась среди гор, и там, на хвосте этой бесконечной змеи, пряталась ненавистная деревня. Если змея изогнется, она хлестнет кончиком хвоста Радихену по голове, и он провалится в свою деревню, как в преисподнюю.

А пока змея лежит на земле и он сам, Радихена, бежит по ее спине все дальше и дальше от хвоста, опасности нет. Лишь бы успеть. Лишь бы спрыгнуть с ее головы и удрать как можно дальше. И тогда все исчезнет: и пьяницы на пастушьем лугу, и деревенский староста Калюппа, и управляющий господин Трагвилан, и бледно-зеленые моря пшеницы, и замок на вершине горы, и прекрасное заплаканное лицо белошвейки, чье имя он теперь не мог вспомнить.

Кругом высились горы. Расстояния здесь были совсем другими, нежели на юге, где господствовали равнины: то, что видел человек, могло находиться в двух днях пути от того места, где он стоял; а то, что располагалось совсем близко, зачастую было скрыто от глаз. Это сбивало с толку, но и придавало пейзажу таинственную привлекательность.