Рай без памяти - Сергей Абрамов

Джемс закрыл глаза, должно быть стараясь зрительно представить себе увиденное. Никто из нас не решался прервать его.

– Я побежал, когда уже начали оцеплять улицу, – почти шепотом закончил он: у него уже не было голоса. – Полицейский промазал, когда я перемахнул через забор. Остальное вы знаете.

– А Маго, Маго?! – не закричал – взвизгнул Толька.

– Я же сказал: упала. – Джемс даже не поднял головы.

– Живая?

Мы молча посмотрели на Тольку. Нужно ли отвечать на этот вопрос?

Джемс и не ответил.

В тишине, повисшей почти осязаемой тяжестью, вдруг раздался тоненький, протяжный звук. Это плакал Толька. Не по-мужски – по-детски, заливчато и жалобно.

21. Д'АРТАНЬЯН И РИШЕЛЬЕ

Я отвел Тольку в ванную – пусть выплачется и умоется. Пиджак Джемса в рыжей грязи засунул под ванну. Но где спрятать самого Джемса?

– Уходить нельзя, – решил Зернов, – на улицах, вероятно, уже идут облавы. У Джемса пустяковое, но пулевое ранение. Разбинтуют и сразу поймут, что к чему. Здесь оставаться тоже рискованно – отель не застрахован от обыска. Если не считать переулков, мы на одной магистрали с бульваром.

– А если в подвале? – спросил я. – В типографии. Там сейчас никого нет.

Джемс поднял голову.

– Дверь в стене хорошо пригнана, – вспомнил он, – но щель все-таки заметна. Когда мы работаем, кто-нибудь из оставшихся шпаклюет щель и подбеливает. Ни черта не заметно, разве только с лупой и разглядишь.

– Вода там есть? – спросил Зернов.

– Есть.

– Возьми сыр и свечи.

Мы спустились в подвал по черной лестнице – я страховал их на пролет впереди. Дверь в подвальной стене закрывалась плотно. Но, пропустив Джемса внутрь, мы все-таки замаскировали еле заметную щель. Полоска свежих белил легла действительно незаметно. Даже придирчивый обыск едва ли бы ее обнаружил.

– Порядок, – облегченно вздохнул Мартин.

– Как сказать, – усомнился Зернов.

Тольки с нами не было. Он сидел у стола, положив голову на руки, и никак не реагировал на наше возвращение. Даже о Джемсе не спросил.

– Толя, – сказал я по-русски, – ты все равно бы вернулся домой без нее.

Он посмотрел на меня сухими, без слез, ненавидящими глазами:

– А ты спроси: вернулся бы я вообще?

– Тебя бы вернули. Мы здесь гости. Толя. Расставанье неизбежно.

– Но не такое.

– Анохин, – позвал меня Зернов из соседней комнаты, – оставь его. Он все поймет без нашей подсказки.

Мы перешли на английский язык.

– Я не верю Этьену, Дон.

– Я тоже.

– Если найдут Джемса, найдут и подпольную типографию. И наоборот. Этьен не пойдет на это.

– У него не будет выхода. Убийство Фронталя – повод к репрессиям. Галунщики жаждут крови.

– Фронталь – пешка, – сказал я.

– Жертва пешки обещает атаку. А с Этьена потребуют взнос.

– Гибель Джемса – это гибель газеты.

– Нет, – сказал Зернов.

– Нужна новая типография.

– Она есть.

– А редактор?

– Есть и редактор.

– Кто? – заинтересовался Мартин.

– Ты.

– Злая шутка, Борис.

– Я не шучу. Ты в резерве, запомни. А потом, обыск еще не начался.

Но Зернов ошибся. Обыск уже начался. К нам в дверь без стука ворвались четверо полицейских с автоматами на изготовку.

– Руки! – крикнул ближайший.

Все, кроме меня, подняли руки.

– А ты? – Он чуть не ткнул меня автоматом.

– Болван, – сказал я. – Формы не видишь?

– Стреляю.

– Попробуй.

– Погоди, – сказал кто-то за ним знакомым голосом. Оттолкнув автоматчика, вышел Шнелль. – Ты? – удивился он. – Что ты здесь делаешь?

– Живу.

– В «Омоне»?

– Об этом сказано в моей личной карточке.

– А эти кто? – Он кивнул на стоявших с поднятыми руками товарищей.

– Мои друзья. Одного ты, наверное, знаешь. – Я показал на Тольку.

– Толли Толь? – Шнелль растерялся.

– Личный гость Корсона Бойла, – прибавил я. – И убери своих дураков.

– Отставить! – закричал Шнелль сопровождавшим его галунщикам. – Везет тебе, Ано, – заключил он загадочно и вышел не прощаясь.

Дверь захлопнулась. Мартин тотчас же открыл ее.

– Зачем?

– Хочу знать, что происходит в отеле.

А «Омон» гудел, как воскресный рынок. Кто-то бегом проскочил по коридору. Кто-то кричал. Где-то громыхнули выстрелы. Стучали по лестницам подкованные солдатские сапоги. Кто-то совсем близко тоненько взвизгнул: «Не смей бить! Не смей!» Зазвенело разбитое стекло.

Еще одна автоматная очередь, и грохот сапог на лестнице в холл. И хриплый крик в нашем коридоре: «Проходи, проходи: здесь уже были!»

«Омон» постепенно затихал. Звуки гасли в портьерах, перинах, коврах. По грохотавшим коридорам и лестницам разливалась пугливая тишина.

– Пойду понюхаю, – сказал Мартин и выскользнул за дверь.

Через полчаса он вернулся. За ним шел старик с зонтиком, мокрым от дождя.

– Разве на улице дождь? – спросил я.

Вопрос прозвучал глупо, потому что всех интересовал гость, а не его зонтик. Старик выпрямился и улыбнулся. Очень знакомой была эта улыбка.

– Фляш! – обрадовался я.

– Тссс… – остановил меня гость. – Не так громко. Считайте, что я постарел на десять лет, и не узнавайте. А дождь, между прочим, идет.

– Как вы прошли сюда? – удивился Зернов. – Патрули повсюду.

– Старик с мокрым зонтиком всегда может зайти в лавочку. А из одной в другую, не выходя на улицу. Из соседней, между прочим, можно пройти в здешнюю гардеробную. Швейцар в таких случаях закрывает глаза.

– Этьен знает о вашем приходе?

– Все то, что он знал, он уже выдал.

– Я вас предупреждал.

– И я, – сказал я.

Фляш смущенно погладил фальшивые баки.

– И счетные машины иногда ошибаются. Все ему верили.

– Джемс внизу? – спросил я у Мартина.

Мартин отвернулся.

– Джемс уже на пути в Майн-Сити, если только остался жив, – проговорил Фляш с такой горечью, что мы только сейчас поняли, как тяжело переживает он новый провал.

– Что-нибудь уцелело?

– Все вывезли – и шрифт и бумагу.

– Как же они нашли? Мы загрунтовали все стыки.

– Всегда найдешь, если знаешь, где и что надо искать.

– Газета выйдет, – сказал Зернов.

– Знаю, – усмехнулся Фляш, – я даже успел поговорить с ее новым редактором.

По коридору за стеной знакомо застучали тяжелые сапоги. Одним прыжком Фляш очутился на подоконнике.

– Окно выходит в переулок. Под нами балкон. Все уже освоено, – сказал он тихо. – Задержите его, если это за мной.

В дверь постучали. Я открывал медленно-медленно, умышленно возясь с замком.

– Ключ не поворачивается. Минутку.

За дверью ждали. Кто? Дольше тянуть было нельзя, и я, выпятив расшитую золотом грудь, открыл наконец дверь.