Ничья земля - Ян Валетов

«Наверное, для устрашения», – подумал Сергеев, вынимая из пиджака его содержимое.

Паспорт и бумажник перекочевали в руки второму бодигарду: высокому, с бритым черепом и неожиданно маленьким подбородком и носом. Даже не носом, носиком, на массивном, как чугунная сковорода, лице.

– Значит, Касаткин, Петр Константинович, уроженец Сыктывкара. Прописка донецкая, – сказал он с вопросительными интонациями в голосе. – Так?

– Это вы мне? – спросил Сергеев, не оборачиваясь.

– Можешь повернуться, – встрял светловолосый. – Тебе в детстве говорили, что когда разговариваешь с приличными людьми, надо в глаза смотреть?

– С дорогой душой, – сказал Михаил, поворачиваясь, – только сам определись, а то как-то не очень получается. То стань лицом к стене, то повернись. И с приличными людьми, уж извини, тоже полная неопределенность. Откуда мне знать – приличные вы, неприличные? Я ж вас в первый раз вижу.

– А ты у меня спроси, Миша, – проворковала Елена Александровна, кромсая Сергеева взглядом, как казак янычара, – я тебе расскажу. Мне-то ты веришь?

– Не факт, Елена Александровна, – возразил он, – мне вы сказали, что это домработница пришла. А они на домработницу не похожи, уж извините. И на мажордомов тоже. Таких, знаете ли, в мажордомы не берут.

– Остряк, – сказал бритый и подергал себя за мочку уха.

– Точно, – сказал светловолосый и почесал щеку размеренным, неспешным движением. Под ногтями заскрипела модная трехдневная щетина. – Такой острый, что пора тупить. Слышишь, Касаткин, или как тебя там? Ты лучше нас не зли. Зачем тебе проблемы?

По идее, такое звучное почесывание должно было клиента пугать. Сергееву же стало по-настоящему смешно.

«Господи, кому в голову пришло посылать за мной этих двух недоумков? Супермены хреновы! Давайте уж быстрее к шефу ехать, что ли? Ей-богу, не сдержусь и накостыляю!»

– Улыбается, – сказал светловолосый, посмотрел на бритого вопросительно и предположил, – наверное, давно не били?

– Давайте без травм, ребята. Зачем нам друг друга ронять?

Тут уж заулыбались бодигарды – у светловолосого даже стали видны жевательные зубы.

– Шутник, – проговорил он, скалясь. – Тебе кто-нибудь говорил, что тебе на сцену надо? Народ смешить. Ты кого ронять собрался, мечтатель?

– Вы бы хоть корочки показали, красавцы, – укоризненно произнес Сергеев. – Предупредили бы, что так, мол, и так, выполняем волю государеву. Слово и дело!

– Какое слово? Какое дело? – переспросил бритый. – Ты что, с дуба упал? Сейчас как ебну промеж глаз, будет тебе и слово, и дело!

– А ну, без мата, – сказала госпожа генеральша командным тоном, – не в казарме.

– Без удостоверений не пойду, – спокойно проговорил Сергеев, – кто вы такие – не знаю. А вдруг извращенцы?

– Удостоверения покажите, – приказала «бабушка», – а то начнете тут махаться, а мебель у меня новая и дорогая.

– А хрен ему... – начал было светловолосый, но Рысина глянула на него так, что фраза осталась незаконченной.

Оба нехотя достали удостоверения, по старой голливудской моде прикрепленные тонкой стальной цепочкой к петле внутреннего кармана.

– Руками не лапай, – пробурчал бритый недовольно, – так смотри.

– Четвертое отделение жандармерии, – прочитал Сергеев про себя, – ротмистр Шечков. Ротмистр Краснощеков.

Удостоверения были красивые, новые. Выданные уже после восшествия на престол государя. Пластиковые карты с нанесенной под верхний слой голограммой раскинувшего крылья двуглавого орла, принтованной фотографией и защитой от сканирования.

– Четвертое управление? – спросил Сергеев вслух. – Зачем я нужен контрразведке?

– Посмотрел? – спросил бритый, оставляя вопрос Михаила без ответа. – Понравилось? Тогда пошли.

– Ордера у вас с собой, конечно, нет?

– Миша, – сказала Елена Александровна почти нежно, – ну что вы спектакли устраиваете? Какой ордер у контрразведки? Говорят вам идти, значит, надо идти. Начальство приказало.

– У меня, Елена Александровна, в Москве начальства нет.

– Ошибаетесь, Миша, – улыбнулась госпожа генеральша, – начальство ваше в Москве есть. И никуда не уезжало, надо сказать, последние лет сто. В войну, разве что, в сорок первом, и то на несколько дней. Не ерепеньтесь. Вам это не к лицу. Инструкции такие, я же говорила.

В руках у светловолосого мелькнул туб разового шприца.

– А вот этого не надо, – сказал Сергеев веско, глядя ему в глаза, – лучше убери сам. Ноги вырву.

– Спокойно, – интонация у бритого стала мертвенной, механической. Он даже руку протянул к своему коллеге, ротмистру, будто хватать его собирался. – Не надо резких движений. Шприц убери, Шечков, не дурей.

– Я жуть как уколов не люблю, – продолжал Сергеев, не отводя взгляда от лица светловолосого, – с детства. Боюсь смертельно. А когда я боюсь, я становлюсь невежливым, роняю мебель, людей роняю. Это у меня детские страхи, рефлекторное.

Рысина ухватилась за рукоятку браунинга. Слова про то, что Сергеев будет ронять мебель, ей явно пришлись не по душе.

Светловолосый демонстративно отставил в сторону руку с тубой, положил шприц на каминную полку и отступил в сторону. Лоб его покрылся крупными каплями пота, глаза выцвели. Талант быть убедительным, когда надо, Сергеев за годы бездействия не потерял.

– Вот так-то лучше, – сказал Сергеев. – И давайте сразу договоримся – наручники, транквилизаторы и прочие средства насилия над личностью исключаются. Только замечу – готовьтесь к худшему, не пожалею, серьезно говорю.

Сергеев сделал полшага от стены. Бритый не шевельнулся, Рысина тоже, а более тупой, чем напарник, светловолосый сунул руку за обшлаг, щеря зубы.

– А по мордасам? – осведомился Михаил, не повышая голоса. За доли секунды он очутился рядом с ротмистром Шечковым и прихватил его за локоть.

– Ой-ей-ей-ей! – запищал тот жалобно. – Ой-ой!

Сергеев тут же отпрянул, как ужалившая грызуна кобра, а ротмистр, покрывшийся испариной за доли секунды, осторожно, при помощи здоровой левой, вытащил из-за обшлага собственного пиджака бессильно висящую правую руку.

Демонстрация была убедительной. Ротмистр Краснощеков стоял неподвижно, дергая глазом. Рысина смотрела задумчиво, можно даже сказать с тоской, так и не убрав руки с рукояти своего древнего пистолета.

– Вы удивительно похожи на покойного деда, Михаил, – сказала она, приподняв бровь, – просто удивительно!

И хихикнула своим неприятным, визгливым смехом.

– Что делать будем, Краснощеков? – спросил Сергеев бритого. – Ехать или дальше проверять, кто и кого круче?

– У нас инструкция вас не трогать.

– Да? – удивился Михаил. – Инструкция? А твой напарник, вот, за пушку хватался. Или у него там водяной пистолетик?

Бритый промолчал. Доблестному офицеру Охранного отделения, ранее офицеру ФСБ, а еще ранее – он просто не застал, редко приходилось попадать в такие ситуации. Неудобные. Нерегламентированные. Приводящие к непредсказуемым последствиям. В общем, говно, а не ситуация.

Мочить нельзя, бить не рекомендовали. И правильно не рекомендовали. Что он сам себе враг – этого непонятного Касаткина-Сергеева трогать? Приказали привезти, а кто, что – не объяснили. И как такого силой вести – тоже непонятно.

– А ты попробуй, договорись! – сказал вдруг Сергеев-Касаткин, словно читая мысли. – Не всю же жизнь всех за грудки хватать?

Краснощеков посмотрел на белого, как мел, коллегу, прижимающего к телу безжизненную руку, и подумал, что хватать этого неразъясненного господина за грудки он не будет точно.

– Вы им поясните, Елена Александровна, – продолжил Сергеев, – что я с ними сам поеду, если не будут баловаться. Я-то к вам за этим и приехал, кого-нибудь из своих отыскать. А по вашей наколке – прислали каких-то дуболомов, которым только веники вязать, а не живых людей.

Сергеев сел в кресло и, нашарив на столике пачку сигарет, снова закурил.

– У нас инструкции, – повторил бритый, глядя в сверкающий пол.

– Поедет он с вами, – сказала Рысина, ухмыляясь. – Что, Миша? Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог? Уму-разуму учишь?

– А вы бы еще группу захвата вызвали, – ответил Сергеев, – тогда бы и мебель заодно поменяли.

– Заодно с чем? – переспросил непонятливый Краснощеков.

– Заодно с группой захвата, – пояснила Рысина, не глядя на ротмистра. – Это он намекает, что вам бы после этого понадобилась новая группа захвата, а мне – новая мебель. Он с детства мальчик самоуверенный.

– Нехорошо, – сказал Сергеев, – не по-родственному себя ведете, «бабушка»...

– Еще раз назовешь меня старушкой – отстрелю яйца. Я инструкций тебя не трогать не получала. Попросили позвонить – позвонила. А инструкции... Обычно, я их другим даю.

– Догадался уже. Дедушка хоть знал, Елена Александровна?

– Шутите, Миша?

– Да куда уж шутить? Я серьезно.