История российского сыска - Пётр Кошель

Зубатов разработал план по отрыву рабочих от революционной интеллигенции. Рабочее движение ширилось, и Зубатов попробовал направить его в надлежащее русло, сделав профессиональным. По мнению Зубатова, это должно быть легальное движение на базе экономической защиты рабочих. Вырисовывалась некая социальная монархия, когда царь надпартиен. Рабочие могут получить все через царя и его правительство.

Для организации профессиональных союзов требовались лидеры, яркие образованные люди из рабочих Зубатов перехватывал их на пути к социал-демократам или эсерам и заражал своими идеями. Стали возникать легальные рабочие кружки, враждебные к марксизму. В них обсуждались различные проблемы, профессорами читались лекции…

В случае фабричных и заводских конфликтов охранное отделение приходило на помощь рабочим, улаживало их споры с хозяевами.

Кружки сплачивались в союзы. Петербург, Москва, Одесса, другие города… Зубатов прекрасно объяснился и с еврейскими рабочими. Многие из них отшатнулись от Бунда. Например, Маня Вильбушевич по инициативе Зубатова организовала в Минске «Еврейскую независимую рабочую партию» для борьбы с хозяевами при сохранении самодержавия. Эта партия немало попортила крови Бунду. После её ликвидации в 1903 году Вильбушевич уехала в Палестину, где стала одним из идеологов сионизма.

В Одессе легальную группу из бывших революционеров организовали Шаевич и Волин. Там по их инициативе началась забастовка на чугунно-литейном заводе, неожиданно распространившаяся по городу. Этим умело воспользовались социал-демократы, перехватив руководство забастовкой и втянув в неё сорок тысяч рабочих. Одесса оказалась без воды, хлеба и света. Плеве приказал навести порядок «хотя бы употреблением оружия». До оружия дело не дошло, но казачьих нагаек рабочие попробовали.

Во всем обвинили Зубатова. История с забастовкой дошла до царя, и Зубатову пришлось уйти в отставку. Выходя из кабинета Плеве, он так хлопнул дверью, что посыпались стекла. Государство потеряло талантливого незаурядного работника.

Зубатов жил тихо в маленьком домике в Замоскворечье. Сидя с семьёй за обедом, он узнал, что царь отрёкся, в России революция. Зубатов вышел в другую комнату и застрелился.

Он-то понимал, какой кошмар обрушился на Россию.

Но вернёмся к кружкам и обществам, созданным Зубатовым. Во главе одного из них стал священник Георгий Гапон – впоследствии фигура заметная в русской истории.

Происходил он из полтавских украинцев. Окончил семинарию, Духовную академию в Петербурге. Эмоциональный, с горящими глазами, всегда на подъёме, Гапон обладал даром слова и уже в академии обратил на себя внимание. Он разработал несколько проектов о реформе рабочих домов, о земледельческих исправительных колониях для детей и пр. Ему пообещали, что их рассмотрит сама императрица Александра Федоровна.

На Гапона началась мода. Его можно было часто видеть в петербургских салонах.

В отличие от минских и одесских кружков гапоновские придерживались просветительской, религиозно-нравственной линии. Был выработан устав «Собрания русских фабрично-заводских рабочих», где к трагическому дню 9 января насчитывалось около восьми тысяч человек.

Зубатова уже не было, и Гапон остался практически без контроля. Движение разрасталось; уже устраивались семейные собрания с танцами, посылались представители в другие города…

Петербургский градоначальник Фуллон вызвал Гапона и стал ему выговаривать за неверное направление. Ему, дескать, поручили укреплять христианскую мораль, а он разводит социализм. Гапон уверял, что он всегда стоял и стоит на принципах религиозной нравственности.

– Поклянитесь мне на священном Евангелии! – потребовал генерал. Чувствовал что-то старик Фуллон.

В декабре 1904 года на Путиловском заводе уволили четверых рабочих, членов гапоновского общества. Решено было объявить забастовку. От собрания к собранию требования рабочих росли. К путиловским рабочим присоединились газовый завод, электрическая станция, типографии. Петербург оказался без газет и освещения.

Николай II записал в дневнике:

«Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в сто двадцать тысяч. Во главе союза какой-то священник Гапон».

Неистовый священник носился с завода на завод, выступая на собраниях. Талантливый демагог, он пользовался большим успехом у рабочей массы.

«Вас давят хозяева, – кричал Гапон,. – и власть не защищает. Но у нас есть царь! Он наш отец, он нас поймёт!»

Гапон призвал идти всем миром к царю с челобитной, и эта идея была с восторгом подхвачена народом.

Движением воспользовались революционеры всех мастей. Возле Гапона отирались и социал-демократы, и бундовцы, и эсеры. Играя на романтическом честолюбии Гапона, они легко включили в петицию и свои, политические требования. Величая Гапона народным вождём, его подталкивали к революционным начинаниям. «Только скажи слово, и народ пойдёт за тобой куда угодно!» – нашёптывал ему эсер Рутенберг, ставший Талону ближайшим другом. Мысли Гапона приобретают несколько иное направление, и просьба к царю уже превращается в требование.

– Я выйду на площадь, – говорил Гапон, – и если царь принял нашу просьбу, махну белым платком, если же нет, махну красным платком, и начнётся народный бунт!

На революционные деньги напечатали огромное количество листовок поход к царю назначался на 9 января. Царь же с семьёй был в Царском Селе. Петиция начиналась словами: «Государь, воззри на наши страдания…» и кончалась требованием Учредительного собрания. Гапон закусил удила:

– Мы скажем царю, что надо дать народу свободу. И если он согласится, то мы потребуем, чтобы он дал клятву перед народом. Если же не пропустят, то мы прорвёмся силой. Если войска будут стрелять, мы станем обороняться. Часть войск перейдёт на нашу сторону, и тогда мы устроим революцию… разгромим оружейные магазины, разобьём тюрьму, займём телеграф и телефон. Эсеры обещали бомбы… и наша возьмёт.

Для правительства было два выхода: ликвидировать движение силой, арестовав руководителей, или убедить царя выйти к народу и успокоить его. Царь и собирался это сделать, но его родственники и особенно великий князь Владимир Александрович категорически возражали. Именно великий князь руководил войсками 9 января.

Накануне на заседании Совета министров охранное отделение представило будущее шествие как мирную депутацию, с семьями, иконами, царскими портретами. Но все-таки войска решено было вызвать, они заняли ночью позиции на улицах близ дворца. Морозным утром 9 января толпы рабочих двинулись к царскому дворцу. В гуще народа с высоко поднятым крестом шествовал Гапон. Рядом с ним держался Рутенберг.

К 11 часам манифестация достигла речки Таракановки. Мост был занят солдатами. Показался кавалерийский разъезд. Толпа расступилась и сомкнулась вновь. Тогда рота, охранявшая мост, направила на людей ружья. Прозвучал рожок, и грянул залп. Видимо, солдаты приняли звук рожка за сигнал к действию.

Послышались крики, стоны. Толпа шарахнулась назад, оставив на снегу убитых и раненых.

Прозвучал второй залп. Рутенберг уже при сигнале рожка повалил Гапона на снег. Опытный террорист, он был готов ко всему.

– Жив?

– Жив, – прошептал Гапон.

Они побежали свободными улицами, и в каком-то дворе Рутенберг, вынув из кармана ножницы, остриг Гапону волосы и бороду. Гапон снял рясу.

Рутенберг привёл его, рыдающего, на квартиру Максима Горького. Там Гапон отсиделся некоторое время, и его переправили за границу. Уже вечером, успокоившись, он сочинил воззвание к народу, где поднимал «братьев, спаянных кровью», к восстанию. Оно было отпечатано в огромном количестве и распространялось эсерами по всей России.

Перед самим дворцом тоже собралась толпа. После неоднократных требований разойтись командир дал приказ стрелять. Итоги «кровавого воскресенья» – 130 убитых и около 300 раненых.

За границей Гапона встречали как героя. Он предпринял попытки объединить под своим началом левые партии, но это, конечно, было смешно. Гапон составлял революционные воззвания, отправлял их в Россию. За книгу воспоминаний «История моей жизни» он получил довольно много денег. К тому же деньгами ему помогали разные партии.

Гапон стал посещать Монте-Карло, кутить… Появились и девочки…

О. Минор рассказывал, как они с Гапоном сидели на балконе гапоновской квартиры в Женеве и пришёл Ленин. Он отозвал Гапона, они пошептались, и Гапон, вынув из бумажника пачку денег, отдал её Ленину. Тот ушёл, очень довольный.

Воспользовавшись амнистией 1905 года, Гапон приезжает в Россию. Установив контакт с Департаментом полиции, он, получив 30 тысяч рублей, начинает создавать рабочие организации. Но ему не повезло: кассир сбежал с деньгами.