Дочь тумана и костей - Лэйни Тейлор

Понемногу начинали прибывать торговцы и уличные артисты со своими тележками, чтобы занять самые доходные места в городе. А в самом центре всего этого, перед потрясающим видом на пражский замок, находился огромный кукольник.

— Боже мой, он же великолепен, — сказала Кару, обращаясь к самой себе, потому что кукла сидела в одиночестве.

Она была в высотой под десять футов и довольно зловещего вида, с жесткими чертами лица и ручищами, напоминающие снегоуборочные лопаты. Кару заглянула за кукольника (тот был одет в огромный френч), но там тоже никого не было.

— Эй? Есть кто? — Позвала она, удивившись, что Сусанна оставила свое творение без присмотра.

И тут из самой куклы раздалось: "Кару!", и черные полы военного плаща раскрылись, как в индейском вигваме. Оттуда выскочила Сусанна.

И сразу же выхватила из рук Кару выпечку.

— Хвала господу, — с чувством произнесла она.

— Класс. Я тоже рада тебя видеть.

— Ммфф.

Вслед за ней показался Мик. Обняв Кару, он сказал:

— Я буду ее переводчиком. То, что только что прозвучало, на ее языке означает "спасибо".

— Правда? — преувеличенно недоверчивым тоном спросила Кару. — Это больше было похоже на фырканье лошади.

— Совершенно точно.

— Ммфф, — согласилась Сусанна, кивая головой.

— Это нервное, — сказал Мик.

— Все настолько плохо?

— Просто ужасно. — Зайдя за спину Сусанны, он наклонился, чтобы заключить ее в объятия. — Самый ужасный из всех ужасов. Она невыносима. Теперь твоя очередь. Я достаточно натерпелся.

Сусанна стукнула его, а потом взвизгнула, когда он зарылся лицом в ее шею и, целуя, издал страстные чмоканья.

У Мика были песочного цвета волосы и светлая кожа, бакенбарды и эспаньолка. Разрезом глаз намекал на предков, пришедших сюда с равнин Центральной Азии. Он был хорош собой и талантлив, краснел и, сосредоточившись, любил напевать. Он был сговорчив, но при этом с ним было интересно — замечательная комбинация. Он умел по-настоящему слушать, а не ждать, притворяясь заинтересованным рассказом собеседника, паузы, чтоб снова начать говорить (в отличие от Каза). А самое главное, он абсолютно обалдевал от Сусанны, которая, впрочем была такой же обалдевшей от него. Они были похожи на мультяшных персонажей — не хватало только сердечек вместо глаз — и наблюдая за ними Кару чувствовала себя одновременно глубоко счастливой и невероятно несчастной. Она представляла, что может видеть их бабочек — "Желудочниос бабочкос" — кружащихся в сладком танце новорожденной любви.

Что же касается ее самой, было все сложнее и сложнее представить себе что-нибудь порхающие у себя внутри. Больше, чем когда либо, она была одинокой. Эта пустота внутри как будто была отдельным организмом в ней, злым, насмехавшимся над ней за все то, чего ей никогда не суждено познать.

"Нет." — Одернула она себя. — "Узнаю. Я уже на пути к этому."

Когда Мик начал целовать шею Сусанны, улыбка Кару была искренней, но вскоре стала немного походить на улыбку мистера Картофельная Голова, такую же застывшую.

— А я упоминала, — сказала она, прочистив горло, — что принесла подарки?

Это сработало.

— Подарки! — Взвизгнула Сусанна, освобождаясь из объятий. Она начала подпрыгивать вверх-вниз и хлопать в ладоши. — Подарки, подарки!

Кару дала ей пакет. В нем лежали три мешочка, обернутые толстой коричневой бумагой и связанные бечевкой. На самом большом из них была визитка, напечатанная на пергаменте и гласящая "Мадмуазель В. Везеризак, АРТЕФАКТЫ". Мешочки были элегантны и имели последовательность. Когда Сусанна вынула их из пакета, ее брови показали себя во всей красе.

— Что это такое? — Сразу став серьезной, спросила она. — Артефакты? Кару! Под подарками я подразумевала сувенир из аэропорта или что-то типа того.

— Просто открой их, — ответила Кару. — Сначала самый большой.

Сусанна послушалась. И заплакала.

— Боже мой, боже мой, — шептала она, сгребая пену тюля к груди.

Это был балетный костюм.

— Его надевала Анна Павлова, когда выступала в Париже в 1905, — возбужденно сказала Кару.

Это было так весело — дарить подарки. В детстве у нее никогда не было Рождества или вечеринок в честь Дня Рождения. Но как только она стала достаточно взрослой, чтоб покинуть магазин и начать жить самостоятельно, она полюбила приносить маленькие безделушки для Иссы и Язри — цветы, экзотические фрукты, голубых ящериц, испанские веера.

— Хорошо, я понятия не имею о ком речь…

— Как? Она же была и остается самой известной балериной в мире.

Поднятая бровь.

— Ладно, проехали, — вздохнула Кару. — Она была знаменита своей миниатюрностью, так что это должно подойти тебе.

Сусанна развернула костюм, чтоб получше рассмотреть.

— Это… это… это… мне не хватает воздуха… — заикаясь, произнесла она.

Кару расплылась в улыбке.

— Знаю. Круто, правда? На блошином рынке в Ла Пуссэ есть женщина, которая продает винтажные балетные принадлежности….

— Но сколько это стоит? Ты, должно быть, выложила целое состояние…

— Цыц, — прервала её Кару. — Целые состояния разбазаривались и на более идиотские вещи. И к тому же, я ведь богата, не забыла? Сказочно богата. Неприлично богата.

В общем, благодаря счетам, которые Бримстоун открыл на её имя, Кару могла себе позволить дарить любые подарки. В том числе и себе. Один из таких, она сделала себе в Париже. Это тоже был артефакт, правда, никоим образом не имел отношение к балету.

Как только она увидела блеснувшие в витрине ножи, то сразу же поняла, что должна заиметь себе их. Это были китайские серповидные клинки, одно из её любимых оружий. Её собственные, остались с ее сэнсеем в Гонг-Конге, где она не бывала с тех пор как сгорели порталы. Как бы то ни было, те старые клинки не шли ни в какое сравнение с нынешними.

— Четырнадцатый век… — начала было уже набивать цену мадам Везеризак, но Кару это было не нужно. Ей казалось, что торговаться за такие клинки было просто кощунством, поэтому она, и глазом не моргнув, заплатила назначенную цену.

Каждый нож состоит из двух лезвий, два соединенных полумесяца, отсюда и название. Рукоять находится посередине и в действии мог наносить множество колотых и резаных ран, и, самое важное, блокировать противника. Полумесяцы были оптимальным оружием для борьбы с несколькими противниками, особенно, когда те вооружены длинными мечами. Если бы у неё тогда в Морокко были бы при себе эти клинки, ангел бы не одолел её так легко.

В оставшихся двух мешочках находились пуанты и миленькая шапочка с бутонами шелковых роз. И то и другое также служило реквизитом балетной сцены еще столетие назад.