Кровь Троянского коня - Антон Леонтьев

Первый из них, старик с изможденным лицом, подошел к проему, произнес непонятную тираду на своем языке и стал доставать из корзины один за другим золотые самородки и тусклые драгоценные камни. Уго, не отрывая глаз, следил за его действиями. Да и матросы, которые вначале испытывали робость, уже постепенно пришли в себя. Золото, которое окружало нас со всех сторон, завладело их душами.

Жрец, закончив свою еретическую молитву, швырнул бесценные дары в воды озера. За ним последовал следующий, который, как и предыдущий, доставал из корзины золотые предметы и со словами почтения кидал их в озеро. В этом, верно, и заключалась одна из церемоний индейцев.

Уго тем временем вертел головой и в нетерпении взирал на богатство, окружавшее нас. Его совершенно не занимал ритуал, которым были увлечены индейцы. Матросы тоже разбрелись по храму. Я остановился в недоумении перед одной из колонн, на которой находилась каменная статуэтка божества.

В очередной раз я убедился, что индейцы эти суть чудовища без сердца и со скверным воображением. Остается лишь повторить вслед за святым Франциском Ассизским: repari eam gentum nullum nomen habere quоd Deum et bonis animam signicent, что значит: не нашел я у этого народа слова для Бога и человеческой души.

Истинно, так и было! Статуэтка изображала некое подобие женщины с огромными грудями, оскаленной пастью и непропорционально большой продолговатой головой. При этом единственная когтистая рука росла у нее почему-то из середины живота. Вот, оказывается, каким монстрам поклоняются индейцы! Меня обуяло желание немедленно разрушить это диавольское изваяние. Я прибыл в Новый Свет, чтобы искоренить распространенную здесь ересь и сделать нехристей послушной паствой Господа нашего Иисуса Христа. И я был уверен, что должен сделать это во что бы то ни стало, даже ценой собственной жизни! Ибо не могу я допустить, чтобы эти несчастные по-прежнему находились в плену сатанинских иллюзий.

Жертвоприношение продолжалось, но никто из нас уже не следил за ним. Я заметил некоторое беспокойство среди жрецов, они о чем-то вполголоса переговаривались, а государь, стоявший в отдалении, молчал, опустив голову и вперив взор в золотой пол. Но о чем шепчутся эти нехристи и что они затевают?

Разгадка пришла немедленно. Мы стали свидетелями того, как несколько стражников привели молодую женщину, точнее сказать, еще девушку, прелестную в своем грехе и полностью обнаженную. Я видел, как Уго и его подручные вперили бесстыжие взгляды в ее плоть, я же, как это следует благочестивому христианину, отвел глаза в сторону. Но что намереваются дикари сделать с несчастной?

Ее положили на каменный алтарь, стоявший под парящим в воздухе изображением человеческого сердца. Несчастная не сопротивлялась, наоборот, как я понял, она воспринимала все как великую честь. Однако глаза ее были полузакрыты, а действия скованны, что позволило мне сделать вывод о том, что она находится под воздействием особого дурманящего разум и сковывающего волю вещества.

Один из молодых жрецов закрепил ее руки особыми кольцами, которые были в алтаре, а затем начал произносить странные и ранящие душу слова. Откуда-то стала доноситься неведомая музыка. Парящее в воздухе золотое изображение сердца начало светиться изнутри. Так и есть, индейцы эти знакомы с черной магией, и сейчас они устраивают страшный обряд. Я не хотел становиться свидетелем этого безбожия, но мне пришлось остаться.

Не успел я ничего предпринять, как в руке жреца сверкнул нож, выполненный из камня, что, однако, не мешало лезвию быть чрезвычайно острым и тонким. Он, занеся его над несчастной, что-то забормотал, его рука взметнулась и…

– Уго, останови его! – воскликнул я, понимая, что сейчас это чудовище вонзит нож в грудь несчастной. Однако проворнее брата моего оказался один из матросов, державший в руке арбалет. Не целясь, он выпустил стрелу, которая мгновение спустя попала в грудь жрецу. Тот так и не успел ударить ножом бедняжку, которая распласталась перед ним. Он выронил орудие и, схватившись обеими руками за грудь, стал оседать на пол.

Я был уверен, что матрос поступил правильно. В таком случае насилие было необходимо, да и, кроме того, убийство нехристя и поклонника Сатаны не может быть грехом и, наоборот, поощряется Церковью.

Жрец со стоном повалился на золотой пол, его смерть произвела странное воздействие на прочих индейцев. Они были поражены тем, что произошло. Государь их нахмурился, крикнул что-то на своем языке, и мгновенно двое стражников, которые притащили в храм девушку, схватили матроса, убившего жреца.

– Оставить его! – приказал Уго, вступаясь за солдата. – Это мой человек, кроме того, это подданный его величества испанского короля, вы не имеете ни малейшего права, нехристи, прикасаться к нему и причинять ему вред!

Жрецы, несмотря на то что Уго говорил по-испански и, соответственно, на неведомом им языке, казалось, поняли, о чем идет речь. Изможденный старик, указав на мертвого жреца, гортанно воскликнул нечто, а затем отдал короткое распоряжение стражникам. В этот раз никто не воспрепятствовал мгновенному жесту, стражник при помощи короткого ножа пронзил грудь бедному матросу, и кровь хлынула на золотой пол.

– Уго, сделай же что-нибудь! – сказал я. – Иначе они убьют его!

По приказу Уго другой матрос выстрелил в стражника, но промахнулся. Стрела попала в золотую плиту. В ответ стражник метнул нож, который вонзился в горло второму матросу. Я оцепенел. Как я и подозревал, мы находились в руках сумасшедших, поклоняющихся аду. Но что они сделают с нами?

Прежде чем я успел сообразить, один из жрецов издал истошный крик, на который по скрытой лестнице в храм стали набегать стражники. Намерения у них были явно серьезные.

– Мы уходим, – произнес мой брат. – И вы не посмеете нас тронуть!

По его команде мы, прикрываемые шестью или семью матросами с арбалетами, двинулись к центральной лестнице. Я ощущал ненависть и злобу, которые исходили от индейцев. Нам пришлось оставить двух наших мертвых товарищей. К своему ужасу, я видел, что один из жрецов, как умалишенный мясник, разделывает тела несчастных. Мне стало дурно. Видимо, они собирались потрапезничать человеческим мясом.

Мы были у самого подножия лестницы, индейцы по-прежнему лежали ниц, хотя прошло никак не менее часа с того момента, как началось это странное действо. Нам оставалось только одно – удалиться так же, как мы и пришли. И оставить все здешнее золото в целости и сохранности.

– Мы еще вернемся сюда, – проскрипел зубами Уго. – Я возьму всех матросов, которые есть на кораблях, и мы вернемся в этот город людоедов и превратим его в сплошные головешки. И мы разрушим их алтари, Арман!

– Церковь благословляет тебя на это, Уго, – ответил я. – Мы не можем терпеть людоедство и кровавые оргии, это противно нашей милосердной религии.

Но индейцы вовсе не собирались отпускать нас восвояси, и мы в этом тотчас убедились. На верхней ступеньке лестницы появился государь, который рыкнул на всю площадь. Мгновенно индейцы, плашмя лежавшие на площади, подняли головы, устремив взоры на своего повелителя. Царь племени произнес несколько фраз, причем тон его был далеко не самый дружеский. Мы тем временем пытались уйти по коридору, проложенному среди лежащих на земле дикарей.

Внезапно все изменилось. Индейцы, все как один, вскочили на ноги и уставились на нас. Я чувствовал, что они желают нам зла, и принялся молиться, призывая на помощь покровителя своего, святого Франциска.

Еще один короткий призыв, и индейцы бросились на нас. Матросы пытались стрелять из арбалетов, кто-то даже выстрелил один раз из ружья, это испугало индейцев, точнее, нескольких из них, но их были сотни, скорее даже тысячи, и наша крошечная группка не могла противостоять натиску этих нечестивцев.

Уго, обнажив шпагу, пытался сопротивляться, но вскоре нам пришлось признать поражение. Индейцы схватили нас и отобрали оружие. Мы оказались у них в плену.

Удовлетворенный этим, индейский монарх крикнул что-то, и появившиеся стражники грубо заставили меня снова подниматься наверх. Уго они тоже пинками указали на то, что он должен следовать к вершине храма. Матросы остались внизу. Я подчинился грубой силе и, уже достигнув последней ступени храма, обернулся на мгновение. Я увидел, что эти чудовища устроили невыносимое пиршество прямо на площади. Они лишили нескольких матросов жизни и делили их тела на части, как мерзостные демоны, а не люди.

Мы снова были приведены с моим братом в помещение храма. Перед колоннами с изображениями их божеств уже лежали два человеческих сердца, которые были вынуты из груди мертвых матросов. Я заметил, что и девушка, из-за спасения жизни которой все, собственно, и произошло, тоже уже мертва.