Виконт-бродяга - Лоретта Чейз

Мистер Лэнгдон запустил длинные изящные пальцы в уже и без того взъерошенные каштановые волосы, доведя простой беспорядок до состояния полного хаоса. Растрёпанные вихры и отсутствующий взгляд придали его облику ещё большую, нежели обычно, романтичную поэтичность в глазах нескольких стоящих поблизости дам — обстоятельство, о котором он даже не подозревал, равно как и о существовании самих леди. Не мог он знать и о том, что его лежащие в беспорядке пряди вкупе с рассеянным выражением лица вызывали у женщин желание приласкать его.

Джек знал лишь то, что он протискивался сквозь толпу поклонников мисс Пеллистон — казалось, становившуюся всё огромнее с каждой минутой, — и уже было собирался попросить оказать ему честь в виде танца, когда некое безобразное старое животное грубо отпихнуло его прочь.

Джек Лэнгдон не был по природе вспыльчив. Как и Макса, его изводили всё детство. Но в отличие от первого, он не пытался бунтовать, убегая в буквальном смысле. Вместо этого Джек искал прибежища на страницах книг. И мисс Пеллистон нравилась ему чрезвычайно потому, что общение с ней походило на погружение в книгу… определённо, притягательную, но в то же время надёжную, спокойную, приятную, не требующую от него напряжения душевных и физических сил.

Однако в настоящий момент он был просто убийственно неспокоен. Глядя на лорда Броуди, ведущего юную леди к танцующим, мистер Лэнгдон ощутил доселе незнакомое стремление совершить жестокую расправу. К счастью для общественного спокойствия, лорду Рэнду удалось утихомирить друга, пообещав, что мисс Пеллистон будет танцевать с ним мазурку [52].

Правда, на жертву эту виконта подвигла не одна только жалость к приятелю. Ему вдруг пришла в голову мысль перейти к решительным действиям вместо того, чтобы умирать с тоски, болтаясь по жаркому и душному бальному залу, наполненному теми же самыми скучными людишками, встречавшимися виконту на каждом из длинной вереницы жарких и душных балов. Это объяснение казалось более приемлемым, нежели то, что ему просто отчаянно хотелось оказаться как можно дальше от розового шелкового платья.

— Видишь ли, Джек, я вот только вспомнил, что уговорился о встрече, — начал объяснять Макс. — Беда в том, что я уже пригласил мисс Пеллистон, а Луиза снимет с меня голову, если я посмею её бросить. Будь другом, подмени меня? Думаю, мисс Пеллистон будет довольна.

Лорд Рэнд не кривил душой. Он был уверен, что общество Джека для юной леди гораздо предпочтительнее, чем его собственное… а сам виконт, к слову, предпочитал общество леди Дианы. По сути, он не мог взять в толк, почему так и не пригласил леди Диану на чёртову мазурку. Наверное, безотчётно понимал, что не задержится здесь надолго, и потому лучше пригласить того, кто не станет по нему скучать.

Возможно, помыслы лорда Рэнда были не столь чисты, как полагалось бы. В любом случае это уже его сложности. Мистер Лэнгдон же, вознаграждённый ужином с книгой в обличье приятнейшей молодой леди, мгновенно вернулся в привычное состояние рассеянной безмятежности.

Пока мистер Лэнгдон приходил в себя после несвойственной ему вспышки ярости, мисс Пеллистон терпеливо сносила высокопарные покровительственные нотации от бывшего жениха. Нотации сии были бы совершенно невыносимы — ибо покровительствующий Броуди выглядел не слишком-то приятно, — если бы не доставляли ей столь огромного облегчения. Очевидно, барон полагал, что выкупленная у сводницы молодая женщина не имела к ней никакого отношения.

Разумеется, Кэтрин не могла выказывать облегчение. Ей полагалась изобразить потрясение при вести о низменных развлечения лорда Рэнда. И коль скоро пороки виконта немало печалили Кэтрин — как, впрочем, и любую другую благомыслящую леди на её месте, — сделать это не составило бы особого труда, если бы только поступки, преподносимые лордом Броуди со столь постной миной, в точности не повторяли его собственные увеселения.

Утончённый ум не приемлет лицемерия. Подобное же фарисейство из уст чванливого пьяницы, который слыхом не слыхивал об изречении мистера Браммела о чистой одежде, мыле и горячей воде, не только неприятно, но и обнажает крайне дурной вкус. Кэтрин почувствовала отвращение. Она бы немедля бросилась на защиту лорда Рэнда — охваченная пылом праведной борьбы против лицемерия, разумеется, — если бы не вспомнила замечания мисс Флетчер о том, что справедливое негодование должно идти рука об руку со здравым смыслом.

Пришлось Кэтрин сделать вид, что она потрясена и огорчена. Ей даже удалось выдавить из себя слова благодарности лорду Броуди за его благонамеренные предостережения. Когда с этим испытанием было покончено, она начала пробираться сквозь толпу, выискивая в череде лиц лорда Рэнда, но нигде не находя его. Заиграли мазурку, и подле неё возник мистер Лэнгдон, рассыпаясь в извинениях за внезапный уход друга и выразив надежду, что мисс Пеллистон не будет разочарована, если Джек его заменит.

Сказав себе, что нисколечко не разочарована, Кэтрин тепло улыбнулась ему. Беседа с мистером Лэнгдоном всегда действовало на неё успокаивающе, а теперь и подавно — после эмоциональной встряски в виде общения сперва с властным, необузданным виконтом, а затем с изображающим из себя покровителя немытым развратником бароном.

Единственное затруднение заключалось в том, что Кэтрин хотелось выговориться, выразив презрение к ханжескому лицемерию лорда Броуди и облегчение от того, что вынести пришлось лишь притворную святость, а не насмешки и оскорбления. Но к несчастью, довериться она могла только своему сообщнику.

— Вот видишь, Диана, я же тебе говорила, — с горечью произнесла леди Гленкоув. — Он обращает на тебя не больше внимания, чем если бы ты была вешалкой. А впрочем, это было бы как раз по тебе: бесконечно стоять на одном месте, не раскрывая рта.

— Да, мама.

— Вы только послушайте: «Да, мама» — и продолжает поступать как знает. Таких непокорных дочерей свет не видывал. — Леди Гленкоув привычным жестом аккуратно приложила к глазам платок.

— Мама, он ушёл. Не могла же я выскочить из дома следом.

— Он бы не стал уходить, странное ты дитя, выкажи ты хоть капельку интереса. Он выразил восхищение твоей внешностью, и за одно это ты уже должна быть благодарна. Кому ещё нужна такая амазонка? — пожаловалась графиня, будто дочь умышленно вымахала такого роста, только чтобы досадить ей.

— Мой рост едва ли моя вина, мама, — ответила леди Диана с нотками раздражения в голосе.

— Что меня беспокоит, так это твои манеры. Если ему нравится твоя внешность, ты должна извлечь из этого пользу. А не стоять немой статуей, переложив на мои плечи обязанность вести беседу. Ты не глупая девочка, Диана. Так зачем позволяешь ему считать тебя таковой?