Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле - Мартти Ларни

— Я испытываю лютый голод, — перебил Джерри. — Со времени последнего принятия пищи прошел исторический период.

— Ты прав: наш мускульный механизм нуждается в калориях. Ощущение голода на этот раз не может повергнуть нас в отчаяние, коль скоро у меня в кармане имеются две бумажки, каждая в один доллар. Они порождают известное чувство удовольствия, становятся теоретической основой хорошего настроения, сущностью достоинства, если позволено будет мне употребить такой термин.

Джерри слушал его, как свинья гром, и ничего не отвечал. В этот момент их глазам открылось гигантское рекламное панно: «ЛУЧШИЕ В МИРЕ КОТЛЕТЫ».

Зрительное восприятие мгновенно отправило депешу органам вкуса. Слюнные железы начали отплясывать веселую польку, заставляя ноги двигаться поживее. Джерри забыл о чувстве солидарности: он мчался вперед, оставив Бобо далеко позади. Он оглянулся всего раза два. Бобо шел под парусами своих плакатов, издали напоминавших торжественное облачение католического епископа.

У подножия гигантского панно был беспечно брошен кузов старинного автобуса, переоборудованный под ресторанное предприятие современного типа. Посетители получали порции пищи через окно, ибо в автобусе помещался только маленький стол, бачок для мытья посуды, переносная кухня, а также греческого происхождения хозяин со своей дочерью, которые теперь с любопытством взирали на двух бродяг.

— Четыре котлеты и кофе! — крикнул Джерри.

Ресторанщик сразу принялся хлопотать, а его, дочь, которая служила фирменной вывеской торгового предприятия отца, высунула голову из открытого окошка и стала развлекать клиента. У нее были исключительно красивые глаза, полученные ею в подарок к первому дню рождения и впоследствии вставленные в рамку модных очков. Она была в том возрасте, когда ежеминутно восклицают «ах» и «ой» и когда жизнь «ужасно хороша» и «чертовски романтична». Она была красива, но, по мнению Джерри, была бы еще прекраснее, если бы молчала.

— Куда ты держишь путь? — спросила девушка у Джерри и обнажила свои ровные искусственные зубы.

— На запад…

— А где же твоя машина?

— В ремонте…

— Ужас! До запада ведь так далеко! Меня зовут Ира. А тебя как?

— Гарри Купер… Пойдешь за меня замуж?

Длинные ресницы девушки, словно маленькие венички, быстро подмели изнутри стекла очков.

Взглянув украдкой на отца, она ответила шепотом:

— Я не могу бросить папу. Я должна помогать ему. Это глупо, конечно. Я ненавижу работу. Когда ты получишь свою машину?

— Завтра.

— Ой! Конечно, я бы уехала с радостью! А у тебя много денег?

— Никогда не считал.

Джерри готов был продолжать, но в это время под окном появился Бобо, пыхтевший, как паровоз, под тяжестью рекламных щитов.

— Девочка! Сколько отсюда до Нового Парижа?

— Не знаю. Я должна спросить у отца.

— Шесть с половиной миль, — ответил греческий кулинар, вытирая жирный пот с лысины.

Коротенький совершенно лысый хозяин ресторана подал путникам мастерские произведения своего искусства и поклялся богородицей, что в его котлетах никогда не бывает ни конины, ни свиной печени. Он остался наблюдать за трапезой клиентов, поглядывая, между прочим, на запятнанное облачение Бобо.

— Господа, вы, вероятно, республиканцы?

— Вы угадали, — ответил Бобо.

— В этих местах живут преимущественно демократы. Однако Новый Париж всегда был оплотом республиканцев.

— А вы демократ? — спросил Джерри в свою очередь.

Ресторанщик развел руками и ответил с хитринкой:

— Я только коммерсант. Хочу со всеми быть в хороших отношениях. Демократ для меня такой же клиент, как и республиканец, а республиканец такой же, как и демократ.

Котлеты были вкусны, но, узнав их цену, Бобо чуть не заболел. Он повертел-повертел в руках счет и наконец с трудом выговорил:

— Как это возможно? Три доллара!

— Господа, — ответил хозяин, — я охотно вам объясню. Во-первых, я использую только чистое, доброкачественное сырье. Будь я нечестным торговцем, как все другие трактирщики на этой дороге, я бы хитрил: собирал по утрам у обочины шоссе задавленных зайцев, барсуков, сурков, собак и фазанов и пускал бы их в котлеты. Тогда бы я мог продавать еду не дороже, чем мои конкуренты. Но я не могу унизиться до такой степени. Во-вторых, это место историческое. Как раз вот тут у автомобиля Мэри Пикфорд спустила шина, и ей пришлось целых три часа дожидаться приезда мастера. Это произошло третьего сентября тысяча девятьсот девятнадцатого года. И, в-третьих, самый автобус, из которого сделан мой ресторан, тоже исторический. Именно в этом автобусе был пойман всемирно известный гангстер Диллингер. Принимая во внимание все названные обстоятельства, три доллара за четыре котлеты и два кофе — просто до смешного дешево.

— У меня только два доллара, — ответил Бобо покорно.

— У Гарри есть деньги, — заметила девушка.

— У какого Гарри? — спросил отец.

— У Гарри Купера, папочка.

— Конечно, я тоже полагаю, что у него есть, — сказал Бобо, — но у нас, к сожалению, больше нет.

После короткого совещания они все же пришли к замечательному соглашению. Бобо обязался нести на переднем щите, поверх избирательного плаката, скромную афишу трактирщика: «Котлеты Грегори Каллимахоса известны во всем мире». Избирательный лозунг, начертанный у него на спине, был настолько густо залит томатным соком, что уже никто не смог бы разобрать текста. Отойдя на десять бросков камня от исторического автобуса Каллимахоса, Бобо снял свой картонный футляр и предложил Джерри понести его. Но хиропрактик решительно отказался вмешиваться в политическую борьбу.

— Веревка сильно натерла мне плечо, — сказал Бобо. — Я ощущаю боль, а так как боль теоретически является основанием дурного настроения, меня чрезвычайно злит, что ты не помогаешь мне. Понеси хотя бы пять минут.

Джерри поставил рекламное сооружение на парапет, ограждающий дорогу, оглянулся кругом и спихнул ненавистную обузу вниз, в неглубокий овраг. Затем он схватил Бобо за руку и сказал с облегчением:

— Колумб решил бы эту проблему точно так же.

Лицо психолога просветлело, и он почти закричал:

— Джерри! Ты великолепен! Ты освободил меня от давящего чувства. По правде говоря, я испытывал адские муки, волоча на себе эти тяжелые доспехи. Это была не первичная биологическая реакция, но сознательно благоприобретенная и очень осложненная эмоция, которая находилась в тесной связи с вытесненной деятельной тенденцией моей умственной жизни.

Джерри молчал, придумывая ответ. Широкая дорога влекла вперед. Время от времени они выставляли большие пальцы, но автомобили проносились мимо. Наконец одна старинная легковая машина, того же года рождения, что и Бобо, затормозила и остановилась, поравнявшись с ними. Из машины вышел плечистый мужчина средних лет, лицо которого покрывала борода золотоискателя.

— Куда, вы направляетесь? — спросил он бродяг.

— В Новый Париж, а то и дальше, если вам по пути, — ответил Бобо.

— Дальше не по пути, — сказал проезжий. — Откуда вы идете?

— Из Нью-Йорка.

Мужчина оглядел одежонку Бобо и Джерри, сунул руку за пазуху и, внезапно выхватив пистолет, проговорил сквозь зубы:

— Если вы задумали грабеж, то ошиблись, голубчики.

— Нет, что вы, сэр, — ответил Бобо с дрожью, — мы честные люди. Мы никому не делаем зла. Если вам будет угодно подвезти нас, всевышний вас благословит.

— Значит, у вас нет денег?

— Ни цента, сэр.

— А есть у вас какая-нибудь специальность?

— Мы профессора, сэр.

Мужчина спрятал пистолет за пазуху и сказал:

— Это объясняет все. Садитесь на заднее сиденье.

Доедете до Нового Парижа.

Машина со стуком и скрипом покатила. Джерри то и дело подскакивал от острых уколов в седалище, потому что пружины заднего сиденья были поломаны и сквозь протертую ткань обшивки высовывались их концы, точно острые стальные шилья.

— Сегодня в Новом Париже большой день, — проговорил водитель машины.

— Да, разумеется, — отозвался Бобо, готовый через минуту увидеть оживленную избирательную рекламу и толпы демонстрантов.

— Новый Париж — хороший город, — продолжал хозяин, — его жители — благочестивые люди.

— Республиканцы, не так ли?

— Да, конечно, и богобоязненные. В городе имеется шестнадцать церквей.

— А сколько жителей? — поинтересовался странствующий рыцарь психологии.

— Около шестисот человек. Немного меньше. Мы не терпим неправды.

Возникла минутная пауза, плодотворная, творческая пауза. Затем с переднего сиденья было передано важное сообщение:

— Все окрестные фермеры сегодня прибудут в Новый Париж. Это для нас большой день.

— Счастье, что сегодня такая прекрасная погода, — заметил Джерри.

— Погода не имеет никакого значения, — ответил водитель. — Только дух, дух Живого Бога.

— Ну, это несомненно! — сказал Бобо и совсем уже перестал бояться пистолета, спрятанного за пазухой у фермера. — Без духа невозможна никакая жизнь.