Медь Химеры - Пирс Энтони

А утомительный день все тянулся и тянулся. Тем кто думал, что война — великолепное зрелище, следовало бы сейчас оказаться здесь!

Генерал Лестер Крамб расположил свою армию для отражения большой атаки наступающей кавалерии. Он не знал, почему он был так уверен в этом, но чувствовал, что на этот раз канцийцы будут настоящими. Настоящими, со смертью, которую они несли и всеми своими силами и способами желали это осуществить.

Стрела чуть было не угодила в него и со стуком ударилась в скалу. Эта стрела уж точно была настоящей. Их встретили на равнине за грядой холмов. Невежественные армии, как сказал бы Джон Найт. Невежественные армии, столкнувшиеся в жаркой схватке на исходе дня.

Лес обнажил меч и сражался с канцийским солдатом. Враг оказался очень искусным бойцом, и Лес делал все, что мог, чтобы не проиграть ему. Второй канциец быстро подоспел на помощь первому и ранил Леса ранение в руку повыше левого локтя. Лестер вздрогнул от боли, почувствовал дурноту и ослаб — все за одно мгновение. Он открыл рот, чтобы закричать, и в этот момент первый канциец сделал резкий выпад.

Ему едва удалось чертыхнуться, когда лезвие меча пробило крепкую броню и глубоко проникло в его грудь. Он упал, но странно, что его мысли были об отце и о том, что он, должно быть, переживает сейчас в соседнем королевстве.

— Командир, командир! — прокричал чей-то голос ему прямо в ухо. Но к этому времени, Лестер слышал уже все так, как будто был далеко-далеко отсюда. Стук копыт, удары, крики, звон мечей — все изменилось для него, словно это был всего лишь гомон толпы или лепет лесного ручейка.

Звуки становились слабее, стали тихими, потом все тише и тише.

Джон едва ли могла долго думать о войне. Она была слишком озабочена состоянием Хелн и тем, что с ней творилось. Что же происходило? Джон очень хотела бы это узнать. Каждое утро жена Келвина ощущала дурноту и тошноту, и это была вовсе не обычная тошнота, которая бывает по утрам у беременных. Ее рвало так сильно, что иногда в ее рвоте появлялись капельки крови, а Джон это вовсе не казалось нормальным.

Джон, когда она смотрела на бледное лицо Хелн, ковырявшейся в подносе, уставленном причудливой изысканной дворцовой пищей, жалела о том, что она никогда по-настоящему не чувствовала себя девушкой. Она и впрямь не ощущала себя ею, пока не познакомилась с Лесом. Когда она росла, то избегала всех женских дел. В искусстве лазанья по деревьям, метания камней из пращи по мишеням она преуспевала все больше и больше, как и в ловле рыбы удочкой — способом, который больше всего нравился ее отцу, — это были ее дела, ее занятия. Мягкие девичьи интересы и особенно все то, что касалось интересов девушек к юношам, Джон с презрением отвергала. Она никогда не носила платьев, если могла этого избежать, а ее интерес к младенцам был нулевым. Теперь, став женщиной, взрослой женщиной, она ощущала нехватку всего этого.

Была ли разница между круглоухими и остроухими, когда речь шла о рождении детей? Джон никак не могла это узнать. Сколько круглоухих женщин было здесь, в этом измерении? Хелн была единственной, кого она знала, хотя в маленьком отряде круглоухих Джона Найта были и две женщины. Две женщины с круглым; может быть, у них появились дети. Джон жалела, что не знакома ни с одной из них.

Хелн сдавленно вздохнула, поднялась со стула и побежала в ванную. Снова ей плохо, и прихватило ее всерьез. Если так и должна протекать нормальная беременность, Джон совсем не хотела такой участи!

Джон подобрала с тарелки Хелн апельсинолимон и понюхала его. Плод пах прекрасно. Она не могла поверить, что именно от него Хелн стало так плохо. Но просто на всякий случай, вдруг так и могло быть — Джон съела плод и нашла его хорошим, сочным и приятным на вкус. Она вытирала с губ желтый сок, когда возвратилась Хелн; вид у нее был бледный и изможденный.

— Хелн, я беспокоюсь за тебя, — сказала Джон, когда жена ее брата снова села на стул. — Тебе последнее время становится плохо каждое утро. Я не думаю, что это из-за пищи; я только что ее попробовала.

— Все пройдет, — сказала Хелн почти безразличным голосом.

— Да, но когда? Тебе надо подумать о ребенке, Хелн. Это может оказаться для него не очень хорошо.

Хелн безучастно смотрела из окна на садовника, работающего на клумбе с тюльпаниями и настурцанами. Цветы в это время года были действительно прекрасны, их красные и белые цвета, голубые и белые бутоны служили утешением для глаз. Она ничего не отвечала Джон.

Вот что! Приведу-ка я доктора Стерка, чтобы он прописал ей что-нибудь от рвоты.

Но затем пришла тревожная мысль: а можно ли доверять доктору Стерку и его лекарствам? Судя по тому, как он себя вел, Джон не была уверена в этом.

Джон думала об этом все время, пока солнечный свет наползал на цветочные клумбы и не начал ярко светить в окна, а птицы запели. Она беспокоилась об этом все утро, а беспокойство было вовсе не в ее духе. И прежде чем она нашла ответ на эти вопросы, наступил день. Самое странное во всем этом было то, что сама Хелн не волновалась; фактически она, казалось, вообще ничем не интересуется. Что с ней случилось?

Ответа на этот вопрос не было. Хелн снова была в королевской ванной комнате, ее рвало.

Глава 13. Стапьюлар

— Отец! Кайан!

Они обнялись, в погребе химеры, пока чужеземный охотник смотрел на них. Как постепенно начал понимать Келвин, лучше всего Стапьюлару удавалось именно просто смотреть на кого-нибудь или куда-нибудь.

— У тебя снова твой пояс, сынок! И оружие Маувара! И твои перчатки! Даже твой меч!

— Да, отец. И не очень-то много пользы они мне пока что принесли! Я попробовал применить оружие Маувара, но оно не дало никакого эффекта. Химера могла бы все забрать у меня, но она пренебрегла этим и не стала утруждаться.

Джон Найт тяжело вздохнул.

— Да, это что-то значит, быть пленником существа, которое не боится нашего оружия.

Кайан ткнул пальцем в Стапьюлара.

— Химера должна бояться таких, как он. Они приходят сюда, чтобы убить ее.

— Да, видимо, приходили. Но, вероятно, никогда больше не придут. Как же вас поймали?

— Когда мы возвращались за тобой, — сказал Кайан. Келвину показалось, что брат раздражен этим вопросом. — Мы подумали, что ты попал в неприятности. — Из вежливости он не стал упоминать о том, что Келвин поступил так по своему собственному выбору.

— Вы были правы, — признал Келвин. — Химера — это для меня уже чересчур. Химера для меня слишком сильна.

— Она для всех чересчур сильна, — сказал Кайан. Он, правда, не сказал, что это было ясно с самого начала.