Правило крысолова - Нина Васина

– Идиотом меня обзывать, кстати, особой нужды не было, – заметил, раздеваясь, Ладушкин.

– Извини. – Про себя я отметила, что небольшой спектакль, экспромтом разыгранный для вязальщицы, сделал нас почти родными.

– И не надо строить насчет меня больших планов…

– Извини.

– Не перебивай. Особого опыта эротического отдыха в подобного рода гостиницах у меня нет…

– Извини.

– За что?! – повысил голос инспектор, запутавшись с галстуком.

– За мой опыт эротического отдыха! – повысила я голос, запираясь первой в совмещенном рае.

Чистая, с мокрыми волосами, почти счастливая, я вышла из ванной и обнаружила Ладушкина, понуро сидящего на стуле в ожидании. Он основательно разделся. На нем остались только носки, семейные трусы в горошек и гипсовый воротник на шее.

– Могла бы и пропустить первым, – буркнул он. – Два дня жил как бомж.

Волоча сине-багровую, опухшую над коленом ногу, он дохромал до двери, закрыл ее на ключ и утащил его с собой в ванную.

Так, да? Ладно… Я осмотрелась. Ничего не стоит выбраться в окно (если удастся отколупать столетние залежи краски на рамах) и спуститься по водосточной трубе вниз. А зачем?

Раскидав подушки по кровати, я решила часик отдохнуть, дать просохнуть волосам и наметить план действий. Наволочки пахли хлоркой…

Проснувшись в сумерках, отыскиваю глазами на стене фотографию. Не обнаружив ее, долго изучаю картину-вышивку, на ней голубые лебеди плавают в пруду по багрово-красной полоске заходящего солнца на фоне коричневых руин замка. Вспоминаю, где я. Ищу источник странных звуков. Вот он, рядом. Разглядываю вибрирующую нижнюю губу Ладушкина, которая при вдохе, сопровождаемом мощным всхрапом, прилипает к зубам, а на выдохе дергается расхлябанным клапаном, издающим прерывистый свистящий звук.

Отследив с десяток всхрапов-выдохов, я проснулась окончательно, осторожно сползла с кровати и постаралась бесшумно одеться. Некоторое время занял приблизительный поведенческий анализ Ладушкина, спокойно храпящего на кровати. Куда он мог засунуть ключ от двери? Осторожно приподнимаю покрывало. Потрясающе. Он снял трусы! Теперь он совсем голый, если не считать гипсового воротника на шее. Иду в ванную. С мокрых трусов и носков капает. Он повесил их на перекладину для полиэтиленовой занавески, потому что веревка, натянутая над ванной, обрезана и болтается коротким концом вдоль стены. Осматриваю мыльницу и бачок унитаза. Потом – его туфли, брюки, пиджак. Так, на всякий случай, ощупываю куртку. О! Ладушкин прихватил пистолет.

Ладно, не следует отвлекаться. Пора убедиться, насколько я интуитивно подготовлена для жизни в условиях господства примитивных особей. Как только я увидела Ладушкина рядом с собой на кровати, то подумала, что ключ он засунет в гипс, а ванную и одежду осматривала на всякий случай.

Присаживаюсь на кровать и наклоняюсь над головой инспектора. Голова эта запрокинута назад, потому что на подушке Коле было бы лежать с гипсом неудобно. Осторожно просовываю палец в раструб гипса. Вот она! Поддеваю ногтем веревочку и тяну к себе. Думаю, назовет ли румяная вязальщица подобное обращение Ладушкина с веревкой из ванны порчей имущества? Коля перестал храпеть, и на несколько секунд мы оба замираем, не дыша, и голого инспектора отделяет от меня, нависшей над его головой, только накрахмаленная ткань покрывала. Потом Ладушкин счастливо улыбнулся и вдохнул с громким всхрапом, а я выдохнула с облегчением.

Стараясь не приводить в движение сетку кровати, нашариваю на полу сумочку, достаю маникюрный набор и разрезаю ножницами крепко завязанную морским узлом веревку. Снимаю ключ, сползаю с кровати, укрываю голые ступни Ладушкина краем одеяла. Удачу омрачает только оглушительное, как показалось в тишине, клацанье замка.

На улице, застыв в мелком моросящем дождике, я понимаю, что проспала почти три часа и время потеряно, а обстоятельства усложняются накатывающими сумерками, которые скоро перейдут в кромешную тьму, и отсутствием транспорта. Мои надежды на частников испарились, как только первый же остановленный автомобилист в ответ на предложение съездить в Овечкино и обратно покрутил пальцем у виска.

Минут двадцать я честно упрашивала всех попадающихся на дороге у гостиницы автомобилистов прогуляться в дождь по грунтовым дорогам к монастырю под Овечкином, потом озверела. Прислушавшись к нарастающему внутри себя напряжению, успокоив дыхание и перестав мысленно обзывать этих… всякими прозвищами, я деловым шагом прошла к автостоянке у вокзала. Выбор оказался более чем убогим. Шесть автомобилей и один дряхлый автобус.

Сначала я убедилась, что никто из владельцев двух «Запорожцев», старинной «Волги», послевоенной «Победы» и двух ржавых «Москвичей» не забыл впопыхах ключи в зажигании. И уже достала складывающуюся металлическую указку, как у подъехавшей «Нивы» открылась передняя дверца, выглянул веселый Ладушкин и назвал статью, которая полагается за угон автотранспорта.

Я понуро обошла «Ниву», села рядом с ним и поинтересовалась, как он себя ощущает без трусов?

Ладушкин задумался.

– Меня больше беспокоит отсутствие носков, – заявил он, перестав улыбаться.

– Где вы взяли машину? – Я старалась быть официальной, «ты» испарилось.

– Профессиональная взаимовыручка. Милиция есть везде. Я вам больше скажу, Инга Викторовна. Отделаться от меня вам так просто не удастся. Если я не верну машину до восьми утра, отряд особого назначения «Собинка» отправится по указанному мною маршруту на поиски в полном боевом снаряжении.

– Что вы говорите? – Я старательно изобразила ужас на лице. – «Собинка»?! Боже мой, я пропала! – И добавила устало: – Никто из боевых коллег не пожертвовал вам носки?

– Поймите. – Похоже, терпению Ладушкина нет предела. – Я ведь ринулся к вокзалу в чем был! Запасных трусов и носков с собой не ношу. А если бы я их не постирал в гостинице, с вами бы случился обморок, это точно. Два дня ведь бегал в поту! Стыдно, знаете ли, ложиться в таких трусах в постель с девушкой.

Тут я заметила, что по ходу нашей содержательной беседы мы уже проехали мост и выехали за город.

– Давайте говорить глупости, – предложил Ладушкин, тоже перейдя официально на «вы». – Во сколько лет вы решили заняться сексом с мужчиной?

Я фыркнула.

– Не хотите о глупостях? – не обиделся он. – Можем поговорить о деле. Вот, к примеру, мне очень интересно знать, когда вы познакомились со своим любовником и при каких обстоятельствах.

Я опять фыркнула.

– А вы знаете, что ваш женатый Ромео имеет двоих детей, место заведующего кафедрой в медицинской академии и чин майора? За особые заслуги перед Родиной три года назад награждался именными часами. А год назад серебряным портсигаром с зажигалкой в паре к нему.

– Ну и что? При чем здесь чины, работа, награды? Этот человек вызывает во мне самые пронзительные эротические фантазии!

– Не будем о глупостях. Фантазии… У меня он вызывает чувство брезгливости. Ваш любовник, не задумываясь, в перерывах между воплощениями ваших эротических фантазий обыщет сумочку или сделает слепок с ключа.

Я застыла.

– Видели это? – Инспектор протягивает руку. На раскрытой ладони лежит зажигалка. – Я подобрал ее в холле банка, как раз перед тем, как ваш оператор напал на меня на улице.

– Он… Павел не курит.

– А это и не обязательно. Не знаю, что там у него скрывается в портсигаре, а зажигалкой можете побаловаться. Смелее! Вы говорили, что умеете обращаться с фототехникой.

Осторожно беру зажигалку с его ладони. Разглядываю крошечный объектив. Поддеваю маникюрными ножницами корпус, открываю его. Закрываю с легким щелчком. На корпусе зажигалки выгравировано: «П.А. от напарников по службе и экстриму». Выдыхаю с отчаянием:

– Фотоаппарат…

– Но самое обидное не это, – продолжал Ладушкин, напряженно следя за дорогой. Мы тащимся не больше пятидесяти в час. – Обидно, что к сорока пяти годам почти все хорошо себя проявившие федералы в награду за профессиональное рвение вдруг получают задание, так или иначе связанное с большими деньгами. И что характерно! Дело это останется нераскрытым, уйдет в архив, а герой-федерал – на пенсию. А там, глядишь, домик построил, трем любовницам купил по машине и форму поддерживает на кортах – аренда по пятнадцать долларов в час.

– Ладно, – сдалась я. Меня добило его предположение о трех любовницах. – Он снял слепок с ключа от сейфа Ханны, который я спрятала в ванной на дне корзины с грязным бельем.

– А если я скажу, что он этим слепком поделился не только со своим федеральным начальством, вы не очень огорчитесь? – невозмутимо спросил Ладушкин.

– Нет. Я подумала в банке, что он передал фотографию этого слепка Лопесу с Хогефельд.

– Сначала – Лопесу и Хогефельд! – со значением повысил голос Ладушкин. – Значит, вы так подумали, и что? Никаких выводов не сделали?