Перелистывая годы - Анатолий Алексин

Иные, не пережившие, к их счастью, сталинскую эпоху или пережившие, но случайно не попавшие в эпицентр кошмара, полагают, что репрессиям подвергались лишь наркомы, штатские и воинские начальники, партийные функционеры или, уж по крайней мере, интеллигенты. Так вот… Через стенку, по соседству с камерой отца, томились… десятиклассники, дети. У них в школе был топографический кружок, они рисовали карты, а в километрах двадцати от школы находился аэродром — и детей обвинили в шпионаже. Десятиклассники получили по десять лет тюремного заключения (с учетом юного возраста, а то бы…). Не щадили не только интеллигентов (их, я думаю, в первую очередь!), но и рабочих, колхозников — и вообще никого не щадили. Вот и отец Зои Федоровой, потомственный пролетарий, рабочий Путиловского завода, тоже был арестован… за контрреволюцию.

И вдруг, на одном из правительственных приемов, к кинозвезде с бокалом подошел Берия:

— Давайте выпьем за то, что справедливость у нас всегда побеждает: вашего отца мы оправдали — и он завтра будет уже дома. А клеветникам воздадим по заслугам!

— Как мне вас благодарить?!

— Благодарить не надо… А если придете на семейный ужин в честь моего дня рождения — это будет подарком!

Таким примерно был разговор.

В день рождения того, кто лучше бы не рождался, Зоя посетила все салоны, которые способны сделать красивую женщину еще красивее, элегантнее и моложе: парикмахерский, косметический, даже физиотерапевтический… Купила сервиз (торжество-то семейное!), цветы — и явилась в особняк, что на углу улицы Качалова и Вспольного переулка.

127

«Легендарный» ныне полковник Саркисов, встретив ее, сказал, что ослеплен видением «звезды» на таком близком расстоянии. И привел Зою в одну из бесчисленных комнат, в которых дворцовость сочеталась со служебной казенностью. Стол был накрыт по-царски: она ведь и звана была ко владыке. Удивило только, что на семейном празднике никого из семьи не было. Может, рано пришла?

Словно желая показать, что она не поторопилась, явился «новорожденный».

— Ваш отец уже дома?

— Дома! Звонил из Ленинграда… Как вас благодарить?!

— Давайте выпьем за товарища Сталина, для которого главное — это человек. Особенно русский человек и рабочий человек!

Потом пили за день рождения, до которого, как оказалось, было еще далеко. И за советское искусство в целом… И персонально — тут Берия потребовал пить из хрустального рога! — за «звезду на небосклоне киноискусства, которая видна и известна каждому».

После этого Берия расстегнул китель, обнажив свою непроглядно-волосатую грудь, и полез целоваться.

— Я бы, может, и не решилась отвергнуть его, — призналась Зоя, — но в хрустальный рог, я думаю, что-то было подмешано. Да рог и без того был вместителен… Одним словом, я Лаврентия Павловича оттолкнула. И с такой силой, что пенсне не удержалось у него на носу. Что, мне кажется, особенно унизило его и оскорбило…

Побелев, Берия произнес фразу, которую Зоя разгадывала потом много лет, но разгадать не сумела: «Что ты вырядилась, как львовская обезьянка?»

— Почему львовская? — недоуменно спрашивала она в ту ночь у меня. — Разве во Львове обезьяний питомник? По-моему, он в Сухуми.

Под влиянием спиртного Зоя осмелела до такой степени, что со злостью ответила:

— Я — обезьянка?.. А вы на себя посмотрите! — и указала на просвет в распахнутом кителе. — Вы же на гориллу похожи!

Властная ярость исказила и без того иезуитски заостренное лицо. Берия надавил на кнопку. И приказал Саркисову, явившемуся столь мгновенно, будто он подслушивал под дверью:

— Уведите!..

«Я, сразу отрезвев, с ужасающей ясностью и неотвратимостью осознала, что жизнь моя кончена», — сказала мне Зоя.

128

Садясь в поджидавший ее у входа лимузин, она заметила на заднем сиденье роскошный букет.

— Это кому?

— Это на гроб покойнику, — ответил полковник.

Зоя была беременна. Она ждала ребенка от военно-морского атташе американского посольства в Москве. Так что повод для расправы, для сатанинской мести и отыскивать было не надо.

— Часами гуляя по вечерам, как все беременные женщины, я непрерывно ощущала, что за мной идут, следуют…

А потом родилась дочь Виктория. И когда ей исполнилось одиннадцать месяцев, Зою арестовали. Таким стало для нее «счастье материнства».

Доставили кинозвезду на Лубянку. И сразу же отправили в баню. Таков был порядок… Будто хотели, чтобы она смыла с себя все, чем жила прежде, все признаки былого.

— Накрутила я волосы на бумажки… Погрузила меня надзирательница в полосатый арестантский халат. И тут же, без промедления, с бумажками в волосах отвели в кабинет к… министру государственной безопасности Абакумову. Этого я никогда не забуду! Он полуразвалился в кресле во главе длиннющего стола с традиционным зеленым сукном, прямо под портретами создателей и продолжателей марксистско-ленинского учения. А по обеим сторонам стола восседали холеные генералы.

Взглянув на кинозвезду с бумажками и в полосатом халате, Абакумов произнес:

— И это страшилище я хотел трахнуть!..

Генералы по-жеребячьи заржали.

— Прямо на виду у четырех портретов! Представляешь себе? — уже в который раз потрясалась по этому поводу Зоя. — Под самыми портретами… Я поняла, что надеяться не на что!

Абакумов лично допрашивал Зою Федорову. Ему явно льстило, что он может измываться над одной из трех главных кинозвезд государства.

Однажды он доверительно сообщил:

— Нам все известно о твоей шпионской деятельности. Абсолютно все! Понимаешь? Но под какой кличкой ты действовала?

— А мне накануне ночью почему-то приснился Чан Кайши, — с вернувшимся уже юмором вспомнила Зоя. — Я ему и ответила: «Кличка моя Чан Кайши».

129

Так через все годы мучений она и «проходила» у следователей и стражников как «Чан Кайши». Историческая патология…

На следующий день, помню, Зою навестил Василий Сталин, отбывавший ссылку в Казани… Зоя пригласила меня участвовать в той беседе.

Все детство мое прошло на московском Гоголевском бульваре… И после моя дорога в институт пролегала по утрам вдоль того же бульвара. Я видел, как возле своего особняка, продуманно появляясь задолго до прибытия автомашины (чтобы себя показать и проходящих женщин обозреть!), гарцевал Василий Иосифович Сталин. В бекеше генерал-лейтенанта авиации с серым каракулевым воротником и в каракулевой папахе, лихо сдвинутой набок… Орлиным взором он окидывал улицу, прилегавшую к Гоголевскому бульвару. Какой короткой оказалась дорога от того генеральского великолепия до согбенного, полураздавленного человека в замасленном кителе без погон! Он явился с женщиной, напоминавшей буфетчицу с какой-нибудь дальней железнодорожной станции. Представил ее женой…