Убийство в кибуце - Батья Гур

Когда она мыла руки, стараясь избавиться от остатков мази, в ванную заглянула женщина. Она стала быстро опускать рукава и, пока она это делала, заметила, что от резиновой обуви женщины на полу остались грязные следы. Из-за дверей доносились голоса. В дверном проеме стояла грузная пожилая женщина и почти кричала:

— Ей нужно было хоть что-нибудь захватить с собой, а она явилась с пустыми руками!

Авигайль постаралась разглядеть, что делается за спиной женщины и спросила:

— Что случилось? — скрывая тревогу за бесстрастными профессиональными интонациями.

— Моя сестра заболела, — сказала женщина, хватая Авигайль за руку. — Идемте!

Авигайль послушно вышла за ней на улицу. У дверей пожилая женщина ростом пониже стояла, прижимая руку к груди. Ей было тяжело дышать.

— Да вызовите скорее «скорую»! — закричала первая женщина. — Видите, что Фаня уже дышать не может!

Несмотря на всеобщую суматоху, Авигайль сохранила спокойствие и ей удалось понять, что за женщины оказались перед ней. Позднее Авигайль удивилась, как она смогла командным голосом заставить Фаню войти внутрь, лечь на узенькую кушетку и расстаться со своими резиновыми сапогами и шерстяными носками. За ними неотступно следовала Гута. На ее бледном лице сильно выдавался красный нос, а короткие седые волосы топорщились во все стороны, стоило ей только провести по ним рукой привычным нервным движением. Позднее Авигайль скажет Михаэлю, что они выглядели, как ведьмы из детской книжки с картинками. Она положила под ноги Фани высокую подушку. Фаня не жаловалась ни на головную боль, ни на тошноту. Давление у нее было нормальное, пульс хоть и частый, но ровный, однако дышала она с трудом.

— У нее что-нибудь с сердцем? — спросила Гута, когда Авигайль измеряла ей давление.

— Я не думаю, — ответила Авигайль, — но холодной воды вам стоит выпить, чтобы успокоиться. А потом вы расскажете мне, что произошло. — Конец фразы предназначался Фане, которая лежала, закрыв глаза и морща лицо. — У вас что-нибудь болит? — участливо спросила Авигайль.

— Что у тебя болит? — громко повторила Гута. — Фаня, ты должна нам сказать, что у тебя болит? Это все из-за этих хулиганов? — Авигайль молча ждала. — Из-за полиции? — не унималась Гута. — Сперва они забрали Янкеле, а потом вырыли тело Срулке.

— Не волнуйтесь, — сказала Авигайль. — Давайте все по порядку. Скажите мне точно, что произошло?

Гута вытащила измятую пачку сигарет из кармана синего домашнего халата.

— Они вызвали меня с молочной фермы прямо посреди рабочего дня. У меня раньше, может быть, только раз случалось такое. А Фаня была в своей мастерской. Когда ей сказали, что тело Срулке было эксгумировано, она чуть не потеряла сознание.

— А что случилось со Срулке? — спросила Авигайль, не сводя глаз с наручных часов и держа в своих руках запястье Фани. Пульс становился реже.

— Срулке… — Гута посмотрела на Авигайль так, словно раньше ее никогда не видела. — Срулке умер с месяц назад от сердечного приступа. Срулке… — тут Гута умолкла и глубоко затянулась. Фаня открыла глаза и испуганно уставилась на свою сестру, дышать ей стало еще труднее. Испуг, который почувствовала Авигайль, когда увидела Гуту, стал усиливаться. В ней боролись два чувства — медсестры, которая старалась помочь больному, и полицейского, которому хотелось все узнать как можно быстрее. — Вы знаете, у нас в кибуце недавно умер человек. Убийство, — пояснила Гута. — Вы, наверное, слышали, что кто-то отравил Оснат. — Авигайль молчала. — Кто-то дал ей паратион, и она умерла, — сказала Гута, глядя на белую стену, у которой стояла кушетка. Фаня застонала. Авигайль сжала ее запястье и почувствовала, как зачастил пульс. — Вчера вечером они выкопали тело Срулке и узнали, что и его тоже. А утром они пришли в мастерскую, — говорила Гута, глядя на свою сестру.

— И что случилось? — спросила Авигайль. — Что они ей рассказали утром?

— Что и его тоже, — ответила Гута, затягиваясь дымом.

— Что тоже? — недоуменно переспросила Авигайль.

— В его теле тоже нашли паратион. Теперь они снова всех допрашивают, и опять говорили с Янкеле.

Фаня снова закрыла глаза. Ее рот скривился от боли, дыхание стало частым и громким.

— Он у них подозреваемый, хотя он и муху не обидит. Извините меня. — После этих слов Гута вытащила из кармана туалетную бумагу и шумно в нее высморкалась. — С нас уже этого хватит, а тут еще Срулке.

Фаня захрипела.

«Истерика, — позднее скажет Михаэлю Авигайль, — самая настоящая истерика, я знала это с самого начала».

Гута посмотрела на свою сестру и сказала:

— Для нас Срулке был как… — и она снова вздохнула и закашлялась. — Он был как наша семья. Он привез нас сюда, он спас нас. Он всегда заботился о Фане и о Янкеле. А теперь они говорят, что раз Янкеле гуляет по ночам, то он… Они забрали его на допрос. А здесь даже поговорить не с кем. Даже Моше… И я хочу… — Гута перевела взгляд на кушетку. — Тебе лучше? — спросила она Фаню. Фаня не отвечала. Она лежала молча. Голые опухшие ноги выглядели как поленья на белой простыне, худые морщинистые руки торчали из широких рукавов линялого платья. Черты ее лица были мягкими, ничем не похожими на Гуту. — Они раскопали могилу. Они вынули тело Срулке, — причитала Гута, — вот поэтому ей и плохо. — Руки ее дрожали. — Они сказали, что он тоже умер от паратиона. А теперь они говорят, что Янкеле взял у Срулке паратион и что он… что он…

Фаня снова захрипела.

— Нам нужно держаться, — сама себе сказала Гута. — Ну чего мы хотели от жизни? Разве чего-нибудь необычного? Нам всем хотелось лишь немного покоя. И больше ничего. Но они не дают нам спокойно жить, не дают!

Авигайль стала расспрашивать Гуту о Фане. Нет, ответила Гута, сердечных приступов у нее не было, и ничем она не болела. Когда приехала сюда, у нее был туберкулез. Но потом болезнь отступила, рентгеновские снимки не выявляли никаких признаков болезни. Туберкулез был от войны и от голода, как бы извиняясь, объяснила Гута. Авигайль вложила в ее руку маленькую желтую таблетку и сказала:

— Примите ее сейчас.

Гута послушно положила таблетку в рот и проглотила ее, а потом спросила:

— Что это было?

— Успокоительное, — ответила Авигайль.

— Посмотрите! — сказала Гута, показывая на Фаню. — У нее пена на губах. А все из-за того, что они явились в пошивочную мастерскую, и высокий полицейский увел Янкеле на допрос. Янкеле привык здесь повсюду бродить, и поэтому полиция думает, что он убил Оснат. А его там даже не было, — добавила Гута таким тоном, как будто только что об этом вспомнила. — Он ведь не расстается с Дейвом. Как он мог это сделать?

— Может быть, они просто хотят, чтобы он им помог как свидетель, — предположила Авигайль.

— На праздник, когда умер Срулке, Янкеле все время был с нами, а потом дежурил на кухне.

— Все будет хорошо, — заверила их Авигайль.

— Сегодня этот полицейский с усами сказал Фане, что им и с ней нужно поговорить. А я не хочу отпускать ее одну. Она никуда одна не пойдет.

— Когда приедут врачи, я попрошу их осмотреть ее, — сказала Авигайль.

Фаня села на кушетку.

— Не надо, — сказала она глухим голосом. — Мне врач не нужен.

— Они думают, что с нами легче всего справиться, — продолжила Гута. — Они ничего не спрашивают про паратион у Джоджо, который все о нем знает, зато допрашивают Янкеле, который его в руках никогда не держал.

— Джоджо знает про паратион? — спросила Авигайль.

— У него даже диплом специальный есть, — сказала Гута, ни к кому специально не обращаясь. — И ему дали лицензию на опрыскивание, когда он был бригадиром. Но никто его ни о чем не расспрашивает. Янкеле, видите ли, им нужно было забрать.

— Они ведь только беседуют с ним, — попыталась успокоить ее Авигайль.

— Конечно, мы работаем здесь не покладая рук, и только для того, чтобы однажды пришла полиция и забрала нас, — пробурчала Фаня, медленно натягивая шерстяные носки.

Глава 15

Как Шорер и предполагал, поздно ночью Михаэль прокрался к домику Авигайль. Через задернутые занавески пробивался луч света. Когда он постучал в дверь, окинув взглядом пустынную округу, то почувствовал неловкость — мальчишеское возбуждение, учащенно бившийся пульс повергли его в крайнее смущение.

— Меня никто не видел, — первым делом сказал Михаэль. Он сразу отмел возможность встреч за пределами кибуца. — Интифада, поэтому нечего судьбу искушать ночными прогулками по окрестностям кибуца. Пожалуй, кому-нибудь стоит изучить влияние интифады на любовную жизнь бездомных, — добавил он, чтобы как-то сгладить возникшую неловкость, когда они оказались рядом в замкнутом пространстве.

Весь день Михаэль беседовал с членами кибуца, стараясь придерживаться самого дружеского тона. Было решено никого не приглашать в управление, поскольку три сотни людей — это слишком много, однако эксперты отказались ехать в кибуц с детектором лжи, и кое-кому из кибуца пришлось отправиться в Петах-Тикву.