Пятый постулат - Кира Измайлова

Выступление и на этот раз прошло неплохо, но на Веся вдруг напал дурной стих. То ли мало заработали сегодня, то ли отходняк после ночных гулянок его наконец пристиг, но он вдруг сделался зол и нетерпим.

Маша уже давно усвоила, что Весю нельзя перечить в такие моменты — чревато скандалом, так что молча отправилась по торговым рядам, покупая то, что он велел. Надо отметить, что Весь, хоть и аристократ, торговался так, что Маша диву давалась. Вот непредсказуемый! То швыряется деньгами, то за медяк удавится!..

А покупать нужно было много чего, Весь вспоминал то об одном, то о другом… До сих пор об их быте больше заботился Раххан-Хо, как опытный путешественник, однако теперь он больше им не помощник. Маша вздохнула, в очередной раз подивившись, что обычный на вид парень оказался драконом. Балагур и сказочник сам являлся сказочным чудовищем, и это никак не укладывалось у Маши в голове.

Разумеется, тащить покупки пришлось ей, Весь милостиво согласился донести лишь корзинку со свежими яйцами, мотивируя это тем, что Маша их как пить дать раскокает!

Расплатившись окончательно с хозяином постоялого двора (в кошеле снова звякало на донышке), путешественники, к большой Машиной радости, направились прочь из городка…

Маша правила телегой — снова миновали ярмарку, — одновременно размышляя о Раххане-Хо, а потому не сразу заметила, что их телеге преградили путь трое мужчин. Зорька была лошадью умной, потому остановилась сама, не дожидаясь возницы.

Самым старшим и по виду самым главным среди незнакомцев был худой, как щепка, тип с неприятным лицом. Маша и сама не понимала, чем он ей так не глянулся — вроде бы обычный человек, без уродств и особых странностей. Однако какой-то липкий, ощупывающий взгляд, перебегающий с Веся на Машу, лихорадочные движения, которыми он облизывал тонкие губы, прилизанные волосенки мышиного цвета, — все это вызывало общее ощущение брезгливости. Даже дорогие одежды и парочка охранников за спиной (по всей видимости, это были именно они), не спасали.

Маша скорее не увидела, а ощутила, как сразу напрягся Весь.

Наверняка незваные гости не сулили ничего хорошего. Сможет ли белобрысый справиться с ними? Тем более что сложно предугадать, как себя поведут жители селения, если артистам вздумается перечить этой, судя по всему, важной шишке. Того и гляди, что пособят своим, скопом скрутят чужаков.

— Что угодно благородному господину? — первым заговорил Весь. Он спешился, держа коня под уздцы.

В тоне его не было ни малейшего почтения, уж больно не привык сиятельный граф склоняться перед кем-то, кроме царственных особ, а сегодня ему еще и шлея под мантию попала!

Это заметил и пришелец, взъярившись:

— Ты как разговариваешь со мной, актеришка? Да ты знаешь, кто я?

Весь хладнокровно ответил:

— Разумеется, нет, вы ведь не соизволили назваться!

Только Маша, успевшая немного его изучить, видела, что он в ярости. К нему, урожденному графу и высшему жрецу бога Смерти, обращались на «ты», да еще и возмущались, что он недостаточно почтителен! Пусть даже в этом мире Весь — никто, однако привычки и представления о себе, впитанные с молоком матери, не так-то легко побороть! Он мог дурачиться на ярмарке, изображая циркача, но — по своему желанию! А тут…

Формально Весь был совершенно прав — незнакомцы не представились, однако они с Машей сейчас играли роль артистов, представителей самого бесправного класса, которых здесь любой может обидеть! Маша подумала, что Весь мог бы быть и повежливее — не переломится, если отвесит поклон. В конце концов, и она не привыкла у себя дома кому-то кланяться, а как попала в этот мир — пришлось научиться, пусть и скрипя зубами.

— Я — Ферий Кладовой, управляющий Властителя равнин Ирона Вергийского, — важно объяснил худой.

— Приветствую вас, господин управляющий, — со всем изяществом поклонился товарищ Маши.

Лицо Веся при этом осталось невозмутимым, хотя понятно было, как ему невмочно почтительно обращаться к тому, кто его столь ниже по положению!

Но выбора не было — с худого явно сталось бы и приказать палками поучить строптивого артиста.

Зато взгляд Ферия сразу стал благосклоннее — вежливый тон и глубокий поклон явно польстили самолюбию управляющего.

— Так-то лучше, а то я уж подумал, что ты из этих «революционеров», которые заявляют, что никому не собираются кланяться! — заметил он.

Маша понадеялась, что лицо ее сохраняет такое же спокойное выражение, как у Веся, или хотя бы никто не заметил, как ее передернуло при этом упоминании.

— Нет, что вы, господин управляющий! — опять поклонился Весь. — Мы простые артисты, какое нам дело до политики?

— Стало быть, вы послушны законным властям? — зачем-то снова уточнил худой.

— Конечно, — заверил Весь почти искренне. — Но что угодно господину?

Худой нахмурился, похоже, раздумывая, померещилось ли ему в словах циркача предложение наконец сообщить, что надо, и побыстрее проваливать, или же нет.

Затем, видимо, решив не обращать пока внимания на странного артиста, вроде бы почтительного, но одновременно почему-то кажущегося дерзким, он пояснил:

— Моему господину приглянулась твоя девка. Он предлагает тебе продать ее или дать на время.

Маша внутренне сжалась, готовая к тому, что сейчас Весь нагрубит этому высокопоставленному нахалу, а то и бросится на него, невзирая на опасность.

Но Весь преспокойно пожал плечами, покосился на Машу, сказал ей:

— Добеги-ка до торговых рядов. Соли забыли купить!

Соль они купили, и предостаточно, но Маше стало ясно: он просто хочет убрать ее из-под удара. Неужели благородство проснулось? Так или иначе, она порадовалась, что может ускользнуть из-под этих липких взглядов и, соскочив с телеги, Маша кинулась к ярмарке.

— А не сбежит? — поинтересовался Ферий, глядя ей вслед. Задняя часть у Маши была вполне аппетитной, это и Весьямиэль признавал.

— Куда ей бежать? — пожал он плечами. Очень некстати подвернулись эти трое… Или, наоборот, кстати?

— Так продашь? — снова спросил тощий.

— Да можно и продать, — невозмутимо ответил Весьямиэль. План у него сложился быстро. — Смотря сколько предложите!

— Ты не наглей! — нахмурился управляющий. — Сколько господин даст, тому и рад будь!

— Э, нет, так дело не пойдет, — протянул Весьямиэль, начиная отыгрывать роль. Тон его сделался развязным и даже нагловатым, и заговорил он иначе, почти как те люди, которых они во множестве встречали сегодня на ярмарке. — Девка молодая, крепкая да справная. Пока я еще такую же найду да научу всем премудростям… это ж чистый убыток мне выйдет, господин управляющий. А эта уж обученная, сколько я с ней возился! Она на хорошие денежки потянет! А иначе я вовсе не согласен!

Начался ожесточенный торг: Весьямиэль своего упускать не собирался и желал только, чтобы Маша не вернулась раньше времени. Видно, о том же думал и управляющий, поскольку особенно не упорствовал. Весьямиэль же, успевший узнать примерные расценки на живой товар, тоже не слишком задирал ставку. Наконец, ударили по рукам…

— Только вот что, господин, — счел необходимым предупредить Весьямиэль. — Она и укусить может, и ударить, а видали, поди, какие у нее кулачки-то?

— Ничего, — осклабился управляющий. — Господин строптивых как раз любит, так что ему по нраву такое будет!

— Да и на голову она не сказать, чтоб очень сильна была, — продолжал Весьямиэль. — Иногда такую чушь несет — обхохочешься! Так вы ее не слушайте, если что. Это ее предыдущий хозяин обучил, насилу убедил ее помалкивать. Песни она хорошо поёт, а так рот откроет — уши вянут!

— На то свои средства есть, — хмыкнул тот. — Держи вот…

Весьямиэль принял приятно звякнувший кошель, довольно улыбнулся. Тут и Маша вернулась с мешочком соли, подозрительно оглядела какие-то очень уж благостные лица окружающих…

Медлить было нельзя, сейчас как спросит что-нибудь… Весьямиэль одним движением оказался рядом — девица и опомниться не успела, — легко завел ей руку за спину, отчего та охнула, а затем свободной рукой прикрыл девушке рот.

— Говорю ж, норовистая она малость, — сообщил он тощему. — Меня-то слушается, я, в случае чего, и вожжами выдрать могу, а вы с ней ухо востро держите!

Маша дернулась, замычала горестно и возмущенно: Весьямиэль был ниже ее, могучим сложением похвастаться не мог, да и взял всего лишь за запястье, но она и не пробовала пошевелиться, наверняка чувствовала, если двинется, тот сломает ей руку. Так он и держал ее, пока охранники тощего доставали веревки.

— А ты ловкач, — отозвался тот, одобрительно наблюдая, как девушку связали по рукам и ногам, а потом сноровисто заткнули рот кляпом.

Маша брыкнулась и замычала, пытаясь выплюнуть кляп, но у нее ничего не вышло. Ей оставалось только гневно сверкать глазами, но это ни на кого не произвело впечатления. Разве что один из охранников ласково пощупал ее за бок.