Сказания о русских витязях - А. Лидин

Пока еще Светлосан с оруженосцем своим стоял от удивительного сего приключения в недоумении, в то время превратившийся пустынник, махнув стрелою, проговорил несколько странных слов, за которыми последовал пре-ужасный шум и стук молотов, по окончании коих пещера превратилась в великолепную колесницу, запряженную шестью единорогами. Пустынник, обратись к Славенскому князю и его наперснику: «Не дивитесь, — говорил им, — сему чудному происшествию; когда вы узнаете, кто я, то не станете более ничему удивляться. Услуга, — продолжал он, — оказанная мне вами, обязывает меня возблагодарить вам достойным образом за оную, чего ради и везу вас теперь в прежнее мое жилище».

Между тем колесница столь быстро везена была, что чрез несколько часов очутились они в Индии, посередине великолепного замка, коего все здание было сооружено из белого мрамора, а внешние украшения оного состояли из чистого золота. Пустынник, вышед из колесницы, просил их следовать за собою. Лишь только они взошли на великолепное крыльцо оного здания, как загремела вдруг преогромная музыка, и превеликая толпа молодых людей обоего пола вышла к ним навстречу. Все сии люди пали пред пустынником на колени и бросились потом целовать его руки и платье, а он им ответствовал на то ласковым видом и поклонами. После чего с беспрестанными и радостными восклицаниями препроводили они его в залу, в которой находился престол из розового яхонта. Пустынник, восшед на оный, просил Светлосана сесть по правую, а Бориполка по левую себя сторону; потом, обратись к предстоящим своим подданным: «Вот кем, — говорил им, указывая на князя и оруженосца его, — возвращен я вам, любезные мои друзья! Их благодеяние возвратило мне свободу и прежнее мое могущество и власть, которые похитил было у меня лютый Карачун, сей гнусный карло, который все свое счастье и силу получил от моей щедрости. Но дерзость его без наказания не останется: все мои силы употреблю я на его погубление, и никакая власть не удержит меня быть ему вечным неприятелем. Но прежде всего, — продолжал он, оборотись к Светлосану, — обязан я тебе, великодушный мой избавитель, благодарить так, как требует великое твое одолжение».

После чего, приказав подданным своим торжествовать день своего избавления, просил своих гостей следовать за собою во внутренние покои дворца. Прошед несколько комнат, которые всем тем были украшены, что только природа и искусство могут произвести наилучшего, вошли они наконец в удаленный чертог, который примыкал к саду. Стены сего покоя украшены были янтарными иероглифами; посередине оного стоял круглый стол, коего доска вылита была из смешения всех металлов и поддерживаемая гениями из эбенинового дерева; на оном стояла сфера, земный круг, зрительные трубы, несколько книг и золотая скрына, украшенная дорогими каменьями. Подле стола стояли кресла из слоновой кости, а подле стен софы и столики, на которых лежали блистательные орудия, коих употребление одним волхвам известно. «Это моя тайная комната, — сказал владетель замка, обратясь к гостям, — где я прежде завсегда упражнялся, и откуда могущество мое досязало во все концы вселенной, пока неблагодарный эфиоп не лишил меня сей драгоценной стрелы, в которой все мое счастье заключается и которую щедрость твоя мне возвратила, прехрабрый Светлосан, а с нею и все мое прежнее могущество. Я тебе расскажу, любезный мой избавитель, сие приключение, которое столько тебя удивляет; для сего-то и привел я вас обоих в сие место, чтоб никто не нарушил нашей беседы. Ибо никакая сила не может проникнуть сего чертога и узнать, что здесь делается; сии неизвестные тебе письмена препинают всякому сюда вход, какую бы кто силу ни имел, и защищение всего моего замка от сего одного покоя зависит». Потом, седши сам в кресла, а их попрося сесть на софы, начал им рассказывать свои приключения следующим порядком.

История Видостанова

Я называюсь Видостан; отец мой был царь некоторой части Индии; царствование его текло весьма спокойно, и все его увеселения составляли книги, которых он собрал превеликое множество, да еще я, ибо он любил меня тем наипаче, что не имел других детей, кроме меня. Охота моего родителя к чтению как будто бы по наследству вселилась и в меня, но с большим его пристрастием. Некогда, будучи в нашем книгохранилище и пересматривая книги, нашел я такую, коей письмена были для меня незнакомы, хотя я и много знал языков. Любопытство мое, будучи прельщено сею новизною, понудило меня искать в других книгах сей изъяснения. Я начал снова перебирать все книги и по счастью моему нашел скоро другую в подобном ей переплете.

Развернув ее, увидел я, что это словарь ассирийского языка, которого я не знал. Буквы его сходствовали во всем с теми, коих я в объявленной книге не разумел. Сей случай заставил меня искать такого человека, который бы мог меня научить сему наречию, что мне в скором времени и удалось.

При дворе отца моего находился один халдеянин, который совершенно разумел этот язык; он охотно соглашался меня ему учить, но объявил мне притом, что сей язык весьма труден и скучен для учения. Сие несчастное объявление, хотя от желания моего меня и не отвратило, но для охотнейшего в нем упражнения подало мне мысль пригласить к тому сего мерзкого карла, которого щедрость моя извлекла из бедности и из самого низкого состояния в великолепнейшее, ибо он был сын конюха моего двора; он мне понравился по причине малого своего роста и черного цвета, ибо он был родом эфиоп. Сей мурянин, став осыпан моими благодеяниями, заплатил мне наместо благодарности злом. Но я, любя его чрезвычайно, не примечал злобных его склонностей и старался его делать соратником во всех моих упражнениях; и так начал с ним учиться вместе и ассирийскому языку. Я учился ему не более года и завсегда перестигал Карачуна, который, от лености ль то или имея тупее моего понятие, весьма учился медленно.

Первые плоды моего учения употребил я на прочтение объявленной мною книги; и хотя по причине малого моего в нем упражнения не мог я разуметь в ней всех слов, но недостаток сей награждал я помощью найденного мною словаря. Первые мои взгляды упали на приложенный к сей книге лист, который различествовал от прочих золотым начертанием букв; в оном предлагал первый книги сей хозяин, который, как видно по его изъяснениям, был весьма добродетельный человек, что книгу сию и с нею объявленный мною словарь нашел он в земле, копая колодезь, и, усмотря в ней великую важность, скрыл ее и пользовался ею при нужных только случаях. Напоследок, усмотря приближение своей кончины, не рассудил за благо оставить ее своим детям, в которых видел он более пороков, нежели добродетели, опасался, дабы они не употребили ее во зло, ибо она заключает в себе науку кабалистику, которая владетелю ее подает способы делать все то, что ему ни вздумается. Сия-то причина и побудила было его сжечь ее, но, усмотря, что огонь ее не вредил, бросил он ее в свинцовом ковчеге в море; но когда и вода отказалася ее потопить, то он определил ее, и с нею вместе словарь, закопать в пустом месте в землю, присовокупи к ней свое завещание тому, кому по случаю попадется она в руки, чтоб он не употреблял ее во зло другим, а в противном случае угрожал наказанием, которого просил ему от богов.