Большой пожар - Владимир Санин

Мой взгляд – со стороны.

Фасад щетинился автолестницами, трехколенками, штурмовками. С них спасали и с них же работали стволами: пополоскал стволом сиаружи – и через окно в помещение, дави огонь внутри!

Эх, было бы побольше автолестниц! Они наша радость в горе: радость – что все-таки есть, горе – что их мало. Правда, после Большого Пожара гарнизону подкинули сразу пять штук: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Попробуйте оспорить Дедову логику: «О всяких там Юнкерсах, Гочкисах и Круппах весь мир слышал, а кто знает изобретателей огнетушителя в автолестницы? Ты, да я, да мы с тобой…» На старости лет Дед поднаторел в математике: подсчитал, что один танк стоит столько, сколько десять наилучших автолестниц.

Вот сюда бы, на девятый этаж, пятидесятиметровку, куда Юра Кожухов с седьмого по штурмовке лезет! И сюда, где девочки из хореографии с ума сходят, и сюда, сюда, сюда…

Привыкли мы своей медвежьей силой огонь давить, вот нам технику и подкидывают гомеопатическими дозами…

К сожалению, кроме достоинств, у больших автолестниц имеется и крупный недостаток: они недостаточно мамевренны. Автолестнице нет цены, когда, скажем, по ней спускают людей из одного окна. А если люди в разных помещениях, у разных окон? Казалось бы, чего проще, переедет машина на несколько метров – и принимай. Казалось бы! В том-то и штука, что переезжать с выдвинутой лестницей запрещено, крайне это опасно – как в цирке, когда эквилибрист держит на лбу шест с партнершей. Лестницу сначала складывают, машина переезжает и лишь потом выдвигают вновь: так написано в наставлении черным по белому. А наставления умные люди сочиняли, не с потолка свои параграфы брали…

Сочиняли, но знали, что сие правило пожарные будут обязательно нарушать!

Первыми это сделали Потапенко с Никулькиным: тридцатиметровка с находящимся на ней пожарным сманеврировала на несколько окон вправо, и благодаря тому нарушению несколько человек живут по сей день. На учениях Потапенко и Никулькин получили бы за свою самодеятельность хороший нагоняй, после Большого Пожара их наградили медалями.

Лиха беда начало! Не скажу, как было во дворе, а с фасада я несколько раз видел, как тридцатиметровки с людьми маневрировали от окна к окну; хотелось глаза закрыть, отвернуться, не видеть и не слышать… Колоссальный, но оправдавший себя риск! Все лестницы выдержали – кроме одной, которая все-таки вывихнула себе суставы; но до того, как это случилось, с нее спасли одиннадцать человек.

Ольга, знающая толк в наших делах, в числе других «фрагментов» наметила мне и такой: вспомнить, что начальнику штаба мешало больше всего.

Начну с самого несущественного: мороз и ветер. Руки у меня застыли так, что через час я еле двигал карандашом. А когда начинал подпрыгивать, бить руками по бедрам и ногой о ногу, кто-нибудь из начальства прикрикивал: «Ты не на танцплощадке, капитан!» Если бы генерал Ермаков на втором часу не распорядился набросить на меня милицейский тулуп, я бы к концу пожара превратился в «замороженного» из французской кинокомедии.

Второе: невероятное столпотворение в эфире. Все радиостанции работали на штабной волне, РТП меня информировал, с боевых участков докладывали и чего-то требовали, офицеры на этажах устанавливали друг с другом связь и переговаривались, переругивались – и все это трещало в моих ушах, и из всего этого чудовищного нагромождения шумов и звуков мне требовалось извлечь жемчужное зерно. До сих пор не понимаю, как это я не рехнулся – от испуга, наверное, что уволят за профессиональную непригодность.

Третье связано со вторым: каждый начальник знал ситуацию только на своем участке и, естественно, считал ее наиболее сложной, а раз так, то все до единого требовали в первую очередь помогать им.

– Боевые участки докладывают по порядку!

– Второй, я Седьмой, прошу немедленно автолестницу на правое крыло восьмого этажа, к шахматному клубу!

– Второй, я Девятый, вхожу в связь! Немедленно ствол А со ствольщиками в центральный лифтовой холл десятого!

– Второй, я Одиннадцатый, звено газодымозащитников в левый холл девятого, побыстрее!

А у меня все задействовано, им людей и стволы послать – у других отобрать! Так те, другие, и отдадут, держи карман шире… А Головин и Чепурин через несколько дней мою работу разбирать будут, вот когда они на мне отыграются! Резерв им отдать? Так весь мой резерв одно отделение…

Хуже было другое: посылаю я, к примеру, звено к Суходольскому, а по дороге его перехватывает старший по званию Баулин и приказывает работать с ним. А разве майора ослушаются? Так людей Баулин перехватил, а мне сообщить забыл, но ведь я-то уже отметил, что послал Суходольскому звено! Он его ждет не дождется и, легко понять, шлет мне по радио самые добрые пожелания.

Пока Вася был РТП и на непрерывной связи, мне еще было полегче, а когда он по воле событий переключился на спасание и потерял контроль за обстановкой, то до прихода Кожухова фактически РТП оказался я. В этот отрезок времени я каждую минуту терял по килограмму живого веса, ибо на пожаре были задействованы почти все силы гарнизона, а командовать я даже своей Лизой не научился. Не припомню, испытывал ли я в жизни такую радость, как тогда, когда, взмыленный, прибежал Кожухов.

Могут спросить, как это так, капитан Рагозин, молоко, можно сказать, на губах не обсохло – и штабом командует? Поумнее никого не нашлось?

Поумнее были, даже рядом стояли – заместители Кожухова по профилактике и по технике. Они превосходно видели, что в силу обстоятельств я начал выполнять обязанности РТП, но в мою работу не вмешивались, разве что будто про себя советы давали. Почему? А потому, что в нашем боевом уставе записано: «Отдача на пожаре приказаний старшим начальником пожарной охраны, минуя руководителя тушения пожара, является моментом принятия на себя руководства тушением пожара». Усекли? Этот пункт – один из наиважнейших в нашем уставе, благодаря ему далеко не каждый вышестоящий начальник возьмет на себя смелость давать нам указания. А оба этих зама, отличные специалисты в своих областях, опыта тушения пожаров не имели – им по должности не полагалось этим заниматься. Но они молчаливо признавали, что капитан Рагозин с его «молоком» всетаки лучше владеет обстановкой. Сам, своими руками памятник бы отгрохал человеку, который этот гениальный пункт придумал!

И только с приходом Кожухова мы обрели настоящего, стопроцентного РТП, Даже не гора с плеч, а целый Эверест!

Четвертая помеха, она же самая главная: человек за двадцать самого высокого городского и областного начальства.

Сей момент щепетильный, и прошу понять меня правильно. Мы люди служилые, на плечах погоны и живем мы по уставу, то есть обязаны к начальству относиться со всевозможным уважением. Раз ему по должности ноложено выезжать ва все крупные пожары, – пожалуйста, милости просим: стоите рядышком, смотрите и переживайте, но, превеликая просьба – молча, ибо для того, чтобы тушить пожар, нужны специальные знания и опыт, каковых у вас нет. А ведь бывает, что на повышенные номера министры иной раз приезжают. Представляете, каково капитану командовать, когда министр на него смотрит?