Русь и Орда Книга 1 - Михаил Каратеев

Глава 22

Почто губим Русьскую землю, сами на ся вражду деюще?

По причине весенней распутицы и большого разлива рек, Святослав, выехавший из Орды в середине марта, добрался до Козельска только к концу мая. Но на задержки в пути он не очень досадовал: теперь все было в порядке, – ханский ярлык бережно хранился у него на груди. То и дело проверяя, цел ли он, и чувствуя под пальцами приятный хруст сухого бычьего пузыря, в который был из предосторожности завернут драгоценный документ, – Святослав мечтою улетал в карачевскии дворец, поелику он уже не козельский княжич, как все еще думают, а будущий великий князь земли Карачевской! Ради этого стоило вывести все невзгоды утомительно-долгого путешествия и все сарайские унижения. Впрочем, о них никто и знать не будет, – утешал он себя. В первом же русском поселении, лежавшем на его пути, Святослав узнал о смерти Пантелеймона Мстнславича и о том, что в Карачеве княжит Василий.

«Ничто, – злорадно подумал он, – недолго ты, горды бака, там покняжишь! Ужо теперь выкинем тебя оттуда в Елец. Небось еще нам накланяешься!»

Тит Мстиславич встретил сына со всеми внешними проявлениями родительских чувств, но, узнав о полном успехе его миссии, к удивлению Святослава, особой радости не проявил. Все эти месяцы в глубине его сознания, назойливо и тихо, как мышь, работала совесть, не давая ему покоя и беспрерывно воскрешая в памяти грозные слова отца: «Аще же кто волю мою преступит, да падет на того мое проклятие навеки н пусть не со мною одним, а со всем родом нашим готовится стать перед Богом». Под конец Тит Мстиелавич до того извелся, что, сам себе страшась в том признаться, уже в глубине души желал, чтобы сын возвратился из Орды без ярлыка.

Однако дело было сделано, и ханский ярлык, который с гордостью вручил ему сияющий Святослав, теперь находился в его руках. Ярлык, отдающий ему вожделенное княжество Карачсвское и вместе с тем бесповоротно навлекающий на него проклятие отца. Отступать было слишком поздно.

Стараясь ни о чем больше не думать и утешая себя тем, что такова, видно, была воля Божья, – он сейчас же отправил гонца к звенигородскому князю и к боярину Щестаку, прося их без промедления прибыть в Козельск. Шестак приехал через неделю и, узнав об успехе Святослава, пришел в восторг, От которого, казалось, вовсе опьянел. Докучливыми и неуемными проявлениями своей радости он совсем допек князя Тита за те несколько дней, которые прошли в ожидании Андрея Мстиславича. Но наконец приехал и он. Тем же вечером в трапезной козельского князя, за столом снова сидели четверо собеседников, которые совещались тут девять месяцев тому назад. Святослав обстоятельно поведал о своем пребывании в Сарае и о разговоре с великим ханом Узбеком, умолчав о пережитых унижениях и приукрасив, наоборот, все выгодные для себя стороны дела. Два или три раза он повторил, то Узбек сразу вспомнил Тита Мстиславича и отзывался нем с благоволением, называя верным своим слугой и достойнейшим из русских князей. Набивая цену своему отцу он многозначительно поглядывал на князя Андрея, последний, казалось, был этим очень доволен и лишь coчувственно кивал головой, слушая слова племянника.

Действительно, все складывалось именно так, как хотел Андрей Мстисланяч, и сейчас он окончательно уверился в том, что ведет беспроигрышную игру. От Василия он отделался руками козельских князей, причем сделал это так ловко, что сам остался совершенно в стороне. Если даже Узбек не дал ярлыка Титу Мстнславичу и признал права Василия, – его, князя Андрея, ни в чем обвинить было нельзя: он по своей доброй воле поцеловал крест законному князю и всегда был ему покорен.

С другой стороны, хорошо зная горячий нрав Василия, он был уверен, что последний с ханской волей не посчитается и добром Титу большого княжения не уступит. Стало быть, ему придется либо сложить голову в Орде либо бежать, когда придет сюда татарское войско наводить порядок. Иными словами, из игры он так или иначе выйдет и на карачевский стол сядет Тит Мстиславич.

Но последнему и в голову не приходило, что всем этим делом он целиком отдал и себя и сына своего Святослава в руки князя Андрея, Будучи родственником и другом Гедимина, Андрей Мстиславич хорошо знал, что литовци готовятся к захвату этого края. Если им это удастся, ни Тита Мстиславича, ни сына его Гедимин на княжене не оставит, как явно татарских ставленников, при помощи хана отнявших карачевский стол у законного князя. И единственным кандидатом на большое княжение будет он, Андрей Мстиславич.

Если же литовцы почему-либо отложат или проиграют войну и княжества эти останутся в подчинении у Золотой Орды, – он тоже ничего не теряет: на этот случай в его руках находится духовная грамота Мстислава Михайловича. При ее помощи ничего не стоит доказать хану Узбеку, что козельские князья его обманули и незаконно получили ярлык на княжение в Карачеве. Всем известно, что Узбек в таких случаях бывает беспощаден. Правда, грамота доказывает права Василия, но ведь он ими воспользоваться уже не сможет, ибо, если тот останется жив, – будет находиться в бегах и в опале у хана. Следовательно, карачевский стол будет отдан ему, Андрею Мстиславичу.

Таким образом, сплетенная им паутина, казалось, при любых обстоятельствах обеспечивала ему не только большое княжение, но и переход в его руки всех удельных Карачевской земли, что и являлось его вечной целью.

Выслушав рассказ сидевшего рядом Святослава, он Зрительно приобнял его рукой и, слегка прижимая к себе.

– Ну, молодец ты, братанич! Не зря я советовал тебя, а не кого иного, в Орду послать: знал, что дело наше в надежных руках будет. Ловко ты царя Узбека вокруг пальца обвел!

– Истину говоришь, князь! – поддержал и Шестак, – Молод наш новый княжич карачевский, а разумом мудр. Его усердием недолго Васька на большом столе посидел! – с хохотом добавил он.

– Покуда еще сидит, – мрачно сказал Тит Мстиславич, – и добром едва ли с него сойдет. Смеяться рано, боярин. Гляди, не пришлось бы плакать.

– Плакать придется Василею, – ответил Шестак. – Наше дело теперь правое, и супротив ханского ярлыка на Руси никто не выстоит. В случае чего татары ему мигом мозги прочистят!

– Хоть оно и так, да ведь татары-то не во дворе у нас стоят, как у Василея дружина. Покуда они сюда дойдут, он вас всех повоюет!

– Небось не посмеет! А коли и пустит в дело войско, это ему не надолго поможет: подойдут татары, заберут его в Орду на расправу, и все одно сядешь ты князем в Карачеве.

– Эк тебе дались татары, Иван Андреич! – в сердцах сказал князь Тит. – Татар зватъ – это уж последнее дело: ведь они все земли наши пограбят. На такое можно решиться, только ежели одни с Василием не сладим, когда ничего иного уже не остается. Стало быть, надобно сперва самим за него браться!

– Ну и возьмемся! Коли начали говеть, неужто скажем теперь, что не поевши мяса силы нету до церкви дойти?

– Не то говоришь ты, боярин! Взяться можно по-разному. С чего начинать-то будем? Не идти же на него, здорово живешь, войной?

– Послать в Карачев гонца и объявить ему ханскую волю, – вставил Святослав. – Коли схочет на рожон лезть, пусть первый начинает войну. А может статься, у пего ума по добру с нами поладить: ведь лучше в Ельце княжить нежели в Орде голову сложить.

Предложение княжича всем показалось разумным, ноименно потому оно испугало Андрея Мстиславича, до сих пор не принимавшего участия в споре. Мирное окончание дела нарушало все его планы, ибо в этом случае Василий остался бы чист перед ханом. Поэтому он поспешил сказать:

– Не дело говоришь, Святослав. Ведь это все одно, что отдать себя в руки Василея. У него наготове добрая дружина, с которою он, узнав о ярлыке, тотчас пойдет на нас. Покуда мы соберем людей, он захватит наши вотчины, посадит в них своих наместников, а сам, не будь дурак, поскачет в Орду и скажет хану, что на него, на большого князя, восстали удельные и он, защищая порядок в своей земле, должен был смирить их оружием…

– А ярлык? – перебил Святослав.

– Что ярлык? Он скажет Узбеку, что того ярлыка и в глаза не видывал, а разговорам о нем веры не дал, ибо стол свой занимал по закону, дань хану посылал исправно и никакой вины за собою не знал. Смекаешь, как дело-то может тогда обернуться?

– То истина, – сказал Шестак. – Надобно иначе деять. И не упреждать Василея о ярлыке, а на людях сунуть его в тот ярлык носом, дабы не мог после отбрехиваться, что, мол, не звал ханской воля.

– Это не просто сделать, – промолвил Святослав. – Поедешь к нему в Карачев с ярлыком, – обратно, может, и ног не унесешь. А обычному гонцу такого дела доверить нельзя: купит его Василей али убьет и опять же скажет, что никакого ярлыка отродясь не видывал, а сам тот ярлык изничтожит.