И тогда случится чудо - Мира Моисеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть такой юридический постулат – презумпция невиновности, то есть, пока не доказана вина человека, он НЕВИНОВЕН!
Борис, естественно, этого закона не знал, но он как сейчас видит себя, стоящего посреди комнаты и не понимающего, в чём его подозревают или обвиняют! Он также не понимал, почему это делает МАМА.
Когда мы обсудили с Борисом этот эпизод, он понял, что мамой двигал страх, чтобы мальчик «не пошёл по плохой дорожке», чтобы вырос «хорошим человеком». А вот вопрос, почему должно было быть иначе, если перед глазами был пример двух честных, работящих и очень ответственных людей? Ведь этим недоверием сыну мама САМА отдавала предпочтение влиянию какого-нибудь бандита или вора! Разве она хотела этого? Конечно, нет, но делала. Сейчас Боря, слава Богу, во всём разобрался и с помощью нашей «волшебной» формулы всё привёл в гармонию.
А что же дядя Коля, какова его роль в этой истории? Тоже для нас очень поучительная история. Отчим никак не участвовал в этом эпизоде с мамой, да, собственно, и эпизод-то для девяти человек из десяти «яйца выеденного» не стоит! Эка невидаль, мать забеспокоилась, не стал ли сын вором, что ж тут такого? Может, и правильно сделала! Но мы-то с вами поняли, что нас интересуют те душевные раны, которые остаются от таких небрежных и резких движений. Так вот, дядя Коля взял у Бори марку, внимательно разглядел её и сказал:
– Собирание марок – дело очень интересное. Марка – свидетель истории. Вот, например, эта марка посвящена Кибальчичу, это выдающийся революционер, очень важная историческая личность. Знаешь ли ты, Борис, что-нибудь о Николае Ивановиче Кибальчиче?
Увы, мальчик Боря, восьми с половиной лет от роду, учащийся второго класса, ничего о данной исторической персоне не знал. В ответ на Борино понурое молчание, дядя Коля снял с полки том Большой Советской Энциклопедии, открыл его на букве «К» и протянул мальчику.
– Вот прочитай про Николая Ивановича и расскажешь мне про него.
Ослушаться было нельзя, Боря покорно взял тяжеленную книгу, хорошо ещё заметка, которую ему велено было читать, оказалась маленькой, но, несмотря на это, он не понял из неё ровным счётом ничего! Ну, согласитесь, что ребёнок восьми лет и сейчас, а уж в 1946 году и подавно, мог не знать кто такой Александр II, на которого покушался означенный выше революционер. Мальчик даже не понял что такое Петербург, в котором этот человек был повешен в 1881 году за участие в покушении. Спросить он побоялся, потому что прежние опыты с вопросами были не очень удачны, а сам дядя Коля не удосужился поинтересоваться, что ребёнок понял. А ребёнок понял одно: лишние проблемы ему были ни к чему и с марками было покончено раз и навсегда.
...Вот, представляете, как, оказывается, легко испортить благое дело. Это то, что мы называем «хотел как лучше, а получилось как всегда». А что стоило поговорить, рассказать, заинтересовать, может, и проснулся бы у мальчика интерес к истории! А так – одна досада и отчуждённость.
– Знаете, – произнёс Борис Семёнович после некоторого молчания, – все-таки потрясающий этот Ваш метод. Вот сейчас, пока рассказывал Вам, сам многое понял. Я ведь ушёл из дома в 16 лет сразу после смерти матери, и с тех пор практически не общался с дядей Колей. И даже когда мне позвонили соседи и сказали, что он умер, я не поехал его хоронить, видите ли, был очень занят! Даже не знаю как он жил, нуждался ли в чём, болел ли, как умер… НИ-ЧЕ-ГО НЕ ЗНАЮ! А человек, между прочим, мне и матери жизнь спас, ведь если бы не он, может так на том поле бы и остались… И я только сейчас, понимаете, только сейчас, вспоминая о нём всякие глупости, понял, что моя неблагодарность не знает границ. Как же мне теперь жить-то с этим?
Я смотрела в его растерянные глаза, и моё сердце переполняла нежность к этому большому ребёнку и гордость за него. Ведь если человек понял свою ошибку, признал её и раскаялся, значит, этот человек уже поднялся на ступеньку выше. Теперь нужно было с помощью нашей волшебной формулы просить прощения у дяди Коли, а, главное, простить СЕБЯ! Ведь невозможно жить с чувством вины, и нельзя посадить себя в темницу ПОЖИЗНЕННО. Кроме того, мне очень хотелось, чтобы Борис увидел в своём отчиме потрясающего УЧИТЕЛЯ. Естественно, одну грань этого урока (урока человечности: спасать людей – удел сильного духом и очень доброго человека) Борис понял. Вторую грань, свою неблагодарность, сам увидел. Но был и ещё очень важный аспект, на который мне пришлось обратить внимание моего собеседника. Да я думаю, что вы уже догадались, что речь идёт об общении. Почему не складывалось общение между отчимом и мальчиком? Видимо, потому, что у взрослого человека не было опыта, он просто не знал, как это надо делать. И тут Борис понял, что я имею в виду:
– Так, видимо, и у меня с сыном отчуждение по этой же причине, я тоже чего-то не умел, а потому и получилось то, что получилось. Но что ж теперь делать, мне – 70, сыну – 45, два взрослых чужих человека, какое же тут сближение возможно?!
...«Это невозможно», – сказала Причина.
«Это безрассудно», – заметил Опыт.
«Это бесполезно», – отрезала Гордыня.
«ПОПРОБУЙ», – шепнула Мечта.
Но я позволила себе скорректировать «МЕЧТУ», а потому не говорила «попробуй», я сказала: «Думай, работай, ещё думай, и ещё работай, и получишь результат!». На этом мы и расстались. Нет, конечно же, не навсегда! Просто Борис взял тайм-аут, как он сам сказал, для раздумий. А я, чтобы ему лучше думалось, дала ему прочитать «Сказку», которую написал мой ученик Андрей Башинский.
Где-то в подлунном мире вымерли совесть и честь.
Правду здесь не любили, забыв, что такая есть.
Вера жила сиротливо в серых холодных домах,
Страх ухмылялся криво – царствовал в мире страх.
Сидя на царском престоле, властной холодной рукой,
Страх не давал покоя, страх отбирал покой.
Страх забирался в души, безраздельно царствовал в них,
Счастье и радость разрушив, горя и смерти жених.
Страх надо всем смеялся, мир утопив в крови,
Но сам себе не признавался, что страшно боится… Любви.
Будь ты стар или молод, в жажду – глотком воды,
Любовь согревала в холод царство всеобщей беды.
Она не искала власти, хоть её не обидел Бог,
Любила и в горе, и в счастье, и всяк отвечал, как мог.
Снова в подлунном мире родились и совесть, и честь.
Правда выжила, сколько ни били, на то она правда и есть.
Вера с мечтою заветной селилась в людских сердцах,
И вместе с дымкой рассветной таял в воздухе страх.
* * *Прошла неделя. У меня было очень много дел, но, несмотря на занятость, не проходило ни дня, чтобы я не вспоминала о Борисе. Растаял ли его страх? Поселились ли в его сердце ВЕРА и ЛЮБОВЬ? Несколько раз бралась за телефон, но всякий раз что-то останавливало, и я так и не набирала номер. И дело здесь, конечно же, не в досужем любопытстве (а что он там делает и делает ли что-то вообще?). Нет, просто очень не хотелось, чтобы человек, сделав так много, споткнулся о трудность и сошёл бы с дистанции. Но, в любом случае, выбор продолжать эту работу или прекратить был за Борисом, и мне оставалось терпеливо ждать. Утешало одно – раз не звонит и не задаёт вопросов, значит всё ясно самому, а это уже хорошо.
Моё терпение было вознаграждено. Прошло ещё несколько дней, Борис позвонил и попросил о встрече. Скажу вам честно, звонок не удивил, я его ждала, но удивил ГОЛОС, то есть, можете себе представить – я его не узнала! Это был голос молодого, счастливого и полного сил человека. Когда он понял, что я его действительно не узнала, он весело и заливисто захохотал и сказал, что это – самая высокая оценка его работы.
Его монолог я слушала, затаив дыхание. Это было письмо к сыну и мне сначала даже было неловко, но скоро чувство неловкости прошло и уступило место огромной благодарности к человеку, доверившему мне свою боль, свои раздумья и пошедшему за мной в поисках ПУТИ К СЕБЕ. С разрешения Бориса я привожу здесь этот «голос души», рождённый мукой и слезами, привожу потому, что это письмо не только во многом освободило Бориса от чувства горя и вины, но и явилось катализатором дальнейших очень интересных событий, о которых речь впереди.
ПИСЬМО К СЫНУ. Дорогой СЫН! Знаешь, написал это короткое слово и подумал, что ведь никогда не обращался к тебе так. Когда ты был маленький, я звал тебя Данькой, а чем старше ты становился, тем больше «стиралось» имя и тем чаще в твой адрес звучали местоимения «ты» и «он». Теперь я понимаю, что это не просто неправильно, но в какой-то степени даже преступно, потому что ИМЯ – это код, ИМЯ – это некая программа для человека.
...А потому ИМЯ надо обязательно произносить, чтобы этот код, эта программа участвовали в формировании личности.
Твоё имя – Даниил, в переводе означает «Суд Божий». Конечно, когда мы тебя нарекали этим именем, мы ничего такого не знали и ни о чём не задумывались, но всё дело в том, что программа работает вне зависимости от того, знаем мы о ней или нет, учитываем мы её или нет. И сейчас мне кажется, что мы с тобой так всё перевернули «с ног на голову», что Судье, который нас оценивает, бесконечно трудно разобраться и вынести правильное решение. Вот мне и хочется всё расставить по местам, снять тяжелейшую ношу наших недовольств и распрей, и тогда надеяться на понимание и гармонию в наших взаимоотношениях. И ещё я очень рассчитываю на твоё движение навстречу.