Рецидивист (Тюремная пташка) - Курт Воннегут

Тогда Эйнштейн подает Богу свое обращение. Он полагал, что Бог просто не в курсе, какой чушью Его эксперты занимаются. Вовсе не Бог, думал он, а Его эксперты жестоко обманывают новоприбывших относительно упущенных ими на Земле возможностей. Эйнштейн пытался выяснить, какие у них побудительные мотивы. Уж не садисты ли они?

Кончается рассказ неожиданно. Эйнштейну так и не довелось встретиться с Богом. Но Бог послал к нему архангела, который так и кипел от злобы. Этот архангел заявил Эйнштейну: если и дальше будешь подрывать уважение новоприбывших к экспертам, отберем у тебя скрипку и не вернем, сколько ни проси. Поэтому Эйнштейн впоследствии ни с кем из экспертов и словом не обмолвился. Скрипкой своей он дорожил больше всего на свете.

Рассказ этот явно целит в Господа Бога, допуская, что Он способен прибегать к дешевым уловкам вроде описаний экспертизы, чтобы Самому не нести ответ за такую скверную экономическую жизнь на Земле.

Я постарался ни о чем не думать.

Но тут в голове опять зазвенела песенка про Салли, которая просеивает золу.

А меж тем Мэри Кэтлин 0'Луни, пустив в ход свое всемогущество, поскольку она была миссис Джек Грэхем, уже позвонила Арпаду Лину, главному человеку в корпорации РАМДЖЕК. И приказала ему выяснить, с чего это полиция ко мне привязалась, а также нанять самого умного адвоката в Нью-Йорке, чтобы вытащил меня любой ценой.

Когда освобожусь, Арпад Лин сделает меня вице-президентом РАМДЖЕКа. Раз уж об этом зашел разговор: у нее тут целый список хороших людей, которых тоже нужно сделать вице-президентами. Про всех них, конечно, я ей рассказал, про первых встречных, которые со мной хорошо обошлись.

Еще она велела Лину позвонить в компанию «Американские арфы», чтобы Дорис Кромм не выгоняли на пенсию, хотя Дорис совсем старая.

Да, а я у себя в обитой мягким комнате припомнил один анекдот, которой на первом курсе вычитал в «Гарвардском шутнике». Тогда он меня поразил тем, что был такой сальный. Но, став специальным советником президента по делам молодежи и снова читая на службе студенческие юмористические журнальчики, я увидел, что анекдот этот, причем слово в слово, перепечатывают, и даже несколько раз в год. Вот он:

«Ты что это так меня целуешь, как будто задушить хочешь?» спрашивает жена.

А муж говорит: «Хочу дознаться, кто это сожрал все макароны».

Вспомнилось, и посмеялся я в своем одиночестве от души. А потом словно пружинка какая завелась. Так в голове и вертится: все макароны, все макароны, все макароны…

И настроение совсем испортилось. Поплакал я, головой о стенку бился. Кучу положил в уголке. А поверх кучи водрузил кубок за победу по боулингу.

Потом стишки начал во весь голос декламировать, которые мы в школе учили:

Я умру, и пусть умру,

Пусть умру.

Но ни словом не совру,

Не совру.

Может, я даже мастурбацией занялся. Почему бы и нет? У нас, стариков, половая жизнь куда богаче, чем молодым кажется.

Но в конце концов рухнул.

В семь вечера явился наверх, где начальник участка сидит, самый умный адвокат Нью-Йорка. Вычислил, где я нахожусь. Знаменитый был человек, неукротимостью и суровостью своей прославился, с какими защищал или обвинял кого придется. В полиции у всех поджилки затряслись, когда они увидели эту каждому известную, на каждого наводившую страх личность. Спрашивает он, по какому обвинению меня забрали.

А никто не знает. Нигде же еще не записано, что меня из тюрьмы освободили или перевели в другую. Адвокату моему известно, что домой я не возвращался, он уж там побывал. Ему Лин сказал, что я в отеле «Арапахо» остановился, а Лину сказала Мэри Кэтлин.

Так вот эти, в полиции, и не смогли толком объяснить, за что меня заграбастали.

Кинулись в камерах меня отыскивать. А я-то не в камере, ясное дело. Те, которые меня сюда доставили и в этой комнате заперли, сменились уже. Звонят им, но никого дома нет.

Тут детектив, который все пытался задобрить моего защитника, вспомнил про помещение внизу и решил на всякий случай пойти взглянуть.

Поворачивает он ключ в замке, а я лежу на брюхе, как собака в конуре, и двери разглядываю. Носки на ту кучу в углу указывают, кубком увенчанную, туфли я зачем-то снял.

Открыл этот детектив дверь и с ужасом на меня смотрит, соображая, сколько же я тут проторчал. Получается, город НьюЙорк ненароком совершил серьезное преступление против моей личности.

— Мистер Старбек? — с тревогой осведомился детектив.

А я молчу. Сижу себе, как сидел. Плевать мне стало, что там со мной будет. Я, словно рыба на крючке, сопротивлялся, сколько было сил, а теперь все. Тянет меня ктото из воды, ну и пусть тянет.

Детектив сообщает: защитник ваш явился, — а мне и в голову не приходит выразить протест, что вот, мол, арестовали, никого не оповестив, адвоката сразу не предоставили, а вдруг у меня ни одного нет, и прочее. Явился, так явился, мне все равно.

Тут и защитник в дверях показывается. Да если бы у него бивень вместо носа торчал, я бы и то бровью не повел. Он, кстати, в самом деле тот еще был тип: в двадцать шесть лет уже состоял главным советником постоянного комитета по расследованию враждебной деятельности, где председательствовал сенатор Джозеф Р.Маккарти, после второй мировой войны ставший знаменитым гонителем нелояльных американцев.

Адвокату этому было теперь под пятьдесят, но на вид все такой же нервный, взглядом так и испепеляет, а чтобы улыбнуться, нини. Во времена Маккарти, наступившие сразу после того, как оскандалились мы с Леландом Клюзом, я этого человека ненавидел и боялся. И вот он — мой союзник.

— Мистер Старбек, — говорит, — я пришел защищать ваши интересы, если не возражаете. Меня от вашего имени просила об этом корпорация РАМДЖЕК. Фамилия моя Рой М.Кон.

Чудеса он творить умеет, что правда, то правда.

Я и «habeas corpus»[50] выговорить не успел, как уж сижу в лимузине, поджидавшем у входа в участок.

Кон посадил меня в машину, а сам не сел. Пожелал всего доброго и ушел, руки не подав. Вообще ни разу до меня не дотронулся, никак не выказал, что ему известно, какой я очень даже заметной фигурой был когда-то в американской истории.

Стало быть, опять в лимузине поеду. Почему нет? В мечтах ведь все возможно. Разве Рой М.Кон не вытащил меня в два счета из тюрьмы, я даже туфли обратно надеть позабыл. И дальше пусть все будет, как в мечтах, и чтобы в машине, оставив для меня между собой местечко, сидели Леланд Клюз с Исраелом Эделем, ночным портье из отеля «Арапахо». Они там и сидели.

Оба кивнули мне озабоченно. Чувствуют, как и я, что в жизни теперь все шиворот-навыворот идет.

А дальше было сами догадываетесь что: лимузин кружит да кружит по Манхеттену, словно автобус, который школьников развозит, — надо было собрать всех, кого Мэри Кэтлин 0'Луни велела Арпаду Лину сделать вице-президентами РАМДЖЕКа. Это персональный лимузин Лина и был. Недавно услыхал, такие лимузины, оказывается, «аккордеонами» прозвали. Такой внутри просторный, что компания «Американские арфы» могла бы сзади свой выставочный зал оборудовать.

Клюзу, Эделю и еще тем, кого мы сейчас подберем, лично Арпад Лин позвонил, когда секретарши выяснили, что это за люди и где их искать. Клюза нашли в телефонном справочнике. Эделя вытащили из-за конторки в «Арапахо». А еще одна секретарша поехала в кофейню при «Ройялтоне», чтобы установить, как фамилия этого, у которого рука, как подгоревшие чипсы.

Позвонили и в Джорджию, в тамошний филиал РАМДЖЕКа, осведомились, работает ли у них водитель по имени Кливленд Лоуз, а в Исправительной колонии обычного режима для совершеннолетних на авиабазе финлеттер уточнили, состоит ли на службе конвоир Клайд Картер и отбывает ли срок арестант доктор Роберт Фендер.

Клюз спрашивает: ты можешь мне сказать, что случилось?

— Нет, — говорю. — Просто как сон, который рецидивисту в тюрьме приснился. Бессмысленный сон, сам понимаешь.

Клюз говорит: а башмаки твои куда девались?

— Забыл в комнате этой, мягким обитой, — отвечаю.

— Тебя, что ли, в камере для психов держали?

— Там ничего, — говорю. — По крайней мере не поранишься, даже если захочешь.

Сидевший на переднем сиденье рядом с шофером обернулся к нам. Его я тоже знал. Один из адвокатов, вчера утром сопровождавших Верджила Грейтхауса в тюрьму. И этот на жалованье у Арпада Лина. Сокрушается, что я туфли свои в участке забыл. Съезжу, говорит, в участок, заберу.

— Ни в коем случае, — запротестовал я. — Увидели уже, что я там кучу навалил, а сверху поставил кубок за боулинг, и снова меня арестуют.

Эдель с Клюзом, смотрю, от меня отодвинулись.

— Вот уж точно: все как во сне, — сказал Клюз.

— Ты мой гость, — говорю я ему. — Люблю гостей — чем больше их, тем веселей.

— Джентльмены, — успокаивает нас адвокат, — не волнуйтесь, пожалуйста. Не из-за чего волноваться. Перед вами скоро откроются потрясающие перспективы, такое раз в жизни бывает.