Стальное зеркало - Анна Оуэн

Я могу найти тому только две причины. Первая — они видят возможность быстро взять Каледонию изнутри и хотят, чтобы у нас на это время были связаны руки. Но для быстрой победы им мало просто навербовать сторонников. Прошлый год это ясно показал. Им нужна будет, и это необходимое условие, смерть королевы-регентши. Ваше Величество, есть только один способ сделать так, чтобы нужный человек умер в нужное время — убить его самому. Но это — как бы ни было подобное развитие событий неприятно лично для меня — не самое опасное. Что если они вовсе не собираются соблюдать договор и просто начнут военные действия, когда мы завязнем на юге?

Когда Клод думает как военный, а не как интриган, видящий себя на престоле, с ним даже приятно иметь дело. Хотя, — с тоской думает король, — отчего бы ему хоть раз, ну хоть раз не выйти из роли адвоката дьявола?

— Ваша почтенная тетка тяжело больна, об этом знают от Лондинума до Ромы, — и вы знаете, и не надо мне тут изображать лишнюю мнительность… — и о военных действиях где именно вы говорите?

— В лучшем случае в Каледонии, в худшем — по всему нашему побережью. Сестра моего отца никогда не отличалась крепким здоровьем, а тяжело болеет уже лет пятнадцать… Ваше Величество, вы не просили у меня этого совета, но нам нужны заложники.

А голову альбийской королевы на блюде тебе не надо?! Нет, дражайший Клод, такой танец и ты не станцуешь, да и я не царь Ирод, мне твои танцы, что с покрывалами, что без — не нужны. Мне нужен этот договор с Альбой. Он выгоден.

Король смотрит в стол, молча смотрит в стол. Красивая инкрустация на столешнице: подробная карта Европы. Заказал покойный предшественник Карл, а вот посидеть за ним не успел. Стол — единственное, что Людовик оставил от прежней обстановки. И глаз радует, и вещь полезная. И Марсель здесь еще принадлежит Аурелии, и Арль — тоже наш. Дернул же черт двоюродного дядюшку захватить этот клятый Арль! Арелатцы за древнюю свою столицу удавиться готовы — этакое оскорбление… так и нужно было отжимать их назад, на север, а не лезть ко всему еще и на полуостров.

— Я, — говорит Людовик, — не хочу, чтобы вы думали, что я не даю вам возможность выбирать. Договор этот я подпишу… В любом случае. Но если вам так не нравится положение вещей, я дам вам шанс поступить по-своему. Раньше пятницы договор подписан не будет. Сегодня понедельник. У вас есть три дня, чтобы покинуть Орлеан и отправиться в Дун Эйдин. Со своей свитой, только со своей свитой. Без армии. Но тетушку поддержать вы сможете. И от отравителей ее защитить.

— Ваше Величество, — и вот сейчас «ну на кой же черт я не стал пытать о короне, когда можно было» просто сочится из каждого слога, — один я не смогу отстоять там не только ваши интересы, но даже свои. Будь я хотя бы наполовину каледонцем, имей я возможность рассчитывать хоть на чью-нибудь поддержку по праву крови, это могло бы иметь некий смысл. Может быть, позволило бы выиграть время. Но в нынешней ситуации это ничему не поможет, а только повредит.

Издевается. Ну издевается же. Ему сказали «не хочешь — убирайся на все четыре стороны», а он принялся рассматривать это как деловое предложение.

— Тогда действуйте так, как я вам предлагаю, — король выделяет последнее слово и тоном, и позой, даже рукой в такт хлопает по столешнице. Как раз по Средиземному морю, но совершенно ненарочно. — Обратите свое внимание на Марсель. Вспомните, что вы — маршал, а де ла Валле коннетабль. Забудьте на год о Каледонии и через два года получите ее всю. Законным образом: парламент Каледонии вас пригласит. Я заплачу.

За удовольствие больше никогда не видеть Клода, но обойтись без крови — да десять раз. Да с удовольствием. Пусть проваливает в Каледонию, а там уж как повезет. Удержится — замечательно. Не удержится — будет повод: месть за родича.

— Ваше Величество. — склоняет голову Клод. По идее, у сидящего этот жест должен получаться смешным. Но он, наверное, его отшлифовал и отрепетировал.

И только пять ударов сердца спустя король осознает, что на этот раз ему не возразили.

Его Величество медленно отвернулся от окна. Сейчас, когда Клода не было рядом, он понимал, что весь разговор шел не так. Не нужно было грозить. Не нужно было почти вслух называть опасения мнительностью… Следовало показать пряник и просто подождать, пока родич истечет слюной и сам уговорит себя съесть эту вкусную и совершенно безопасную вещь. Но это сейчас. К сожалению, при виде Клода все тонкие соображения и действенные методы вылетали из головы. Но это-то не в первый раз, удивительно другое. За время беседы Клод должен был оскорбиться и встать на защиту своего ущемленного достоинства по меньшей мере трижды. И ничего. Что случилось? Что он такое готовит? Что все это значит…

Что? Кто? Коннетабль де ла Валле с сыном? Да. Прямо сюда. Ну если они опять с этой свадьбой…

А с чем они еще могут — если вдвоем? Будет сейчас коннетабль показывать королю страдающего сына. В нос примется этим сыном тыкать, со всеми его страданиями. Господи, ну почему так вышло, что из всех детей Пьера выжил только один? Жана, конечно, много — примерно так три сына, ну хорошо, по меркам де ла Валле — два… ну, полтора. А трясется над ним папаша — как над восемью. Было бы восемь — всем было бы проще, и королю, и Пьеру, и, наверное, самому отпрыску.

Сказал же ведь обоим — нет, нет и все. Драгоценная Карлотта Лезиньян, королевская воспитанница, выйдет замуж за Корво. А Жану через пару лет подыщем невесту ничуть не хуже, если не лучше.

Ну что тут непонятного? Особенно для тех, кто читал переписку с Его Святейшеством. Они полтора десятка юных дам перебрали, пока договорились. Капризен нынешний Папа как сама девица Лезиньян, то ему не так, это не этак… И чтобы в эту же воду второй раз, да свое же слово нарушив?

Пьеру король кивнул на кресло. На то самое, в котором только что сидел Клод. Его Величество не любит, когда подданные торчат посреди кабинета. Жану кивать не стал, хотя и не любит: мебель пожалел. Ничего, постоит почтительный сын за креслом отца, со всеми своими страданиями, влюбленностью и плечами шире спинки того кресла. Отрада взору, пока молчит.

Хороший сын у коннетабля с женой получился, красавчик. И без этой клодовой самовлюбленности. И гармонию обстановки не нарушает совершенно, хотя серая куртка с жемчужным отливом могла бы быть и подлиннее. Напущу, думает Людовик, на молодежь пока еще не бывшую супругу, Ее Величество Маргариту. Она как выскажется о том, что выделяться надо умом и преданностью державе, а не трехцветными штанами в такую неприличную обтяжку, что дальше некуда… они с этими штанами сквозь землю провалятся.