Бог в человеческом обличье - Татьяна Коган

– У меня точно такой же, – неожиданно произнес Илья, указывая на болтавшийся на зеркале заднего вида ароматизатор в виде гитары.

– Вот мы и нашли общую тему, – ухмыльнулся Олег.

– Да, прости. Не очень я разговорчивый. Хреновый из меня попутчик.

– Вот так живешь, живешь, что-то делаешь, а потом раз – и приуныл? – пошутил Гром.

– Ага.

– Проблемы?

Илья пожал плечами:

– У кого их нет?

– Тоже верно, – согласился Гром, мысленно восхищаясь стойкостью Крестовского. Учитывая, что тому пришлось испытать, держался он превосходно. Любопытно, почему он не просит телефон, чтобы позвонить в полицию?

Серая лента шоссе мягко стелилась под колесами. Перед постом ДПС Гром сбавил до восьмидесяти, а затем снова набрал скорость. Разговор не клеился. Олег мог бы насильно тянуть беседу, но чувствовал, что этого лучше не делать. Порой молчание сближает сильнее тысячи слов.

На подъезде в город Илья заметно оживился. Кивнул на магнитолу.

– Не против, я включу радио?

– Валяй.

Он поймал музыкальную станцию и чуть не сощурился от удовольствия, когда из динамиков грянули ритмичные басы.

– Кайф.

– Нравится рок? – предположил Олег.

– Есть такое, – улыбнулся Крестовский, дергая коленом в такт музыки. – Давно не слушал.

Он снова умолк, жадно впитывая каждый аккорд песни.

Гром свернул с МКАДа:

– Тебе куда? Адрес скажи.

– 1905 года.

– О’кей.

Знакомство проходило не идеально. Олег рассчитывал на более эмоциональное общение. С другой стороны, Илья пережил сильный стресс, глупо ждать от него веселья. Самое главное, что Гром оказался первым, кто встретился ему после плена. Это событие уже само по себе значимо. Сейчас он спокойно высадит Крестовского у дома, а спустя неделю-другую случайно наткнется на него в баре. Теперь он имеет полное право подойти и заговорить с кумиром – не в качестве фаната, а как человек, оказавший ему услугу.

Когда по радио зазвучали первые аккорды «На пути в Вальхаллу», Олег не придал этому значения. Он уже сотню раз слышал эту песню и начал воспринимать ее как нечто естественное и привычное.

– Останови машину, – севшим голосом попросил Илья.

…Когда Крестовского вывели из студии в темную зябкую ночь, он знал, что его убьют. Не будь он так измучен, предпринял бы попытку сопротивляться – хотя она вряд ли бы увенчалась успехом. Он бы, по возможности, усложнил палачам их задачу, если бы напряжение последних суток не лишило его энергии. Он чувствовал себя раздавленным и неспособным к борьбе. Он отчаянно хотел жить, но даже не шевельнулся, когда почувствовал на затылке холодное дуло пистолета.

За мгновение до смерти в его мозгу мелькнула мысль о музыке. Долгие годы Илья сомневался в своем предназначении и не воспринимал свое увлечение всерьез. Только сейчас он наконец понял, что родился, жил и умер музыкантом. Музыка – единственное неизменное, что всегда оставалось с ним рядом и дарило яркие эмоции. И он был хорош в этом. Черт, он действительно был хорош! Он мог написать еще столько всего, если бы ему позволили жить…

У самого уха щелкнул боек пистолета, но выстрела не последовало. Илью втолкнули в машину, он упал, больно стукнувшись плечом о какой-то выступ.

Его привезли обратно в подвал. Похитители заставили поверить его в скорую смерть, лишили его надежды, довели до грани, за которой начиналось безумие. И решили оставить в живых!

Крестовского прорвало. Он метался по комнате, круша на своем пути все, что попадалось под руку. Он разнес в щепки стол и стул, разбил гитару и синтезатор. Он молотил ногами в дверь с такой силой, что дрожали стены. Он кричал, выплескивая клокотавшую внутри ненависть. Из пораненных острыми щепками рук сочилась кровь, но Илья не замечал ничего, кроме темных пятен перед глазами. Весь огромный мир уменьшился до размеров одной ненавистной комнаты, где он провел худшие дни и где сдохнет в одиночестве! Он никогда не увидит родных и близких. Никогда не услышит знакомые голоса. Не почувствует поддержку тысяч зрителей, пришедших на его концерт, не ощутит восторг, охватывающий его каждый раз, когда он выходит на сцену.

Ярость разрушила его, уничтожила до основания те барьеры, которые еще держали оборону. В какой-то момент Илья отключился. Просто рухнул на пол посреди обломков и заснул. Он проспал, наверное, сутки.

Пробуждение было неожиданно легким. Илья сел на полу, окинул взглядом окружающий беспорядок. Комната выглядела будто после цунами. Целой осталась только железная кровать и плотный матрас.

Илья умылся, выпил воды из-под крана. Удивительно, но чувствовал себя хорошо. После вчерашнего припадка в душе не осталось ничего, что могло бы причинить боль. Самолюбие, принципы, привязанности. То, что, как ему казалось ранее, составляло его личность, треснуло и развалилось ореховой скорлупой. Осталось только ядро. Самая суть. То, кем Крестовский являлся на самом деле. Впервые в жизни он знакомился со своим истинным «я».

На верхней ступени стоял поднос с завтраком. Илья с аппетитом поел и принялся за уборку.

Больше ничего не происходило. С пленником не заговаривали, не оставляли записок, никуда не возили. Он бы подумал, что о нем вовсе позабыли, если бы регулярно не приносили пищу. Илья перестал пытаться понять смысл происходящего. Все гипотезы разбивались о доводы здравого смысла. Ни одна из версий не являлась достаточно жизнеспособной, чтобы объяснить, почему его не убили и продолжали удерживать взаперти. Он устал бороться и поплыл по течению. Куда-нибудь оно его вынесет.

Дни тянулись тоскливой чередой; чтобы хоть как-то себя развлечь, Илья сочинял песни. Он уже успел пожалеть, что бездумно разбил синтезатор и гитару. Несколько раз просил у похитителей новые инструменты, но его мольба осталась без ответа. Что ж, воображение, по крайней мере, при нем. Сутки напролет он придумывал мелодии и тексты, отвлекаясь лишь на еду и занятия физкультурой. Он отжимался, качал пресс, подтягивался, зацепившись за металлический выступ лестницы. Ощутив прилив бодрости, приступал к шлифовке композиций. Мысленно подбирал к песням аранжировки, представлял, какое видео можно снять. И пел. Очень много пел.

Третий альбом был полностью готов, когда за Ильей пришли…

Его выкинули на трассе. Узел на веревке завязали не туго, – избавиться от оков получилось быстро. Свежий воздух опьянял. Окружающее пространство – столь непривычное после длительного пребывания взаперти – казалось бесконечным. Илья запрокинул голову и долго смотрел в темно-серое небо. Оно было высоким, почти торжественным. И незнакомым.

«Тоже мне, Андрей Болконский», – усмехнулся Илья. И побрел по дороге, намереваясь поймать попутку.

Парня, согласившегося подбросить его до дома, звали Олег. Илья хотел попросить у него телефон, чтобы позвонить жене и в полицию, но передумал. Он так долго мечтал об этом моменте; представлял, как обретет свободу, ощутит забытое чувство контроля над собственной жизнью. Все важные звонки и дела будут сделаны позже. Спешить не хотелось. Требовалось время, чтобы осмыслить произошедшее.

Илья прибавил громкость на магнитоле. Как же ему не хватало чужой музыки! Слушать – и не знать, какие слова прозвучат, какой аккорд последует, в каком ритме будет выдержан припев… Тихий восторг охватил его.

По радио зазвучала бодрая песня «Rose Tattoo» группы «Dropkick Murphys». Илья обожал этот американский кельтик-панк коллектив. У них свой яркий стиль, основанный на панк-роке, хардкоре и ирландском фольклоре. Ребята используют национальные инструменты типа волынки, банджо, мандолины и сочетают их с традиционным панковским «запилом» жестких гитарных риффов и барабанов, что придает звучанию уникальность. Крестовский вспомнил высказывание одного критика, которое ему здорово нравилось: «Музыка и вокал «Dropkick Murphys» сочетают различные темпы исполнения: иногда бешеные – иногда медленные, в которых не только много гнева, зла, виски и смерти, но достаточно доброты, Бога, дома, камина».

Илье захотелось поделиться своими впечатлениям. Он повернулся к водителю, но так и не произнес ни звука, – по радио заиграла его песня.

Илья догадывался, что похитители записывали его в студии не для домашнего архива. Они планировали выпустить полноценный сингл и с успехом справились с этой задачей. Тот факт, что его песня крутилась по радио, не удивил Илью. Его удивило, как эта песня звучала. Он узнал басы Крепостного и ударные Мэта.

Как? Черт побери, как? Друзей тоже похитили и заставили сыграть? Или же они изначально были вовлечены в процесс… и, может быть, сами устроили долбаное похищение? Ради славы? Денег? Он верил друзьям и не замечал в них подлости. Но разве заглянешь в чужую душу?