Школьный демон. Первый курс. - Фанфикс.ру Raven912
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Миа!
— Гарри!
— Миа, успокойся.
— Но Гарри... профессор Дамблдор сказал, что это ты из-за меня отказался лежать в Больничном крыле, и теперь — переутомился. Что это из-за меня ты — в таком состоянии.
— Худшая ложь — это когда врут правдой.
— Как это? — Отлично. Привычное средство сработало. Достаточно разбудить любопытство — и начинающейся депрессии как не бывало.
— Я действительно не остался в Больничном крыле, чтобы побыть с тобой. И это — пожалуй, единственная правда в сказанном.
— А что же ложь?
— Что я переутомился и упал из-за этого.
— То есть?
— Про то, какой коктейль намешал в мой сок директор, чтобы добиться такого результата — он, похоже, очень скромно умолчал.
— Коктейль?
— Помнишь, профессор Снейп предупреждал...
— Ты что, знал, что именно пьешь, и все равно выпил?
— Да.
— Но почему...
— Почему не предупредил тебя? Директор ждал, что ты испугаешься. А если бы ты знала, что я падаю по собственному выбору — ты не смогла бы достоверно это сыграть. Прости, а?
— Знаешь же, что я не могу на тебя злится.
— Пора изучать некромантию.
— Зачем?
— Подниму автора Полога Отчаяния. И буду мучить.
— За что?
— Если бы ты могла на меня злиться — сейчас обругала бы нехорошими словами... Я бы минут десять вымаливал прощение, а потом — мы оба успокоились бы. А так — придется ругать себя самому. И как узнать, когда остановиться?
— Можешь — уже. Считай, что прощение ты вымолил. — Ментальный голос девочки окрашен смехом.
— Спасибо.
— Только вот... зачем все это директору?
— Интрига простенькая, но красивая.
— Расскажи.
— Мы сейчас — в лазарете?
— Да.
— Ставлю золотой галеон против медного кната — на соседней кровати лежит Рон Уизли.
— Ты выиграл. Кнат завтра занесу.
— Оставь себе. Так вот... Я сюда влип, похоже, надолго. Не сомневаюсь — мадам Помфри получила строжайшие указания меня отсюда не выпускать.
— Допустим.
— Чувство вины, которым постарался обеспечить тебя директор, помешало бы прекратить посещения, но и не дало бы нам нормально общаться. А тут — Рон. А на тебе — остатки Полога. Результат пояснять?
— Не надо. Но...
— Как я и говорил — простенько, но со вкусом.
— И что мы будем делать?
— Усиленно тренироваться.
— Как это?
— Директор, в своей бесконечной доброте, подарил нам идеальную мишень. И, наверняка, постарается обеспечить нашему трио максимум уединения.
— Почему — идеальную мишень?
— Мозгов у него ровно столько, сколько надо. С одной стороны — какие-никакие, но мысли есть, следовательно — есть что читать и на что влиять. А с другой — эмоции через край. Щиты — не щиты, а решето. Да и сложных ассоциативных связей, которые обязательно нужно учитывать для незаметного воздействия — кот наплакал. Кстати, что он сейчас делает? А то я его что-то не ощущаю.
— Спит.
— Обломались. Работать со спящим сознанием — это совершенно особое искусство. Так что, пока — просто посиди рядом со мной, хорошо?
Выздоровление.
Теперь, когда я уже не мог целые дни проводить с Миа, купаясь в ее заботе, слепота стала... доставлять неудобства. Проще говоря — было невыносимо скучно. В борьбе со скукой, первым делом я, покопался в памяти Уизли, чтобы выяснить, какого рода диагноз привел мадам Помфри в столь веселое настроение. Все оказалось очень просто. Судя по всему, рыжик попытался произнести заклятье "Энгоргио". Вообще говоря, шансы на то, что ему удадутся чары третьего курса — были где-то около нуля... Но вмешался Господин перемен, и чары сработали, а крик новорожденного дракона — привел к тому, что сорвавшееся заклинание изменило цель, увеличив... Ну скажем так — увеличив то, что особенно мешает некоторым танцорам. И, конечно, хихикала мадам Помфри отнюдь не из-за диагноза. Похоже, с последствиями заклинания она справилась за несколько секунд, и была уже готова объявить, что Рон может вернуться в гостиную, когда ей принесли какую-то записку. Судя по тому, что рыжик остался в лазарете — записка была от кого-то обладающего властью (читай — Дамблдора), с соответствующим предписанием. Быстро же директор среагировал. Даже если допустить, что система оповещения позволила ему узнать о случившемся практически сразу же, как произошел инцедент, а студенты некоторое время посовещались, стоит ли тащить Рона в Больничное крыло, или оставить как есть — все равно у Дамблдора было не более пары минут, чтобы в общих чертах изобрести интригу, и сделать свой ход. А вот то, что мадам Помфри все это просчитала практически мгновенно — наводит на мысли... В книге она была одним из самых незаметных, почти технических персонажей, только вот, похоже, это — сознательная позиция. Так сказать, невмешательство. Хм... это надо будет обдумать.
Следующим развлечением было продолжение подготовки "страшной мсти". К счастью, все мысли, которые я хотел вложить в эту рыжую голову — там уже присутствовали, оставалось их только чуть-чуть усилить. Так, и уверенность в том, что ни в коем случае нельзя верить ни одному слову "этого дешевого выпендрежника, мечтающего только о славе", и желание "искать славы для себя, а не для этого придурка, которому и так слишком благоволит директор" — светились в его сознании на фоне всего остального как мощный прожектор на фоне сороковаттных лампочек. Оставалось только добавить идею о том, что великие дела — обязательно требуют наличия восхищенных свидетелей. А то кто бы запомнил поход греков на Трою (в сущности — весьма заурядное событие для тех времен), если бы рядом не было Гомера? (О том, что Гомер жил, скажем так мягко, несколько позже событий о которых он рассказывал — рыжий даже не подумал, а я — не подсказывал).
Ну и, конечно, главным, что позволяло мне относительно безболезненно пережить этот период, были регулярные визиты Миа. Уж не знаю, что ее вело: чувства ко мне, или любовь к учебе (подозреваю, что гремучая смесь первого и второго, о пропорциях которой предпочитаю не задумываться, впрочем, ревновать к знаниям все равно не собираюсь), но она появлялась в лазарете сразу после окончания занятий, и уходила, только когда ее выгоняли. Впрочем, тут я очень благодарен мадам Помфри. Хоть она и вспоминала о каких-то важных делах, требующих ее неотложного присутствия в своей комнате, примыкающей к Больничному крылу, каждый раз, когда Миа появлялась в лазарете, но на обед, ужин и отбой колдомедик выпроваживала девочку весьма жестко. А то, боюсь, мне не хватило бы твердости, и Миа довела бы себя до истощения.
Так что, наше быстро устоявшееся расписание выглядело так: появляющаяся после окончания уроков Гермиона рассказывала нам с Роном о том, что сегодня было на занятиях. Это было довольно интересно само по себе, а дополнительным бонусом была возможность любоваться волнами отвращения и скуки, исходящими от соседа по палате. Потом появлялась мадам Помфри и, к вящему облегчению рыжика, отправляла девочку на обед. После обеда Миа присаживалась прямо на мою кровать, и довольно долгое время мы молчали, взявшись за руки. При этом отрабатывающая ментальную магию девочка, хоть и искоса, но почти не отрываясь смотрела на Уизли. Рон, из самодовольства не замечавший наше "рукопожатие", считал ее взгляды результатом действия приворотного заклинания.
Каюсь, но я совершил небольшую подлость: на одном из первых уроков выдал девочке задание добыть из головы Рона, как он на самом деле к ней относится. После того как у Миа это получилось, по нашей связи прозвучало ТАКОЕ... Воспитанные двенадцатилетние девочки таких слов и знать-то не должны, не говоря о том, чтобы их употреблять. Когда же я поинтересовался источником столь занимательных знаний, Миа призналась, что точно повторила фразу, сказанную портовым грузчиком в Дувре, откуда они с родителями отплывали во Францию, когда тот уронил себе на ногу ящик с консервами.
Как правило, эти напряженные занятия продолжались до ужина. Пока Миа ужинала, я аккуратно подчищал оставленные ей по неопытности следы (благо, в таком деле помощь оракула — просто неоценима). А когда девочка снова возвращалась — мы просто болтали о чем попало.
Но, несмотря на все это, полдня до появления Миа проходили... тяжеловато. И известие о том, что скоро мне будет можно снимать повязку — я встретил с нескрываемой радостью.
Конечно, столь серьезное событие, как первое снятие повязки не могло происходить днем. Только поздно вечером, перед самым отбоем мадам Помфри разрешила убрать столь надоевшую преграду, но перед сном — вернула ее на место. Так продолжалось несколько дней, причем каждый раз повязку снимали все раньше. И вот — состоялся счастливый момент, и я, после почти двух недель слепоты вновь увидел солнечный свет.