Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Русская современная проза » Против неба на земле - Феликс Кандель

Против неба на земле - Феликс Кандель

Читать онлайн Против неба на земле - Феликс Кандель

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Перейти на страницу:

Утаенное умирает. Неразгаданное не рождается. Омываются по одному – неспешно, торжественно, и змеи сползают без прекословий, освобождая место. Надо взойти на камень, и они восходят в молчании наготы.

Знаете ли вы, как царь приходит к царице? «Прошу, моя госпожа, стать последней моей женщиной…»

Прогретость камня. Тяжесть тела. Легкость прикосновений. Раскрываются подземные кладовые, рассекаются источники глубинных вод, взмывают желания – Птицей райских садов. Души рвутся на волю на подступах к высвобождению, тела обозревая с высоты. Змеи высматривают из укрытий. Солнце переваливает через каменную преграду, пламенем наполняя прогал в скале. Надвигается гора радости – вознесет на вершину или погребет под обломками?..

«…куда ты пойдешь, туда и я пойду. Где ты заночуешь, там и я заночую…»

Веки опавшие. Дыхание неслышное. Сон без сновидений. Шпильман тревожится в ожидании пробуждения, тревожатся змеи в местах своего сокрытия. Смывается озабоченность с ее лица, улетучиваются сомнения, проглядывает наконец безмятежность, безоглядная доверчивость ребенка, которого много обижали.

Открывает глаза, глядит пристально, без улыбки, нет трещинки в голосе:

– Позвони мне, Шпильман. Оттуда позвони.

Он молчит.

– Вдруг тебе разрешат два звонка… «Это я, Наоми» – больше не надо.

Наоми – долгое «о-оо» – эхом из глубин безмерного колодца, готового напоить жаждущего…

17

Сослуживцы уже позавтракали, попили кофе, смотрят внимательно на вошедших, словно не видели с давних пор, и поражаются переменам. Кожа ее лица. Блеск глаз. Пушистость волос. Вот оно, влияние соли, воды, ветра, – лишь этот, в кипе, хмурится, отводит глаза.

– Говори, – просит Шпильман. – Не задавливай в себе. Перегорит и отравит сожалениями.

Делает шаг вперед, отчаянно храбрая:

– Ури, я должна это сказать, и я скажу.

Ури оглядывает ее, отвечает серьезно:

– Говори. Мы слушаем.

– Дани, растаяла моя скорлупа.

Дани отвечает:

– Кто ж этого не видит?

– Янив, я снова Наоми. Долгое «о-оо» – уловил разницу?

Янив улыбается:

– Мне было больно за тебя, а теперь радостно. Я тобой горжусь.

– Гиди…

Гиди, сослуживец в кипе, смотрит в тарелку.

– Гиди, ты слышишь? Оказывается, меня надо удивить. Скрытыми случайностями.

Отвечает Гиди, как прощается:

– Я этого не умею…

Отодвигает стул. Встает. Уходит по залу, тоску унося с собой…

Шпильман возвращается в номер, говорит с порога:

– И не поверишь…

Ежик не отвечает – постукиванием коготков по полу, любопытствующим взглядом, полным понимания.

– Ты куда запрятался?

Нет его в комнате. Нет в ванной, на балконе, нет и под кроватью. Постель переворошил, переворошил чемодан и побежал выяснять.

Ежика углядела коридорная, убиравшая комнату. Удивилась. Восхитилась. Вынесла на улицу, посадила под куст.

– Под этот?

– Под тот.

Ежа нет под кустом. Нет за камнем. В траве тоже нет. Возле бассейна. Посреди лежаков. Шпильман бегает. Ищет. Находит его на дальнем газоне, сникшего, припавшего к земле, еще не расклеванного погаными воронами. Желвачок прорвался. Из желвачка проглядывает стебель, опавший хохолок Птицы райских садов – на припеке сгоревшим великолепием.

Звонит теща Белла:

– Ципору из Америки помнишь?

Шпильман отвечает:

– Ципору помню.

– Муж у нее умер. А перед смертью велел сжечь тело и развеять в Неваде. Чтобы не тосковала на кладбище. Что ты на это скажешь?

– Скажи ты.

– Дурак он, Ципорин муж. Лишил жену места, куда можно пойти, выговориться на могиле, услышать – если повезет – его голос…

– Белла, – говорит Шпильман. – Ежик погиб. Мой ежик.

Охает:

– Бедный ты мой!.. Нет у меня слез, Шпильман. Нет больше. Найми плакальщицу…

18

А угрюмому недоростку уже ушивают пояс с карманами, чтобы пришелся впору, куда заложат взрывчатку, болты с гвоздями – ради ожогов по телу, рваных ран от зазубренных железок, дыр в легких, рук с головами напрочь, за что и удостоится торжественной встречи на небесах, где ждут – не дождутся своего властелина семьдесят две девственницы, острогрудые и волоокие, долгоногие и крутобедрые, искусные в танце живота и в неизбывных любовных утехах…

Часть шестая. Взойдет ли саженец?..

1

И снова вечер, день последний.

Жаром пышет Аравийская пустыня. Ветры не приносят избавления. Троюродный Шпильман стоит на балконе, вдыхая горечь соленых вод:

– Мы на подножке. Всё еще на подножке. Пора уж входить в вагон, чтобы стать двоюродным для окружающих, хотя бы двоюродным. Последующее предоставим потомкам.

Коты жестоки, но справедливы. Реже почтительны, чаще безжалостны: «Твои потомки не прочитают твои книги».

– Это так. Но не это тревожит…

«Здравствуй, дорогой! В последний раз – здравствуй!..

…внукам – рассказываешь про Россию? Какая Россия у твоих внуков? Каждый хоронит в памяти свой город, на день расставания, да и у меня, честно говоря, отняли мое пристанище; старушкой прошмыгиваю переулком, по стеночке, жмурю глаза на новшества. Вывески и рекламы – ох, уж эти вывески!.. А на доме твоем, на том самом, заветном, без которого жизнь не полна, светится над подъездом, упрямо лезет в глаза – „Обмен валюты“…

Вот тебе к утешению, свет мой в окошке: бегство вдвоем, впопыхах, под невозможным предлогом, поезд с натугой на подъеме, паровоз виден из окна на закруглении пути, дым из трубы – тогда еще дымило, желтенький цветок на обочине, замедленно проплывающий в памяти, веранда с двумя койками, из которых одна оказалась ненужной, муравьи на столе, в чемодане, повсюду, а к вечеру скала у воды, узкая полоска гальки, ночные купания на притихшей волне, обнаженность в призрачном свечении, – поверху проходили пограничники, спугивали фонарем, море ворочалось в скальных разломах, укладываясь на ночлег, помнишь ли это? Искали сердолик и парчовую яшму, писали имена на камне, губной помадой: ты мое, я твое – лучшего в жизни не было. Спросил вдруг: „Если позову, бросишь всё и придешь?“ – „Да“. – „Я не позову“. – „Я знаю“. Не достучалась к тебе, не достучалась…

Что еще? Да всё уж. Мир разделен, до тебя не дотянуться. Любила показывать дорогу: как пройти, куда проехать, – указываю теперь могилы на старом участке, где все сроднились, перемешались на глубине, все свои. Пиши мне, моя душа: „Москва, Востряковское кладбище, 38-я линия, до востребования“. Беспокоюсь за тебя: вас, приехавших туда, становится всё больше, в вас оттого легче попасть. Обнимаю и желаю покоя – в том виде хотя бы, каков мыслим в ваших краях…»

Приписано на полях: «Что ж ты не позвал меня, Живущий поодаль?..»

2

Смытые туманами окрестности. Ползучие наваждения. Слепота с глухотой.

На переломе ночи выходят на промысел демоны изнаночного мира, принюхиваясь к исполнению будущих непотребств. Чиркает спичкой неуловимый пироман, темным пламенем полыхает пальма, облитая мазутом, каждую ночь другая. Ветер перелистывает страницы позабытой на скамейке газеты, встревоженно и смятенно, как считывает заголовки и ужасается содеянному. Похрапывает на этажах разновидный люд: кто с кем, кто без кого. Живущий поодаль возглашает шепотом, чтобы не пробудить постояльцев:

– Я пришел скачком в эти края, а они притерпелись. Вы притерпелись, люди!..

«Коты тоже притерпелись, – соглашается Корифей. – На дармовой пище. А это опасно…»

– Мне есть что терять, – продолжает его хозяин. – Не выучил еще этот язык. Не побывал возле змеиного камня. Не встретил окунающихся на заре. Не завершил борьбу с силами нечистоты. Вторая мировая нас обошла. Обойдет ли Третья?..

Нет ответа на этот вопрос. У котов тоже нет.

Посреди ночи говорит Корифею:

– Сочинителя следует судить за нанесение ущерба. Тем, кого он обворовал при жизни и запихнул под обложку. За страдания, нанесенные героям, которых породил и не уберег.

Кот отвечает на это: «Ты и меня породил. Терпи теперь, чеши за ухом, выделяй долю молока и лакомств»…

…всем и каждому, кому о том ведать надлежит! Называйте сочинителя истинными его именами. Масень Афанасий – называйте его. Ланя Нетесаный. Горох Капустин сын Редькин. Гришка Неупокой. Пинечке, в котором пел Бог. Реб Шабси и реб Иоселе. Устраивайте день встречи родившихся под его обложками, которых он жалеет и жалует, мучается их муками, горюет, когда они погибают в мире вымышленных страданий…

Для котов это сложно, даже с пояснениями, но сочинителя уже не остановить. Учеников у него нет, и вся премудрость достается шерстистому собеседнику:

– В сущности, к чему сюжеты? Звездам не нужен сюжет в мировом порядке. Луне не нужен. Скале в ее отрешенности. Маловидной тропе в лесу. Дереву на опушке. Луговой траве. Разве что ручью…

…сюжет у ручья не свой. Сюжет у ручья от ложа, ему уготованного. Крутые изгибы, плавные повороты, травные переплетения на пути, одинокий камушек на перекате влияют на его напевы, умножают случайности, порождают неожиданности. Так и строка – ложе, заполненное словами, которые протекут по нему в чистоте и прозрачности замысла, отзвучат переливчатым, через край, звуком…

1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Против неба на земле - Феликс Кандель торрент бесплатно.
Комментарии