Гамлет, отомсти! - Майкл Иннес

– Мистер Такер… – Такер чуть не подпрыгнул, услышав чуть изменившийся голос молодого полицейского. – Мистер Такер, а каково ваше мнение об отношениях этих двух людей? Они ведь, полагаю, вместе репетировали? И что, по-вашему, за человек этот Маллох?

Такер решил начать с подробного ответа на последний вопрос:

– Маллох тот, кого называют методичным ученым. Он, полагаю, очень известен в своей области. Ясный, цепкий ум – очень цепкий – и шестьдесят лет работает не покладая рук. Исследует текст до запятой и в процессе этого достигает удивительно интересных результатов.

– Почти как Готт.

– Да. Но Маллох куда лучше Готта. Крепче схватывает.

– Понимаю, – нерешительно ответил Эплби. Он знал, как Джайлза иногда «заносило».

– Но это еще не все. Говорят, что за узкую специализацию ученые платят узколобостью. После 1870 года все неграмотные, я никогда не покупаю новых книг. – Такер печально покачал головой. – Однако Маллох эрудирован во всех областях и живет в реальном мире. Его ученость не то чтобы важнее его характера, о котором я не очень-то много знаю. Он корректный, язвительно вежливый человек, но иногда его в хорошем смысле «прорывает», что наводит на мысли о былых эдинбургских днях. И это выражается в его работах – иногда просто замечательных, – особенно когда он на кого-то обрушивается. Я хотел бы видеть его среди моих авторов. – Последняя фраза мистера Такера прозвучала как высшая форма похвалы.

– А его отношения с лордом Олдирном?

– Я не очень много знаю о них. Маллох приехал только в пятницу вечером, и я почти не видел их в обществе друг друга. Но и впечатления того, что они друг друга избегали, у меня тоже не сложилось. Раньше я никогда не останавливался в одном доме с ними, хотя, кажется, припоминаю, что они иногда встречались на приемах. Герцогиня знает об этом гораздо лучше меня.

– Да, – сказал Эплби. – Да… – Он поднялся с вежливой чопорностью и учтивостью премьер-министра, провожающего депутацию. – Премного вам благодарен. Теперь мне нужно раздобыть первоисточник.

– Книгу Андерсона?

Эплби с невинным видом вытаращил на него глаза:

– Бог мой, нет. Пьесу Шекспира.

2

– Я вот что подумал… – сказал Пайпер Готту через голову Элизабет не совсем дружелюбным тоном, поскольку он, как и большинство сидевших за завтраком, чувствовал себя уставшим и измотанным. – Так вот, я подумал, что в этом деле вы, должно быть, чувствуете себя как Пигмалион в тот момент, когда его статуя ожила. Вы придумываете подобные штуки, и вот вам, пожалуйста.

– Очень неуместное сравнение. А как насчет истории Франкенштейна? Там тоже есть над чем подумать. Может весьма неплохо получиться.

Элизабет, показав пример тем, что спокойно и плотно поела, услышав эту пикировку, хмуро посмотрела в тарелку. Миссис Платт-Хантер, объяснявшая герцогу, насколько было необходимо, чтобы ей позволили уехать из Скамнума, когда ей захочется, не улучшила царившую за столом атмосферу, начав дискуссию об опасном влиянии кинематографа на низшие классы. Столько фильмов, в которых все буквально провоцирует преступления!

Нейв неосторожно пошутил:

– А как, сударыня моя, насчет пьесы, которую вы приехали посмотреть? Разве она, согласно вашему утверждению, не подстрекает нас к супружеской измене, кровосмешению, отцеубийству, братоубийству, просто убийству и революции, не говоря уже о том, что от нее голова кругом идет? Нет, нет, все это – криминальные фильмы, рассказы об изощренных убийствах – служит своего рода предохранительными клапанами, сударыня, клапанами для выпуска пара.

Готт нарушил тягостное молчание, разбив яйцо.

– Но Шекспир… – ответила миссис Платт-Хантер с явным намерением продолжить спор. – Шекспир же был поэт. – И, не услышав комментариев, добавила: – По-моему, герцогу нужно пригласить детектива.

– Детектива? – вежливо спросил Ноэль. – Вы хотите сказать, настоящего детектива, не из полиции?

– Именно что – настоящего детектива. Есть очень хороший человек – забыла, как его зовут, – иностранец, очень самоуверенный, но, говорят, весьма заслуживающий доверия.

Готт быстро провел рукой по волосам, что делал всегда, когда мир казался ему особенно безумным. Неожиданно Элизабет пробормотала:

– Джайлз, а вы не могли бы это все прояснить… разрешить?

Готт бросил на нее встревоженный взгляд.

– Я хочу сказать, что в какой-то степени они правы. Они клонят к тому, что это по вашей части.

– В том смысле, что убийство совершено под влиянием детективов?

Элизабет задумалась:

– Нет. Убийство, очевидно, совершено под влиянием чего-то более существенного. Но способ совершения, обстоятельства, техника – все это кажется творением такого же человека, который пишет запутанные романы. Вам, возможно, удастся докопаться до сути.

– Но не так, как это делает Эплби. Не думаю, что в реальной жизни из меня получился бы хороший сыщик. Я не иностранец и не… однако позвольте познакомить вас с Эплби.

Они успели дойти до двери, но тут их внимание привлек Клэй, выразительно щелкнувший пальцами и обратившийся к герцогу и ко всем присутствующим:

– Послушайте, мне тут пришло в голову, что кое о чем надо бы рассказать полиции. Это о вашем аппарате, доктор Банни. Кто-нибудь объяснил полиции его чрезвычайную точность? Я говорю о возможности определить голос, произнесший одно из посланий. «Я не крикну: Гамлет, отомсти» – так, кажется? Вы полагаете, что смогли бы это сделать? Помню, мисс Терборг предложила тогда нечто подобное.

Банни, неприметно притаившийся за столом, тотчас просиял.

– Уверен, что смог бы, – с жаром произнес он. – Видите ли, невозможно скрыть искажения человеческого голоса от современных фонометрических тестов – моих фонометрических тестов. Даже вам, мистер Клэй, это не удастся. Мне понадобятся лишь голосовые образцы.

В Скамнуме стало привычным относиться к доктору Банни и его черному ящичку с легкой иронией. Безусловно, именно поэтому никто прежде не рассматривал эту возможность. Но теперь уверенность Банни произвела на собравшихся должное впечатление. Даже герцог заинтересовался.

– И вы сохранили валик, запись, что угодно, этого послания?

– Это у меня в комнате.

– А аппарат? – спросил Маллох.

– Забрали полицейские.

Тут в разговор вмешался Готт. Ему казалось, что все это лучше рассказать Эплби, нежели собравшимся.

– Тогда, быть может, пойдемте? Полагаю, это нужно немедленно изложить мистеру Эплби.

Банни не был в центре внимания с того памятного случая, когда он предложил включить запись «Отче наш». Он с готовностью присоединился к Готту и Элизабет. В дверях они столкнулись с герцогиней, которая всегда опаздывала к завтраку.

– Что-нибудь обнаружили, Джайлз? И каковы их планы?

Готт уже стал «официальным» посредником между Скамнумом и пришлым представителем власти.

– Полагаю, ничего из ряда вон выходящего. Всех находившихся за кулисами допросят нынче утром, а пока что мы и все остальные находимся в заточении. Не знаю, что случится, если кто-то поднимет бунт, но пока слышны лишь жалобы миссис Платт-Хантер.

– И мои тоже, – подал голос Нейв. – Но если мистер Эплби отправит за меня телеграмму высокопоставленному пациенту, которого надо тактично перенести на другой день, я буду вести себя смирно. Если позволят, я бы сейчас же пошел и поговорил с мистером Эплби. – Нейв явно любил похвастаться своими высокопоставленными пациентами.

Они нашли Эплби, который ушел из шумного артистического фойе, сидевшим, свесив ноги, на главной сцене и погруженным в изучение суфлерского экземпляра «Гамлета». Элизабет подумала: «А произвел бы он впечатление на миссис Платт-Хантер?» Ведь он отдаленно напоминал заслуживающего доверия иностранца. Но Готт внезапно прервал раздумья Эплби, желая опередить Нейва с его недовольством по поводу телеграммы:

– Доктор Банни считает, что может определить голос человека, воспользовавшегося его диктофоном для записи одного из посланий о мести.

Эплби удивленно взглянул на Банни.

– Я надеялся, что мы сможем ограничить вероятный доступ к вашему аппарату и к другим средствам, с помощью которых передавались послания. Однако как я понял, герцог говорит, что голос был изменен. И разумеется, тщательно измененный голос, записанный на диктофон…

Банни нетерпеливо перебил его:

– Вы не понимаете. Это не просто диктофон. Это высокоточный инструмент для научного изучения деталей и оттенков речи. Я хотел бы все вам объяснить, если вы распорядитесь принести его сюда. Я показал нескольким людям, как он работает: понять там очень просто. Он измеряет, именно измеряет относительные интервалы и ударения, которые никто не может скрыть или изменить. Конечно, в суде его предъявлять нельзя: вас поднимут на смех. Но нам – вам – он сможет указать на обладателя голоса. Все, что мне нужно, – это образцы голосов всех причастных людей. Подумать только, но они у меня уже есть. Нужно лишь тщательно сравнить каждый образец с валиком, на котором записано послание, – и дело сделано. Понимаете? Это довольно долгая и скрупулезная работа. Но все валики у меня в комнате. Могу я принести их? Аппарат у вас?