Иллюзия преданности (СИ) - Близнина Екатерина

— Китель снимай, Арри Рантала, не то весь взмокнешь. Да и не вычистишь потом от муки. — Он обернулся к остальным. — Кто покажет новичку, как работать с тестомесом? Амала?

Терри оставил черпак для муки на столе в подсобке и вышел в зал с печами. Ослабил платок и оттянул от лица, чтобы не мешал говорить.

— Разрешите я покажу, мастер Келва.

Техник возражать не стал и вернулся на свое место: обминать комки текста, надрезать и укладывать на расстеленные на жестяных листах льняные полотенца. Арри стянул китель и повесил там же, где висела одежда дежурных. Надел чистый передник и подошел к Терри.

— Ну и живописный у тебя вид, — восхитился друг, оглядев Терри от макушки до пяток. — Вот теперь ты по-настоящему «белый», Риамен. У тебя даже волосы побелели от муки.

Терри коснулся ладонью волос и задумчиво взглянул на нее.

— Зачем ты пришел? — подозревая неладное, спросил он.

— Чтобы ты не забыл, что твое дежурство заканчивается в полночь, — серьезно ответил Арри. — Иначе ты надорвешься, я тебя знаю.

Терри распустил узел косынки и вытер вспотевший лоб.

— Келва не отпустит, — тихо предупредил он, опасливо покосившись на мастера, который умел быть непреклонным, когда хотел. — Да и потом, я хотел еще сладкий пирог испечь, а сдобное тесто только после дрожжевого замешивают, если остается время.

Арри с озадаченным видом взъерошил волосы.

— Ты говоришь загадками. Без пирога никак не обойтись?

Терри достал из кармана приказ из отдела отладки экспериментальных образцов, выписанный на имя Тармо Перту, и показал Арри.

— У человека день рождения. Нехорошо отказывать ему в такой малости как пирог с ягодами.

Глава тринадцатая. Эффект искажения

Лучи рассветного солнца золотыми искрами пробегали по полупрозрачной завесе над крышами. Далекие разодранные в клочья облака тянули длинные хвосты с красными подпалинами в сторону моря. Энергетический барьер искажал их очертания, как гигантская выпуклая линза.

После прокаленной пекарни воздух на улице показался ледяным и колким. Даже под куполом ощущалось холодное дыхание осени. На металлических трубах переливались хрустальные капли росы. Арри остановился застегнуть распахнутый китель и утер рукавом пот на лбу. При этом он неосторожно глянул на солнце. И поплатился: слепящий свет залил стекла очков. Арри зашипел и немедленно принялся тереть глаза, ругаясь сквозь зубы. Терри с интересом послушал про «демонову дефракцию», сочувственно покивал, а потом переложил ручку корзинки из правой руки в левую, снял фуражку и нахлобучил другу на голову.

— Поправь козырек, он от бликов защищает, — терпеливо посоветовал он. — Форму надо носить как положено, а не о прическе думать.

Отросшие пряди потешно торчали из-под темно-синего околыша и над ушами. Арри глянул с обидой. Белки глаз у него покраснели и покрылись сеткой прожилок от усталости.

«Еще и растёр вдобавок, вот простофиля!» — с жалостью подумал Терри. Ему и без стекол, обнажающих переплетение энергетических потоков, не хотелось лишний раз поднимать глаза к высокому холодному небу за магическим барьером. Даже думать не хотелось о том, каким ярким и многоцветным было это утро для близорукого Арри.

— Я в Академию поступил, чтобы форму не носить.

Арри со значением постучал согнутым пальцем по околышу над виском. Терри в ответ фыркнул: ему красноречивый намёк на гвардейцев не понравился. Хотя умом он понимал, почему сын судьи ненавидел законников, но одобрить такое отношение не мог. Захотелось уколоть в ответ. Тем более что за первой репликой последовала вторая, короткая, но меткая, какие случается услышать от самых близких:

— А прическе моей ты просто завидуешь.

— Я думал, хоть ты здесь потому, что мечтал всю жизнь корпеть над чертежами и формулами, — хмыкнул Терри и немедленно был наказан за то, что отвлекся на подначку: угодил в выбоину на старой мостовой и здорово подвернул ногу. Настал его черед шипеть и ругаться, при том, что сердце заполошно заколотилось от испуга за судьбу свежеиспеченного ягодного пирога. Терри осторожно прижал корзинку к животу обеими руками и проверил, не съехала ли полосатая тканая салфетка. Другого пирога нет и еще долго не будет: смена в пекарне закончилась этой ночью и следующая начнется лишь через пять дней.

Арри сдвинул фуражку на глаза так, что блестящий козырек тихо стукнул по металлической оправе очков.

— Все дело в том, что я правда всю жизнь об этом мечтал, — неожиданно весело и громко сказал он. Или Терри после тяжелой ночи каждый звук казался чрезмерно звонким, порождающим болезненное эхо в пустой и горячей голове? — Осветить улицы Акато-Риору — не только Верхний город, но и Средний, прогнать тени из подворотен — скажешь, дурная цель? Намного лучше, чем стать цепным псом короля и рвать тех, на кого он укажет.

Терри на ходу прихрамывал и кривился. Боль простреливала ногу от пятки до самого колена. Ему было что возразить, но сил спорить не было. Мысленно он ехидно поддакивал, что жить в вольере, разумеется, намного лучше, чем сидеть на цепи, но вслух ничего не говорил.

Можно подумать, Арри сам не понимает, что так или иначе королю служат все. И те, кто придумывает, как осветить улицы, и те, кто стоит на страже порядка.

А также что те и другие служат королю всю жизнь.

Немного погодя Арри заметил, что друг хромает, и забрал корзину, чтобы сберечь пирог. О форме и тех, кто ее носит, они больше не говорили, Арри почти сразу же нашел, о чем поворчать без риска разбередить старые раны.

— Допустим, ты принесешь пирог отладчику, услышишь «премного благодарен», а что дальше?.. Нет никакого смысла в поиске покровителей, — устало пропыхтел Арри, не дождавшись от Терри ответа на первый вопрос. — Тебе этот пирог еще припомнят. Да тот самый Тармо Перту и припомнит, только повод дай.

— Я и хочу, чтобы он запомнил меня. И тебя. И то, что мы испекли ему пирог, — терпеливо пояснил Терри, досадуя, что другу нужно объяснять очевидные вещи и что боль в ноге никак не проходит.

Арри потянулся пятерней к челке и сдвинул фуражку далеко на затылок. Теперь она держалась и не падала только благодаря какой-то запретной магии, не иначе.

— Брось, Риамен. Этот путь не для тебя. Ты способен на большее, чем втихую таскать отладчикам пироги или вино. Расскажи про «белый огонь», и вместе мы заставим старших магистров разинуть рты.

— Чтобы они разинули рты, у меня только одна попытка, — мрачно ответил Терри, внимательно глядя под ноги — начался подъем в горку, и ковылять по каменной мостовой стало ощутимо сложнее. — А не как в прошлый раз. Облажаюсь в расчетах, сошлюсь на Талсиена — да хоть на принца Алишера! — они сперва обсмеют меня, а потом заберут все и сделают по-своему. Вспомни наше с тобой молчаливое письмо. Или умный браслет.

— Молчаливое письмо для Варии?

— Да, письмо. Да, для Варии, — скрипнул зубами Терри. Имя девушки всколыхнуло темную муть, которой до самого горла скопилось после последнего разговора с ней. — Король показал мне Распознающую печать. Это мое письмо. Наше. Они даже не придумали, как его защитить, а уже пытаются нажиться на нем. Они собирались продать наше с тобой письмо Империи, можешь в это поверить? Ты как, готов быть человеком, чье изобретение попало в руки врагам?

Судя по вытянувшемуся лицу, Арри не поверил, что Империя настолько нуждается в бумаге для любовной переписки. Все-таки они работали над письмом как раз в тот период, когда Терри был без памяти влюблен в Варию и искал способ признаться ей в своих чувствах, но так, чтобы об этом никто не узнал. В конечном итоге он перемудрил настолько, что Вария так и не увидела рабочий прототип «молчаливого письма», которое должно было стать самым романтичным признанием, какое только мог выдумать Терри.

А вместо этого письмо оказалось в руках Парлас и Арчера. А Вария…

Некстати вспомнились длинные вечера, которые он потратил на письмо. Потратил впустую. Терри сглотнул поднявшуюся к горлу вязкую горечь и сжал кулаки.