Убик - Филип Дик

— Что касается меня, то я — изоляционист, — заявил Блисс.

«Что испытывают остальные члены нашей группы? — задумался Джо. — Живут ли они в этой же самой действительности? В США 1939 года? А может, когда я присоединюсь к ним, мое путешествие вспять приобретет обратное направление? Это интересный вопрос. Мы должны сообща найти способ, который позволит возвратить эти пятьдесят лет и вернуться в современную, не коснувшуюся регрессии действительность. Если вся группа пережила идентичный обратный процесс, как и я, то, присоединившись к ним, я не помогу ни себе, ни им. Единственно, я смогу избежать хлопот, связанных с дальнейшим сдвигом окружающего мира.

С другой стороны, действительность 1939 года кажется достаточно устойчивой, в течение последних 24 часов не наступило никаких перемен. А может, это связано с фактом моего сближения с группой?» — подумал он.

А ведь стекляшка с бальзамом «Убик» для почек и печени сдвинулась во времени на восемьдесят лет. В течение нескольких часов она преобразовалась из банки аэрозоля в бутылку, а затем и во фляжку, отлитую в деревянной форме. Так же, как и кабина лифта из 1908 года, которую видел только Эл…

Но в этом случае дело выглядело по-другому. Ведь толстый пилот, Сэнди Джесперсен, тоже видел отлитую в деревянной форме флягу с эликсиром «Убик». И это не субъективное видение: только благодаря ей он добрался в Де-Мойн. Пилот видел и метаморфозу автомобиля «Ласаль». Кажется, болезнь, унесшая Эла, имела совершенно иной характер. «Только бы это оказалось правдой», — молился Джо.

«Допустим, — размышлял он дальше, — мы не сможем повернуть вспять процесс регрессии и останемся в этой действительности до конца жизни. Но так ли это страшно? Можно привыкнуть к десятиламповым приемникам «Филко» в виде комода, хотя уже известны и гетеродинные аппараты, пусть я их еще и не встречал. Мы в состоянии научиться водить машины марки «Америкен-Остин», которые можно купить за 445 долларов (цена пришла ему в голову внезапно, однако он чувствовал, что она именно такая).

Когда мы начнем работать и получим современные деньги, то сможем летать не только старинными бипланами типа «Кертисс-Райт», ведь уже четыре года тому назад, в 1936 году, введена в постоянную эксплуатацию авиалиния через Тихий океан, там используются четырехмоторные самолеты типа «Чайка». Трехмоторному самолету «Форд» уже одиннадцать лет, для современных людей это уже реликт. А тот биплан, которым прилетел сюда я, даже для них — музейный — экспонат. Мой «Ласаль», прежде чем трансформироваться, выглядел достаточно приличным, и его вождение даже доставляло удовольствие».

— А что будет с Россией? — спросил его Блисс. — Я имею в виду во время войны? Мы ликвидируем этих красных? Можете вы заглянуть так далеко?

— Россия примет участие в войне как союзник США, — ответил Джо, одновременно размышляя: «А какмы будем обходиться с остальными предметами, продуктами? В области медицины у нас появится много проблем, особенно, если заболеем. Ведь сейчас еще не употребляют сульфамиды. Да и услуги дантиста — тоже не из приятных, они все еще используют буры и новокаин».

— Как — наш союзник? — пробормотал Блисс. — Коммунисты? Это невозможно, ведь они подписали пакт с фашистами?

— Немцы нарушат его, — ответил Джо. — Гитлер нападет на Советский Союз в июне 1941 года.

— И уничтожит его, надеюсь.

Сбитый с мыслей, Джо повернул голову и присмотрелся к Блиссу.

— Коммунисты — вот настоящая опасность, а не Германия, — распалился Блисс. — А возьмем проблему евреев. Вы знаете, кто ее использует? Евреи, живущие в нашей стране: многие из них не имеют гражданства и находятся здесь как беженцы, получая государственные дотации. Я считаю, фашисты, может быть, в некоторых случаях и зашли слишком далеко, но если говорить о еврейском вопросе, то, надо признать, эта проблема существует уже давно и нужно найти какой-то выход, хотя, возможно, и не такой сильнодействующий, как концентрационные лагеря. У нас, в Соединенных Штатах, — подобные проблемы как с евреями, так и с черномазыми. В конце концов, нам придется решать проблему и с одними, и с другими.

— Никогда до сих пор я не слышал от кого-нибудь слово «черномазый», — сказал Джо. Он понял: нужно оценивать этот период несколько иначе.

— Линдберг — вот человек, имеющий правильный взгляд на планы немцев, — продолжал Блисс. — Вы слышали, как он выступает? Мне наплевать, что о нем пишут в газетах, но действительно… — Он затормозил и остановился перед сигналом «STOP» допотопного вида семафора. — Например, сенаторы Бора и Най. Если бы не они, то Рузвельт продал бы Англии оружие и втянул бы нас в войну. Рузвельт хочет, чтобы мы вступили в нее. Но американский народ не поддержит его. Американский народ не собирается биться ни за Англию, ни за какую-либо другую страну.

Зазвенел звонок, и высунулось зеленое плечо семафора. Блисс включил первую скорость; «Виллис-Найт» начал двигаться в потоке машин в центре Де-Мойна.

— В ближайшие пять лет у вас вряд ли окажется много поводов для радости.

— Почему? Такое мнение у большинства жителей штата Айова. Хотите знать мое мнение о работниках Рансайтера? Слушая вас да и других, я пришел к выводу: все вы — профсоюзные агитаторы. — Блисс бросил на Джо взгляд, полный самоуверенности.

Джо не отозвался. Он смотрел на старинные дома из кирпича, дерева и бетона, на странные машины, в большинстве своем черного цвета, и думал: только ли ему среди членов группы проявился этот особенный аспект жизни 1939 года? В Нью-Йорке все иначе, здесь — страна Библии, — Средний Запад, известный изоляционистскими тенденциями. Мы не останемся здесь жить, осядем на восточном или западном побережье.

«Мы слишком много знаем, — думал он, — чтобы спокойно жить в этот период. Если бы мы переместились всего на двадцать — тридцать лет назад, то смогли бы легче психологически адаптироваться. Переживать за программу «Джемини» и примитивные старты «Аполло» не столь интересно, но вполне возможно. В то время, как в этот период…

По-прежнему еще ощущаются последствия Великой Депрессии. Люди нашей эпохи имеют колонии на Марсе и Луне, постоянно совершенствуют межзвездные полеты, а эти до сих пор не справятся с пустынями Оклахомы.

Эти люди живут в мире, суть которого выражает риторика Уильяма Брайана и «обезьяньи процессы» Скопса; мы никак не сможем приспособиться к их мировоззрению, морали, политическим взглядам. Для них мы являемся профсоюзными агитаторами, а их понять труднее, чем фашистов, и мы представляем большую опасность, чем коммунистическая партия. Мы — самые опасные агитаторы из живших в ту эпоху. Блисс абсолютно прав».