Кровавый отпуск - Виктор Кнут

— Погоди, — сказала она. — Надо только запалить свечку. А то в темноте что ж я найду?

При этих словах я в душе даже взвизгнула от восторга. В сладостном предвкушении того, что уже очень скоро я наконец сброшу оковы и смогу проломить ненавистному карлику череп. И: выбраться из этого подземного каземата.

Девочка слезла с кровати, и я слышала, как она с пронзительным скрипом открыла дверцу шкафа. «Там должна лежать зажигалка», — вспомнила я.

— А как «хозяин» припрется? — вдруг громко прошептала Оля, и я представила, как она сейчас испуганно замерла в темноте возле открытого шкафа. Содрогнувшись при мысли, что совершает сейчас нечто ужасное. То, на что ее подбивает эта авантюристка Марина! То, чего делать никак нельзя! То, за что можно быть жестоко наказанной! — Он же должен скоро прийти… Он сказал, через час… Он почует, что мы здесь жгли свечку… Он же не разрешал нам…

— Он уже ничего не почует. Не успеет, если ты все сейчас сделаешь правильно, — подстегнула я девочку. — Ну же, Олена!

— Нет. — Она колебалась. Она бестолково тратила драгоценное время!

Я уж было подумала: «Черт с ней, с трусихой. Может, она даже права. Лучше дождаться ночи, когда будет немерено времени, и риск того, что нас схватят за руку, будет почти равняться нулю. А сейчас лучше всего не пороть горячку. Пойти спокойно вымыться в бане. Потом покушать вареной картошки. Потом получить свою порцию ударов бича. И быть изнасилованной. О черт! Пронесло вчера — карлик оказался слабаком, — но не каждый же день должно так везти. Сегодня я первая в очереди на прием к палачу. Эх, и как же мне не хочется этого!» Вот так я уже было подумала, когда Оля щелкнула зажигалкой и подожгла фитиль у огрызка свечи, который еще с сегодняшней ночи был закреплен в самодельном подсвечнике в ногах кровати.

— Что тебе надо, Марина?

— Какой-нибудь острый ножик, — быстро зашептала я. — А может, металлический стержень. Подойди, посмотри. — Я протянула руку и продемонстрировала «тридцать шестой» замок на железном кольце, охватывавшем запястье.

— Я знаю, Марина. Хозяин их отпирает такой специальной кривулькой. Ну… ее тока здесь нету. Он носит ее с собой… Нет, здесь ее нету…

— Найди что-то похожее. Быстрее, Олена.

— Здесь ее нету, — снова произнесла девочка и залезла в шкаф. Загремела там цепями и ремешками. Потом показала мне штепсель от магнитофона. — Не подойдет? — Я в ответ покачала головой. — А ножика тоже здесь нету, Марина… И что же тебе найтить?

Она протянула мне ремень с громоздкой латунной пряжкой, я попыталась поковыряться ею в замке, но ничего не получилось. Потом был неизвестно откуда оказавшийся в шкафу штопор. И еще одна пряжка… Ничего. Результат равнялся нулю. До тех пор, пока Оля не нашла карандаш. Я с трудом вставила его в замочную скважину и на удивление легко провернула вокруг оси. Замок шелкнул. От счастья у меня все замерло внутри. Это была свобода!

В этот момент я совершенно забыла о том, что в жизни существует закон подлости, который вступает в действие в самые неподходящие моменты и переворачивает все события вверх тормашками. Вот и на этот раз… Нет, ну как же мне без него, без этого, будь он неладен, закона! Он всегда движется со мной параллельными курсами и только и ловит моменты, чтобы вмешаться и изгадить мое существование…

По закону подлости карлик приперся как раз тогда, когда я уже была готова снять с левой руки первый «браслет». Не на две минуты позже — мне бы хватило этого времени, чтобы скинуть оковы и занять боевую позицию возле двери. И не на минуту раньше — мне бы тогда не было так обидно, я еще не почувствовала бы пьянящего ветра свободы. Нет, этот подлец начал скрежетать картофельным ящиком с наружной стороны двери в самый неподходящий момент.

Оля испуганно ойкнула и поспешила прикрыть дверцы шкафа. Я же выругалась сквозь зубы и провернула карандаш обратно, снова запирая замок. Потом сунула карандаш под матрац и быстро зашептала девочке.

— Скорее! Подсунь под меня мою миску. Если он спросит, чего зажгли свечку, говори, что я попросила тебя. Судно боялась в темноте расплескать. О дьявол! Как же мне не везет!

Естественно, первым делом «хозяин» недовольно спросил, едва, переступив порог:. — А чиво свечка?

— Писала я.

— Писалы-ы-ы? А чиво, без света никак?

— Значит, никак, — хамским тоном ответила я.

И тут карлик изрек великую мудрость:

— Как так — никак? Ты же это… не я, понимаешь: Тебе же это… целить не нады. Не промахнесси.

— С чего ты взял? — подняла брови я, — Еще как промахнусь. Уделаю тебе ссаками ложе.

— Попро-о-обуй, — добродушно проскрипел «хозяин» и, вытащив из кармана ПМ, резко сменил тему беседы. — Гляди, Матильда. Почистил я твой пугач. Смазал его. Ну, скажу, и говна было в ем. Ну, скажу, ты и свинья… Ладнысь. Давай собирайси. Мыцца пыдем.

Интересно, и как я должна была собираться? Отсоединить себя от цепей? Карандашиком? Вот карлик бы удивился!

— Я готова, — ответила я. — Пошли. Отцепи меня. И дай воды. Я хочу пить.

— Пи-ы-ыть? Эвон в бане напьесси. Тама воды во всех ведрах, хоть лопни.

Карлик открыл шкаф и извлек оттуда уже знакомые мне чехол, который напяливается на голову, колючий ошейник и ворох веревок. Сейчас меня снова должны были стреножить и связать мне за спиной руки. Что ж, воспрепятствовать этому у меня не было никакой возможности. И я покорно отдалась на растерзание своего тюремщика, пытаясь представить, а кто же меня, спеленутую, сейчас будет мыты «Тридцать шестая»? Или лично «хозяин»? Ну нет, только не он. Еще не хватает! Противно! Проклятие, и кто же?

— А чего у тебя нет наручников? — вместо этого спросила я. совсем о другом, пока карлик возился с веревками у меня на руках.

Он охотно ответил:

— А сломалися, суки. Теперича покупать надыть другие. А ить денег же стоят. А откудыть оне, деньги-то? Эвон, и тебя кормить надобно. И тридцать шестую. Та-а-ак. Ну, кажиццы, все. Падымайси, Матильда. Пошли.

— Голая, что ли? — недовольно буркнула я.

— А то какая же? Голая. Кто тебя там увидит, на дворе-то, пока идем? Собаки? Дык им насрать. Иди, иди. Пошевеливайся.

Кошмар! Ни уродца «хозяина», ни «тридцать шестой» я не стеснялась. Но если бы кто, кроме них, увидел бы, как я ковыляю утиной походочкой по направлению к бане, голая и со связанными за спиной руками, я бы тут же померла со стыда…

На улице моросил мелкий дождик. Мерзкий холодный дождик, который заставил меня сжаться, как только я спустилась с крыльца и вышла из-под навеса под открытое небо. Бр-р-р! Ну и дубак! Дождь даже остудил воинственный пыл собак, и оба кавказца при виде нас промолчали, ни разу не тявкнули. Лишь высунули носы из сарайчика и провожали нас недобрыми настороженными взглядами. Я отвернулась и постаралась не смотреть в их сторону.

— А ить кобели не привязаны, — пробухтел у меня из-за спины «хозяин», и я ощутила, как к холоду внешнему — от дождя — добавился и холодок внутренний — при мысли о том, что сейчас волкодавы вылезут из своего сарая и… страшно подумать! — Этыть оне, пока я тутока, такие спокойные. А вот, Матильда, будешь плохо себя вести, будешь не слушаццы, дык отдам им. Оне не побрезгуют… А ну, поторапливай-си! — переключил карлик внимание с меня на Олю, и она поспешила юркнуть в предбанник.

В руках девочка держала цветастое полотенце и бельишко себе на смену. Карлик же бережно нес пластиковую бутылку со своим пойлом и термос. Уж не знаю, чем он на этот раз был наполнен.

И узнать этого мне так и не довелось. Не успела. И «хозяин» не успел ни разу хлебнуть из своей бутылки. И «тридцать шестая» не успела даже ойкнуть. Только испуганно выпучила глаза и не могла произнести ни словечка, наблюдая за тем, как все произошло.

Это случилось настолько стремительно, что даже я не поняла толком, что же такое наделала. Впрочем, не я. Во всем виновата та, другая, Марина, которая сидела тихонечко у меня в подсознании и всегда вылезала наружу в самые ответственные моменты. Это не я! Это она! Антошей клянусь! Всем самым дорогам, что есть у меня, клянусь, что это не я!

Да, признаюсь: я мечтала прикончить этого сволочного карлика! И я бы, не задумываясь, сделала это в первый же подходящий момент! Но прикончить его именно так!..

Нет, я не смогла бы. Даже самому распоследнему садисту и педофилу я не пожелала бы такой жуткой смерти.

Это все та, другая Марина!

К бане карлик относился не просто с любовью. Он относился к ней трепетно, возводя пребывание в ней в разряд священного ритуала. И не приведи Господь, было помешать отправлению этого ритуала. Я помешала.

Вот такая я дрянь…

Но это случилось чуть позже. А вначале «хозяин» напялил себе на маковку старую шляпу с обрезанными полями, потом скинул с себя одежонку и поспешил, торжественно выпятив вперед круглый животик, в парную. В одной руке он тащил березовый веник, в другой — мой пистолет. Карлик опасался меня, даже связанную.