Командорские острова - Алексей Волков

Снег скрипел. Только этот звук да шумное дыхание многих людей нарушало устоявшуюся зимнюю тишину.

Шли быстро. Даже соблюдали относительное равнение. Конных почти не было. Все три генерала точно так же скользили на лыжах в голове колонны. Лишь изредка то один, то другой из них останавливался, пропускал мимо себя мчащихся лыжников. Подбадривали уставших, отпускали соленые мужские словечки, шутили, а потом торопливо догоняли колонну.

Старые русские воеводы боярских кровей, родовитые французские, британские, австрийские генералы на походе важно ехали в сопровождении свиты из помощников и слуг, тащили за собой целые обозы всевозможного добра, скрашивающего суровый военный быт.

Но что требовать с Клюгенау, когда в многочисленных немецких княжествах да герцогствах генерал зачастую не намного богаче солдата? Тут поневоле привыкнешь экономить на всем и приучишься обходиться минимумом благ. А уж про неизбалованного жизнью Кабанова или Ширяева не стоит и говорить.

Но была в том и другая цель. Солдату всегда легче, когда он видит, что начальство целиком разделяет его труды. Пусть у офицеров и генералов есть денщики, понятное дело: некогда командирам самим готовить себе пищу или место ночлега, зато насколько прибавляется сил, когда видишь в своих рядах любимого командира!

И конечно, не давало отстать сознание, что спешат помочь своим. Сам погибай, а товарища выручай. А тут не о погибели речь, а лишь о том, чтобы встать рядом, плечом к плечу.

Нелегко, но скоро наступит вечер. Еще немного, и где-нибудь впереди замаячат горящие огни костров. Чарка, горячая пища, отдых, а утром снова в путь.

Вон чуть в стороне остановился Кабанов. В такой же меховой длинной куртке, внешне почти ничем не отличающийся от солдат, раскрасневшийся, веселый.

– Поднажми, братцы! Скоро привал! Еще два дня, и будем у цели!

И по колонне отзвуком пробежало: «Два дня, два дня…»

Всего-то…

22. Командор. Партизан – это звучит

Я менял уже третью точку наблюдения. Ни одна мне не нравилась. Окинуть целиком лагерь двух вражеских армий никак не удавалось. Да что там целиком, хотя бы сколько-нибудь большую часть! Но равнинная местность имеет свои недостатки. Повсюду в поле зрения попадались леса и лесочки, закрывали поле зрения, и попробуй разберись, что скрывается за ними!

Поневоле закрадывались сожаления об отсутствии в моем небольшом авангарде хотя бы одного кабаньера. Сорокину было легче. Даже без бинокля можно было разглядеть крохотную точку воздушного шара, висевшего над Ригой. Еще одна проглядывалась в мощную оптику штурманского инструмента в той стороне, где был Коблешанц. Это радовало. Значит, укрепления держатся.

Оставалось решить, чем им помочь. На людях я привычно изображал всеведущего и всемогущего командующего, у которого все давно обдумано до мелочей, но на деле не имел никакого реального плана. И в этом наличие или отсутствие кабаньера не играло никакой роли. Все равно я бы не стал его использовать, чтобы не привлекать внимания.

При нынешнем соотношении сил, три полка против целой армии, вернее, двух армий, пытаться напасть на противника было безумием. Нас просто и элементарно окружили бы, едва схлынула первоначальная растерянность. И никакие револьверные ружья и штуцера нам бы особо не помогли. Не тот случай, и перевес у противника не тот.

Но и пассивно ждать подхода основной армии во главе с Петром я не мог и не хотел.

Когда невозможно нанести решающий удар, поневоле приходится переходить к тактике укусов. Вот только найти бы у противника местечко, где можно куснуть побольнее!

Потому я и ползал с самого утра вокруг лагеря осаждающих. Не один, со мною были Григорий, Василий, Ахмед, еще десяток егерей из охотничьей команды. В общем, компания подобралась достаточно большая и, на беду врага, умелая.

В эпоху едва ли не карнавальной яркости военного костюма никому из противников в голову не приходило, что можно не торчать вызывающе празднично на виду, а нацепить маскхалат и старательно изображать, что тебя попросту нет на расстоянии по крайней мере сотни верст. Для его вящего спокойствия.

Кое-что я уже знал от захваченных пленных. При приближении к Риге я не повел отряд ни по одной из дорог, а предпочел уйти несколько в сторону, выслав повсюду разведывательные партии из ширяевских орлов. Итогом этого стала достаточно очевидная картина шведско-саксонского охранения и несколько солдат, в поисках пропитания разбредшихся по дальним хуторам.

Солдат не может ничего знать о планах командования. Зато мне достаточно подробно расписали неожиданный отпор во время внезапного штурма. А равно – и не слишком-то радующие солдатские души земляные работы и ожидание тяжелой артиллерии.

Последнее было интереснее всего. Понятно, что, спеша нанести неожиданный удар, Карл с Августом не стали волочить на себе малоподъемный артиллерийский парк. Теперь им приходилось исправлять последствия собственного оптимизма. А мне, соответственно, следовало помешать им в их новой затее.

Но не хотелось зацикливаться на одном, имея перед собой гигантское поле приложения сил. Вернее, главная цель была ясна, но почему надо ограничивать себя главным? Вдруг в раскинувшемся вокруг каждой из трех крепостей лагере тоже найдется что-нибудь лакомое?

Лакомое упорно не находилось. Имелось несколько мест, вполне подходящих для короткого энергичного удара с последующей ретирадой, но поднимать шум ради шума – слишком вульгарное занятие. Не сулящее особой пользы, кроме некоторого развлечения для неприятеля.

Оставались бараки и избы Корабельной слободки. Не к лицу доблестным шведо-саксонцам подвергаться искусу ночевок под крышей. Истинному воину постель – мать сыра земля, крыша – небо над головой, а подушка – собственный кулак. Кавалеристу – седло. Нельзя же оставлять на ночь без присмотра табельное имущество! Народ такой – не успеешь оглянуться, как уже свистнут. И седло, и шашку, и пистолеты, а то и самого коня.

Вроде бы жалко сжигать собственное имущество, пусть с чужими обитателями, набившимися в него, как тараканы, но ничего другого пока придумать было нельзя.

Конечно, после артиллерии. Сообщать шведо-саксонцам раньше времени о своем нахождении где-то в окрестных лесах у меня желания не было. Пока, во всяком случае. Самые лучшие сюрпризы те, которые преподносятся вовремя.

– Отходим, – тихо произнес я лежащему рядом Ширяеву.

Ох, знал бы Карлуша, что совсем неподалеку разлеглись два русских генерала!

Григорий взмахнул рукой, и наша охрана медленно, не приподнимаясь, стала отползать назад.

Все на виду у шведов. Но нельзя же военным быть такими невнимательными! Учишь их, учишь…

Беспечность нашего противника была потрясающей. Мало того что он не потрудился обозначить линию фронта, так и границы Курляндского герцогства практически не охранялись. Мы третий день базировались в Курляндии, и ни одна собака об этом проведать не смогла.

Большой отряд для подобной диверсии мне был не нужен. Скорее, просто мешал бы. Потому я отправил Клюгенау с пехотой в район Огре, небольшой деревушки, со временем обязанной превратиться в городок. Туда должны были подойти собираемые со всей Прибалтики подкрепления. Пока же они соберутся, я с одними егерями устремился на перехват осадной артиллерии.

Не то чтобы меня съедала жадность. После наших прошлогодних побед трофейных пушек и мортир у нас было в избытке. Но это не повод оставлять столь ценную вещь противнику. Тем более что шведам без нее делать у Риги абсолютно нечего. Разве что сидеть и ждать подхода наших главных сил.

Они на нашей территории, мы – на ихней. Хотя разве народ Курляндии виноват в глупости своих правителей? Здешнему народу все равно, какая власть и кто сидит наверху. Да и настолько ли чужая эта земля? По мне, так своя. Надо же раз и навсегда обезопасить главный порт на Балтике от всяких неприятных сюрпризов!

Но Митаву я пока решил не трогать. Да и осадной парк, как выяснили мои разведчики, шел чуть в стороне от нее. Уж не ведаю, из каких соображений. Может, чтобы ненароком не потревожить покой малолетнего герцога?

Лесов в Курляндии было в избытке. В отличие от умных людей. Причем моя оценка умственных способностей в полной мере относилась и к хозяевам, и к гостям. Представьте, орудия волочились до того беспечно, без головных и боковых дозоров, словно дело происходило где-нибудь в районе Стокгольма или Дрездена!

Уму непостижимо, насколько далеко может простираться человеческая глупость! Так и тянуло крикнуть: «Люди! Опомнитесь! Все вы не хозяева, а гости на этой земле! Так проявите хоть капельку уважения к собратьям по профессии, но одетым в иную военную форму!»

Но кричать было слишком далеко. Я ведь наблюдал за едва ползущей колонной отнюдь не вблизи.

Имелось и более серьезное возражение. Шведского языка я не знал. При попытке перевести фразы на немецкий получились три банальных слова: «Хальт! Ахтунг! Партизанен!»