Записки военного летчика - Иван Спирин

Через тридцать минут мирно отдыхавший авиационный городок, в котором была расположена руководимая мной Высшая офицерская авиационная школа, стал похож на встревоженный улей. В квартирах начальствующего состава зазвонили звонки, захлопали двери, зазвучали голоса.

По асфальтированным дорожкам, ведущим к штабу и на аэродром, засновали машины, наполняя воздух резкими гудками сигналов. У казарм и общежитий собрались группы бойцов, слушателей. Все расспрашивают друг друга, все полны тревогой.

В 12 часов дня городок погружается в суровую тишину. Радиорупоры передают речь Вячеслава Михайловича Молотова.

Сообщение о наглом и вероломном нападении немецких фашистов люди встречают в гневном молчании. Лица напряжены. В сердце каждого - чувство негодования, страстного возмущения. [154]

Речь товарища Молотова окончена. Но никто не расходится. Вспыхивают митинги. Выступают старые опытные командиры, молодые летчики - слушатели, бойцы технических служб. У каждого - свои слова, но у всех мысль одна и та же: не щадя жизни, грудью встать на защиту любимой Родины. Ни минуты промедления. Сейчас же в бой!…

Я слушаю, испытывая гордость за боевых друзей, за моих молодых питомцев, за нашу авиацию, за отважных Сталинских соколов. Нет! Не смять, не сломать никому такие могучие крылья.

Война захватила всех. С первого дня люди стали жить единой мечтой - сразиться с врагом.

В то же время именно сейчас, как никогда, каждому стало понятно, какое громадное значение в настоящей войне имеет подготовка летных кадров. Лишь теперь с удивительной четкостью и наглядностью предстала перед всеми нами великая сила Сталинского гениального предвиденья. Задолго до разразившихся событий мудрый вождь настоял на организации специальных высших учебных заведений, в которых готовились бы авиационные кадры высшей квалификации. По инициативе и при непосредственной помощи товарища Сталина была создана и наша Высшая школа штурманов и летчиков. В ней шлифовалось мастерство самолетовождения ночью, в дальних полетах и сложных метеорологических условиях. Из нее выходили воздушные воины самой современной, сталинской формации - высокообразованные специалисты своего дела.

Начало Отечественной войны совпало с очередным выпуском школы. Надо было слышать разговоры между счастливцами-выпускниками и теми, кому надлежало еще пребывать в стенах школы.

- Ты хоть напиши, не загордись, - обращался к отбывающему другу остающийся, с трудом скрывая завистливые нотки.

- Обязательно напишу. Да что там! Скоро все в Берлине увидимся.

Уже тогда, в самую трудную пору войны, когда Красная Армия под напором превосходящих сил противника испытывала жестокие неудачи, советские летчика свято верили в победу, в несокрушимую силу своих крыльев. [155]

Многие из этих первых предвозвестников победы не дождались радостных дней. Сверстники героя Николая Гастелло, они так же, как и он, отдали без колебаний свою молодую жизнь за мать-родину в самую тяжкую для нее годину. Память о них бессмертна…

А сколько приходилось получать рапортов с настойчивыми просьбами: «Отправьте на фронт. Прогоним немца - вернусь, доучусь»…

Иной раз в атмосфере этого жадного нетерпения, исходящего буквально от всех, начиная со старых кадровых летчиков-инструкторов и до безусых бойцов из наземной службы, - у самого начинало, как говорится, «сосать под ложечкой». Ведь и у меня на сердце жгло от тех же неотступных мыслей: «вырваться бы на фронт, сразиться с врагом».

Но фронт требовал кадры. Требовал летчиков, штурманов - смелых, отважных, в совершенстве владевших искусством современного воздушного боя. В этом был залог победы. И мы готовили эти кадры упорно, настойчиво, непреклонно. День и ночь рокотали самолеты над летным полем школы, над чудесными лесами, над прославленными Левитаном приволжскими пейзажами.

Сроки выпуска экипажей все уплотнялись. Люди работали безустали, без сна, полные гнева к немецким захватчикам.

И вот - свершилось. Как-то рано утром в мою рабочую комнату на командном пункте зашел начальник штаба. Уже по одному его внешнему виду я понял, что произошло что-то необычное. Всегда невозмутимо спокойный, подчеркнуто сдержанный, полковник был на этот раз возбужден до крайности.

- Что случилось? - спросил я, принимая из его рук бланк шифровки.

Но едва прочитав первые слова, понял все. Приказом из Москвы наша высшая школа с сегодняшнего дня превращалась в боевую часть Действующей армии. Весь личный летно-подъемный состав, от слушателей и инструкторов до преподавателей дисциплин, призывался на выполнение боевых заданий. Действовать приказывалось непосредственно с места, т.-е. с аэродромов школы.

Не выпуская из рук шифровки, я стоял в глубоком радостном волнении. Трудно было переоценить всю значительность происшедшего. В скупых словах приказа [156] заключался огромный смысл, отражались события исторической важности.

…Враг у Смоленска. Сегодня по радио было передано: «наши войска отступили перед численно превосходящими силами противника». Ударами клинка по сердцу отозвались эти слова. Значит, очень тяжело там, на фронте. Нехватает сил. Нехватает людей. Нехватает авиации. Вот что означает эта бумажка. Вот в чем ее истинный смысл.

Забыв о присутствии начальника штаба, я почти в голос произношу последние слова. Потом спохватываюсь и оборачиваюсь к нему. Встречаю проницательный, серьезный взгляд. Полковник, видимо, наблюдал за мной, и я по его глазам вижу, что он отлично все понимает, что в его душе такая же боль за Родину, как и у меня.

Мы не говорим об этом ни полслова. Я кладу документ на стол, даю приказ созвать всех командиров на экстренное совещание.

Так начинается новый этап в жизни Высшей школы штурманов и летчиков.

Лунная летняя ночь. Полная тепла, соловьиных трелей, мерцающих звезд. Сколько связано с ней воспоминаний юности, но в этот грозный год мы восхищались лунными ночами по-иному. Прозрачные, ясные, они были нашей удачей, помогали нам в суровой боевой страде.

И все же, мы невольно поддавались иной раз волшебству этих ночей, любовались ими. Бывало, в передышку между полетами, отойдешь на край летного поля, посмотришь вокруг и только вздохнешь от восторга: красавица ночь! Лес будто залит серебром, вековые сосны тихо колышутся, каждую ветку видно, хоть считай, а под ногами - мягкий зеленый ковер.

Вновь вспыхивают погасшие ненадолго прожекторы, рассекают полосами слепящего света тихую ночь. Снова неистовый гул моторов, вихри пыли из-под винтов, предостерегающие сигналы автозаправщиков, снующих позади самолетов.