Воздушный стрелок. Учитель - Антон Демченко

Пока я, слиняв в угол комнаты, подальше от разошедшегося гвардейца, наблюдал за его реакцией, Брюхов, кажется, успел взять себя в руки. С легким шипением, огненные мечи в его руках рассыпались ворохом безобидных искр, а на закаменевшем было бледном, словно мраморном, лице, проступили первые эмоции. Страх, бешенство, растерянность и смущение промелькнули калейдоскопом. Полковник покосился в мою сторону, облегчённо вздохнул и, ощутимо расслабившись и, отпустив, наконец, Эфир, шагнул к валяющемуся у стены креслу. С легкостью подняв этот монументальный предмет обстановки и вернув его на прежнее место, полковник с удобством устроился в нём и приглашающее махнул мне рукой.

— Знаешь, теперь я, кажется, понимаю, почему Шутьев так отреагировал на твоё воздействие. — Задумчиво протянул мой визави, когда я уселся на диван. — Это… это было сильно. Словно, снова оказался в Антарктике.

— Почему, в Антарктике?! — Удивился я.

— А, ты же не знаешь… Да было у нас одно очень жаркое дело в тех местах. — Всё так же задумчиво проговорил Брюхов, погружаясь в воспоминания. — Окопался там один «гений», с кучей приспешников, действовавших под лозунгом «Die Macht Эber alles»… Эдакий антипод папским выкормышам из‑за океана. Давно это было. Я только — только пришел на службу в полк, безусый гвардеец, да… Половину империи пришлось перерыть, пока вышли на след этого «арийца». Тьфу! Скольким людям он головы задурил, сколько имперских семей лишились своих наследников… А под конец, когда этого мавкина сектанта дожали, смылся. Как раз в ту самую Антарктиду. Ну, а нас отправили за ним… Поганое местечко была эта Новая Валгалла, знаешь ли. А уж в тамошних лабораториях мы и вовсе чуть не свихнулись. Эти уроды ставили эксперименты на людях. Разных. Одаренных и нет, черных, белых, желтых… мужчинах, женщинах, стариках, детях… Жуткое место. Эфир вопил от боли так, что техники срывались сами собой. Очень похоже на то, что ты сейчас продемонстрировал. Вот… Посмотрели мы на эти самые лаборатории, на то, что осталось от пленников, проблевались… а потом наш командир вызвал малый круг ярых.

— И?

— И всё. Теперь, там самый южный действующий вулкан в мире. — Пожал плечами Брюхов и, выпав из своих воспоминаний, тряхнул головой. — Ладно. Что‑то, я… Кирилл, прошу, впредь будь осторожнее. Я же чуть в атаку не сорвался.

— Постараюсь, Олег Павлович. — Кивнул я. Что‑что, а увидеть в действии, после такого удара, сбрендившую от выброса адреналина боевую машину, мне совсем не хочется.

— Полагаю, этот ужас не единственное оружие в твоём арсенале? — Удовлетворившись моим обещанием, поинтересовался бывший полковник.

— Чувство может быть любым… в принципе. — Пожал я плечами. — Другое дело, что не каждое годится для атаки.

— Ну, я же не только об эмоциональных проекциях говорю. — Пояснил Брюхов. — Например, показанная тобой скорость…

— Я слабосилок, Олег Павлович. — Сообщил я известный факт. — На дистанции от меня мало толку. Один огнешар и добро пожаловать в медблок. Вот, отец когда‑то и научил простому упражнению. Скажу сразу, вам оно не поможет.

— О как… Почему же?

— Вы же гридень, не меньше? — Уточнил я и, получив в ответ кивок, продолжил. — Тело не выдержит потока Эфира. А оперировать малыми… хм… объемами, вы не привычны, слишком тонкая, филигранная работа здесь нужна. Напитывать придется не просто всё подряд и совсем не абы как. А синхронно питать и контролировать потоки Эфира наполняющие мышцы, кости, сухожилия, нервную систему, кровеносную, сердце и прочие внутренние органы… Нет, если займетесь всерьёз, лет через двадцать может и получится некое подобие «разгона», но… вряд ли. Один перекос в подпитке, на миг упущенный контроль и амба. Скажите «спасибо», если лишитесь только руки или ноги, но скорее, просто сгорите целиком. А из праха, даже наша продвинутая медицина вас не восстановит.

— Но у тебя‑то получилось? — Нахмурился Брюхов.

— Правильно, получилось. Вот только, когда отец начал меня учить, я был совсем крохой. А у детей психика очень пластична. Начни я обучаться этому сейчас и наверняка свихнулся бы от напряжения. Кроме того, я новик, и это мой потолок. Максимум, что меня ждало, это сбой в работе внутренних органов или временное поражение тканей. — Пожал я плечами. — А рядом всегда был медблок, в котором все «косяки» исправлялись на раз. Да и матушка была с медициной на «ты». У вас же, любой всплеск силы просто обратит в пепел напитываемый орган.

— Но ведь можно выработать какую‑то технику… — Предположил бывший полковник.

— Сомневаюсь. — Покачал я головой. — Слишком много переменных. Тело ведь не кирпич, оно слишком изменчиво и постоянно находится в движении, представляете, сколько параметров надо отслеживать? Точнее, даже не так. Технику создать можно, я тому пример, но… она будет для каждого своя. Вариант: разбить «разгон» на приёмы и обучить им пару тысяч учеников, хорош только для клуба самоубийц… или мазохистов. Прежде чем они добьются положительного результата, девяносто девять и девять десятых процента погибнут или станут калеками, уничтожив собственную нервную систему.

— Ты уверен?

— Ну, если у вас есть на примете знакомый гранд Эфира, спросите у него. — Я развел руками. — Отец считал именно так.

Упоминание об отце в данном контексте подействовало на Брюхова обескураживающе, и он переключился на другую тему, наверное, решил отомстить. Иначе объяснить поведанный мне факт исчезновения слежки, я не могу. Спугнули‑таки.

Глава 8. Красавице и кубку…

И вот понимаю же, что ожидать чего‑то иного, после выходки приказных с «похищением» Платона и его «няньки», не стоило. Но… обидно, всё‑таки, и тем более, я не могу понять той легкости, с которой отнёсся к потере «топтунов» Брюхов. И дело не в том, что в ответ на мой расстроенный вздох, он просто отмахнулся. Нет, даже будь у него время, чтобы успокоиться после провала наблюдения, какое‑то недовольство всё равно должно было остаться. А тут… ноль. Словно, это несущественно. С другой стороны, моё сопровождение так и не было отозвано, а значит, и решения спустить дело на тормозах, не было.

Ну, хоть причины слежки за Леонидом стали понятны, и то хлеб. В общем, узнав, что за моим заместителем хвостом ходил один из прихлебателей Платона, решившим, оказывается, устроить тотальную слежку за всеми Бестужевыми в надежде, что один из них выведет его на меня, мне оставалось только развести руками. Ничего удивительного в том, что действия этих филеров оказались столь непрофессиональными, тут не было. Ну, не созданы повесы и нахлебники — дармоеды прожигающие жизнь в клубах для подобной работы. И плевать, сколько колен их предков, какому роду служили… и как.