Зеркала (СИ) - "Джиллиан"

… От неожиданной боли она взвизгнула: проснувшийся Шустик, пока она не видела, попытался по её руке, спущенной в корзину, подняться. Коготки впились в кожу ладони чувствительно и отвлекли девушку от тяжёлых раздумий. Упавший назад, когда она от боли дёрнула рукой, котёнок зашипел на неё. Кире пришлось взять себя за шкирку и сначала заняться Шустиком, напомнившим, что в её жизни есть существа, требующие внимания вне зависимости от её настроения. А потом уже проколами на коже, от которых вскоре остались лишь тёмно-красные точки. Реакция на проколы самой Киры была такой, что она невольно улыбнулась: так тебе и надо! Ты спаслась от ежесекундного ужаса в собственной жизни — и даже не благодарна судьбе за это! Хандришь!..

Она поиграла немного с Шустиком, постаравшись в игре погонять его так, что он устал минут через пятнадцать сплошной беготни. А потом они оба свалились на её постель. Точней свалилась Кира, а котишку подняла к себе. В общем, Шустик не возражал прилечь рядом. Сначала он повозился, прикидывая, как удобней при хозяйке расположиться, потом, видимо, вспомнил, что ничего лучше нет, как устроиться на подушке — шерстью в нос спящего. И устроился. Засыпая, девушка подставила ладонь так, чтобы Шустик не скатился с подушки. Вспомнила извивающийся оранжевый язык в чёрном зеркале — и снова мучительная мысль: что же так беспокоит её в этом крохотном эпизоде?.. Вроде она должна злорадствовать, что Леонтий проколол шины в машинах её мучителей. Вроде должна торжествовать, что бывший хозяин получит по заслугам… Так почему же она… И уснула.

… Она поднимается по лестнице на третий этаж коттеджа, в зимний сад-теплицу Леонтия. У неё босые ноги, которые чувствуют самую малую крошку под ногами… Глубокая ночь. Свет проникает в теплицу только сверху — от огромной развалистой луны поджаристо багряного цвета. Вот Кира шагнула с последней, верхней ступени… Цветы и травы, чёрно-синие от лунного света, словно враждебно притихли при её появлении. А девушке нужно пройти через всю теплицу — к противоположной стене, белой от отражённого света луны. Очень нужно. Во сне она знает, что её тревожит вопрос, ответ на который дадут только в конце дорожки, между полками с зеленью. Кира идёт по дорожке, время от времени застывая, когда сбоку, то с одной, то с другой стороны раздаётся резкий шелест. Прислушиваясь к нему, Кира понимает, что её дразнят. Что кто-то специально бьёт ладонью по стеблям, чтобы ей было страшно. Но ответ на вопрос ей нужен. И, вздрагивая и останавливаясь, с трудом заставляет себя добраться до стеклянной стены, смотрит на неё с надеждой. И вдруг понимает, что стена не стеклянная. Может быть, была стеклянной, но сейчас она заштукатурена. Наглухо.

Резкий шелест за спиной. Кира вскрикивает и быстро оборачивается. Перед нею, в двух шагах, качается, стараясь удержаться на ногах, неизвестный. Он дышит отрывисто и тяжело, то и дело неуверенно поднимая руку и тут же опуская её, будто забывая, что именно хотел сделать. Луна сверху словно оглаживает его мертвенно белым светом, и Кира от ужаса громко стонет, не в силах замолчать. Если сначала она пристально вглядывалась в этого человека, чтобы разглядеть его лицо, то теперь ей хочется отвернуться, потому что лица нет. Оно спрятано за чудовищной маской кровоточащих порезов. Но даже во сне Кира твёрдо знает, что это не её бывший хозяин. Это другой. И он знаком ей. Кто же он?..

Снова шелест травы. Сердце Киры замёрзло… Между телом неизвестного и его безвольно опущенной рукой, просовывается до ужаса тощая рука с неимоверно длинными пальцами. Ладонь, похожая на лапу хищной птицы, поднимается к окровавленному лицу человека. Коготь указательного пальца мягко вдавливается в висок несчастного и ползёт, вдавленный же, вниз, раздирая кожу… Неизвестный всхлипывает от боли… А с ним всхлипывает и Кира, которая ощутимо чувствует эту раздирающую боль…

Тьма…

Когда Кире позволили видеть далее, она заплакала: неизвестный лежал еле видный среди трав и цветов, на дорожке, скорчившись, а на его бедре восседала ссутуленная уродливая тварь и тряслась от беззвучного издевательского хохота.

Девушка пыталась броситься на помощь лежащему человеку, но невидимая стена не пускала её прогнать жуткую тварь, которая раньше просто не смела явиться в реальном мире… Хуже того. Эта тварь теперь отражалась во всех стеклянных прямоугольниках, из которых была сделана теплица…

А умирающий выглядел таким… страшным… Таким знакомым.

… Кира в голос всхлипнула и проснулась.

Тишина в комнате. Никаких посторонних шумов и шелестов. Кожа на лице раздражала. Осторожно, чтобы не разбудить Шустика, который и так зашевелился на её громкий всхлип, она подняла руку и дотронулась до лица. Мокрое. Значит, она плакала не только во сне. Пытаясь двигаться не всем телом, девушка вытерла слёзы.

Интересно, который час? Лампы включённой она не оставляла. А в комнате темно, но не так, как бывает ночью. Заспалась… Кира мягко взяла спящего Шустика, поднялась и уложила на согретое собственным телом место, чуть подоткнула его со всех сторон одеялом и встала уже полностью. Последние секунды сна испарялись с каждым осознанным шагом.

Добравшись до стола, включила лампу. Почему-то верхнего света пока включать не хотелось. Так. На мобильном полпятого. Пора бы в кабинет Тима — на телефонное дежурство. Кира ещё оглянулась: может, прихватить мобильный с собой? Теперь на нём старая «симка», а на той — все номера знакомых. Надо бы позвонить Маше, сказать подруге, что теперь в жизни ничего страшного не будет.

Или пока не звонить?

Кира покусала губу и резко вышла. Надо бы немного подождать. Сон, конечно, приснился страшный, но это ещё ничего не значит. Вполне возможно, что во сне отразились яркие впечатления сегодняшних событий. А те были не шибко радостными.

В холле она встретила тётю Соню. Та вгляделась в неё и сочувственно спросила:

— Кирочка, что случилось? Ты плакала! — Последнее она словно констатировала.

— Не надо было спать после поездки, — нехотя улыбнулась девушка. — Сон приснился, страшный.

И обернулась — на шорох, мгновенно испугавшись. Но это оказался всего лишь Тим. Он стоял у открытых дверей кабинета и неопределённо смотрел на неё.

— И что такого страшного ты видела во сне?

— Глупости, — отмахнулась Кира. — Показалось, что в теплице…

И осеклась, вспомнив весь сон. Так, значит… Нет, надо думать о нём как об отзвуке всего, что произошло сегодня, и больше никак иначе.

— Зайди, — сказал Тим и посторонился. — Тётя Соня, вы начали заниматься меню на послезавтра?

— Начала, как не начать.

— Я сейчас подойду к вам и посмотрим вместе, ладно?

— А чего там смотреть? Всё как всегда, — проворчала старушка, но всё-таки отправилась в столовую комнату.

— Кира, — напомнил Тим. — Зайди. — А когда девушка шмыгнула мимо него, он закрыл дверь и сказал: — Рассказывай, что приснилось.

— Ничего особенного, — пожала плечами Кира, насторожённо глядя на него. — Говорят же, что в сумерки спать нельзя. А я уснула. Вот и приснилось всякое.

— От всякого не плачут, — настойчиво сказал Тим.

— Это вы, мужчины, не плачете, — строптиво сказала девушка и тут же вздохнула: в её сне плакал как раз мужчина. — А мы, женщины, иной раз можем и поплакать.

— Кира, ты потратишь меньше времени на бесполезную болтовню, если просто перескажешь мне свой сон.

— Как будто это чем-то поможет, — проворчала Кира, сама себе до ужаса напоминая Леонтия эти ворчанием, села на стул у стола с телефоном и начала: — Я поднимаюсь по лестнице на третий этаж. Мне надо в теплицу…

17

Он призрачной змеёй в Любимой сон

От зазеркалья выставить заслон.

Той тени замысел раскрыл он суть,

Но жизнь Играющего не вернуть.

Иля

С той секунды, как Кира начала пересказывать странный сон, напугавший её до слёз, Тим снял с телефона трубку и положил её на стол. На описании сцены с умирающим человеком, который пытался поднимать руки, хозяин дома, подтянув джинсы, присел на край стола, рядом. А закончив повествование, Кира изумлённо поняла, что Тим держит её за правую руку. Когда он успел это сделать? Причём держит её руку так, словно не зная о том. Словно рассеянно взял, да и забыл об этом. Сидел и слегка качал ногами в кроссовках, в которых он ходил дома.