Сборник "Cambiare Podentes: Invocare" - Jordan Grant

— Ну да, я знаю, — молодой человек огляделся, вспоминая, как в той же самой комнате Северус пытался натаскать его на Ж.А.Б.А. И каким оглушительным провалом это закончилось.

С другой стороны, это все было сто лет назад. Уже неважно. Да, он никогда не полюбит зелья так же сильно, как Снейп, но разве это что-то значит? Северус их любит. Он не должен чувствовать себя так, словно присутствие Гарри обязывает его отказаться от этой части его натуры.

— Зельеварение — часть твоей жизни, — попытался объяснить юноша. — Мы же говорим о квиддиче. Я знаю, что это не самая интересная для тебя тема, но ты слушаешь, когда я болтаю об игре и тренировках. Мне просто кажется... что ты можешь расслабиться и быть собой, когда я рядом. Самим собой.

Северус выглядел ошеломленным этой речью. Неужели он правда думал, что Гарри настолько незрелый?

Хотя если вспомнить, у него для этого с самого начала была масса причин. Как часто Гарри говорил «я тебя ненавижу», в действительности не имея это в виду? Он всего лишь ненавидел происходящее вокруг него и роль Северуса в этом. Он был зол.

И Северус тоже злился на Гарри, но если он был зол, то так и говорил, а не бросался словами о ненависти. Определенно, он вел себя куда как более зрело. Разумеется, он тоже выходил из себя и даже использовал Compulsio, но удержаться от этого действительно было крайне сложно. В тот день Гарри потерял контроль. Ему нужна была помощь. Возможно, не совсем такая, но Снейп сделал все, что мог.

И никто кроме него ничего больше поделать не мог.

Но делал ли Гарри все от него зависящее в отношениях с Северусом? Он заставил человека думать, что зельеварение в его присутствии лучше даже не упоминать! Что ж, невозможно исправить прошлое, но можно постараться сделать будущее лучше. И начать стоит прямо сейчас. Обнаружив относительно чистое место, Гарри прыжком уселся на стол и устроился поудобнее.

— Значит, лечение тестралов. Наверное, жутко сложная штука. Я побуду с тобой, пока ты работаешь над средством. И я буду молчать, когда тебе нужно будет сосредоточиться. Просто шикни на меня и все.

Северус не двигался с места. Он был совершенно ошарашен, не знал, что думать, и не мог найти слов.

Гарри улыбнулся, чтобы подбодрить его.

— Северус? Твое зелье?

Снейп, наконец, перевел взгляд на котел.

— Не нужно ничего делать, пока цвета окончательно не стабилизируются, а после этого можно будет добавлять растертый язык рыси.

— Ну так разотри его, — Гарри не предложил помощь, потому что знал, чем это закончится. Он либо превратит язык в пюре, либо оставит слишком много комочков. Кроме того, подумал он, смеясь про себя, язык рыси — один из самых вонючих ингредиентов, и лишний раз держать его в руках — удовольствие сомнительное. Но Гарри вполне устраивал вариант посидеть рядом с Северусом, пока тот выполнял подготовительную работу. Это было даже приятно — понимать, что они могут ладить в любой ситуации, даже в лаборатории.

Северус взял кусочек чего-то красного и скользкого из коробочки, сохраняющей свежесть продукта, и наклонился, чтобы достать ступку из одного из нижних ящиков. Гарри едва сдержался, чтобы не присвистнуть при виде задницы зельевара, тесно обтянутой мантией. Но его взгляд упал на кое-что еще, что скрывалось за дверцей того же ящика.

Блестящие красные банки. Двадцать три штуки, Гарри даже не нужно было считать, и, наверняка, такие же прохладные, как в тот день, когда он впервые обнаружил их. Возможно, у Северуса и не было двойной магической силы, но в его способности накладывать заклинания сомневаться не приходилось.

Какое-то мгновение Гарри просто сидел и смотрел на эти банки, а потом внутри него будто бы что-то зевнуло, потянулось и, наконец, проснулось. Что-то, что спало в нем уже очень, очень давно.

Он почувствовал сильнейшую жажду — тот особый вид жажды, который можно заглушить только Кока-колой.

— Слушай... ты не против, если я попью? — не дожидаясь ответа, юноша призвал одну из банок и дернул металлическую петельку. Его уши наполнил освежающий звук шипящей газировки, и, не тратя время на ожидание, пока пузырьки газа выйдут на поверхность, Гарри сделал большой глоток прохладной жидкости. А затем вытер рот ладонью и широко улыбнулся.

— Какая же все-таки это клевая штука! Северус, я сказал тебе за нее спасибо?

Вздрогнув от неожиданности, когда банка пролетела мимо него, зельевар выпрямился, и так и стоял, держа ступку и пестик в руке.

— Сказал, — медленно проговорил он, глядя на Гарри, и в его глазах играли едва заметные смешинки.

— Да? — насколько сам юноша помнил, он не очень-то хорошо выразил тогда свою признательность. Но это уже не имело значения. — Знаешь, что я еще хочу попробовать? Ром с колой. Вот это должно быть просто потрясающе, — он поднял палочку, готовясь выполнить еще одно Accio, но глубокий голос Снейпа остановил его.

— Никаких алкогольных напитков в лаборатории. Если тебе хочется выпить, то придется...

— Нет, — прервал его Гарри, опуская палочку. — Это может подождать. Я хочу остаться с тобой.

Глава 57.

Вторник, 15 июня 1999, 14:20

В последующие несколько дней Гарри довольно много времени проводил с Северусом в лаборатории. Разглядывать прозрачный котел, в котором варилось зелье, было очень интересно, но юношу привлекало не только это. Ему нравилось быть рядом с партнером. Беседовать с ним, сидя на столе и потягивая Кока-колу. Гарри был даже готов помолчать, когда Северусу нужно было сосредоточиться, не отвлекаясь на разговоры — помешать зелье точное количество раз или наложить многослойное заклинание. Короткое «ш-ш-ш» — и юноша обрывал фразу, просто тихонько смотрел, как зельевар перемещается по лаборатории, проверяя то один, то другой котел. К тому же, в эти моменты у Гарри появлялась возможность лишний раз поглазеть на стройные ноги партнера и, если повезет, полюбоваться изгибом ягодиц под плотной тканью мантии.

Сейчас, в небе, по пути от замка к озеру, которое он с некоторых пор считал своей собственностью, юноша внезапно сообразил, что проводит с Северусом куда больше времени, чем необходимо. Подумать только!

В определенном смысле, он обязан быть рядом с Северусом. Не каждую минуту в лаборатории, конечно, а в целом. Его желания — или нежелание что-либо делать — не играли особой роли, потому что он не мог принимать решения самостоятельно.

Однажды ему показалось, что все изменилось, и он сможет сам управлять своей жизнью: в то мгновение в больничном крыле, когда у него перехватило дыхание и будто бы остановилось сердце — как у Северуса за несколько секунд до этого. В то уникальное, незабываемое мгновение, когда единственное слово завладело всем его существом.

Свободен.

Всего лишь мгновение он действительно верил, что это произошло. Пусть все говорило о том, что это невозможно, но вся его жизнь — череда абсолютно невероятных событий. Невозможно выжить после смертельного проклятья.. очень даже возможно. Он сам — ходячее доказательство того, что в этом мире возможно все.

И теперь это. Еще одна невозможная вещь. Он освободился. Он стал совершенно свободным...

Шок оказался настолько велик, что Гарри был не в состоянии думать о последствиях. В его голове билась только одна мысль.

Он сможет сам принимать решения. Выбирать, что и кто должен присутствовать в его жизни.

Но не успел он задуматься над тем, каким был бы его выбор, как новый хрупкий мир разрушился. Северусу ничего не потребовалось делать для того, чтобы запретить Гарри зажигать свечу. Всего лишь подумать об этом. Одним усилием мысли он перекрыл ему доступ к магии, уничтожил сладкую фантазию и вернул его в суровую реальность.

Значит, никакой свободы. Северус не умирал по-настоящему — всего лишь был на волосок от смерти.

А Гарри все так же остался рабом.

Ужасно признавать это, но когда на него обрушилась нестерпимая боль, осознание потери, которую ни один человек в мире не в состоянии представить, первой мыслью Гарри было: «а вот если бы Северус взаправду умер, то я бы уже был свободен».

Он не позволил эмоциям отразиться ни на лице, ни в голосе. Это слишком отвратительно. Жестоко. Гарри никогда никому не желал смерти, и мысль о том, что Волдеморт мог изменить в нем и эту черту — протянуть свою лапу из могилы и искорежить не только его жизнь, но и его самого, была просто невыносимой.