Ночь эльфов - Жан-Луи Фетжен

С этими словами Горлуа указал на шлем Кармелида, все еще висевший на деревянном шесте, – краска стекала со льва потоками, и он выглядел самым жалким образом. Лео попытался придумать какую-нибудь ответную колкость, но тут подошел распорядитель турнира со своими помощниками и, низко склонившись перед Игрейной, спросил:

– Ваше величество, можем ли мы начинать?

Игрейна склонила голову.

– Сеньор регент, сеньор герцог, вам обоим надлежит избрать своих дам, в честь которых вы будете сражаться.

– Вам первому принадлежит эта честь, брат мой! – сказал Горлуа со снисходительной улыбкой, обращаясь к Лео.

Первым побуждением Кармелида было выбрать Игрейну – раз уж с ним не было его жены, – но у него сложилось впечатление, что эту привилегию Горлуа хочет оставить за собой, чтобы еще больше подчеркнуть свое новоприобретенное могущество. Лео поблагодарил регента кивком головы и, поднявшись, оглядел многочисленных дам, собравшихся под тентом.

– Мадам, соблаговолите ко мне присоединиться, – сказал он, протягивая руку жене герцога Белинанта. – Я выбираю своей дамой на время этого турнира Хеллед де Соргалль, графиню д'Орофуаз!

Краем глаза взглянув на Горлуа, Кармелид понял, что угадал его намерение. Он снова сел и положил руку на руку сестры, словно утешая ее. Но Игрейна быстро отстранилась, даже не взглянув на него. Ее шею до подбородка закрывал высокий воротник из просвечивающего голубого муслина, с головы ниспадала вуаль, удерживаемая короной и скрывавшая ее длинные белокурые волосы, и она казалась нахмуренной и неприступной. Или она обиделась из-за того, что он выбрал не ее? Но так могла бы отреагировать маленькая девочка, неуверенная в себе, а не королева…

Громкие голоса на турнирном поле отвлекли его внимание. На открытии телец выступал против медведя. Рога против когтей, укусы против ударов, потоки свежей крови, заливающие уже грязную солому, устилавшую поле… Телец одержал верх, и медведь, хрипя, свалился на землю с выпущенными кишками. Затем пастухи увели победителя, которому была уготована незавидная участь – топор мясника и вертел, в то время как конюшие грузили тушу медведя в повозку, запряженную мулами, чтобы отвезти ее на обдирку. После этого было объявлено общее сражение, к великой радости рыцарей обеих партий, бросившихся к ограде, чтобы не упустить ничего из предстоящего зрелища. Этот старый обычай, идущий со времен Десятилетней войны, открывал доступ на турнир всем людям простого звания: оруженосцам, солдатским командирам, пехотинцам и даже простым горожанам и крестьянам – лишь бы они принадлежали к Свободным народам и не были рабами. Правила этой схватки были те же, что и на турнире: нельзя было наносить удары в лицо человеку, потерявшему шлем, и использовать остро заточенное оружие. Но здесь противники не разбивались на два лагеря: каждый был сам за себя, хотя это не мешало уже на месте создавать временные союзы или договариваться о них заранее. Противника нужно было сбить с ног и швырнуть наземь – тогда победитель получал выкуп от побежденного. В этой забаве легкими жертвами оказывались зажиточные горожане, которые ничем не могли противостоять военным, хорошо обученным и защищенным. Зато какой-нибудь деревенский громила вполне мог отличиться, а после поступить на службу к знатному сеньору.

Лео де Гран некоторое время забавлялся, глядя на жестокий кулачный бой черни и на безуспешные попытки распорядителя заставить дерущихся соблюдать и без того немногочисленные правила. Какой-то солдатский командир, здоровый как бык, одним ударом сбил с ног сынка торговки, и тот отлетел к барьеру, где его мать, охваченная ужасом, торопливо доставала кошелек. Еще двое солдат спорили за право выкупа от какого-то бедолаги, неподвижно распростертого у их ног, и при виде кровавых пятен на их кольчугах вряд ли можно было поверить, что они пользовались затупленным оружием[15].

Многие дрались кулаками, опрокидывая друг друга в грязь. В этой общей свалке почти невозможно было демонстрировать воинское искусство. На расстоянии это зрелище выглядело отвратительным из-за своей нелепости и жестокости, и, как обычно случалось, оно было прервано по просьбе одной из дам, которых избирали главные участники турнира,– на сей раз Хеллед. Герцог по обычаю испросил у нее прощения и покинул королевскую трибуну, не дожидаясь, пока на поле начнутся жалкие торги и стычки между слугами. Он снова присоединился к своим сторонникам и, подавая остальным пример, взобрался в седло. Его боевой конь был покрыт длинной плотной кожаной попоной, голова была защищена металлическим налобником. Вообще на турнире было запрещено наносить удары лошадям, но нарушения правил случались нередко…

Конюший подхватил коня под уздцы, и Лео де Гран взял щит, протянутый ему оруженосцем, а затем выбрал из многочисленного оружия стальную палицу, более действенную и удобную в обращении, чем длинное копье или затупленный меч.

Затем к нему приблизился распорядитель турнира в сопровождении своих помощников – один из них нес шлем Кармелида на бархатной подушке, с почтением, показавшимся герцогу слишком уж чрезмерным. Затем быстро осмотрел оружие каждого участника: мечи, топоры, палицы… Лезвия мечей были затуплены, но наносить ими удары плашмя можно было сколько угодно, так же как и отбивать удары противника. Осмотр был даже слишком быстрым и не особо внимательным. Распорядитель, которому еще предстояло судить турнир, явно спешил побыстрее со всем покончить. Затем он скороговоркой произнес несколько слов, пожелав удачи сторонникам «партии льва» и уже собирался уходить, велев одному из помощников положить подушку со шлемом возле остального вооружения герцога.

– Подождите!

Лео де Гран остановил его жестом и надел шлем. Взгляд распорядителя сделался неожиданно беспокойным, но тревога была напрасной – герцог не обратил никакого внимания на стальной цилиндр, а впрочем, работа была сделана настолько хорошо, что результат нельзя было разглядеть невооруженным глазом. На самом деле Кармелид был больше всего озабочен видом гребня, который так сильно размок от дождя, что, вероятно, будет держаться лишь до первого удара. Колкость Горлуа не выходила у него из головы и наполняла его гневом. Что ж, может быть, лев и плакал, но отнюдь не потерял свою хватку, и горе тому, в кого он вонзит свои зубы и когти!

– Проклятье! Заставьте его замолчать!

Лео де Гран обливался потом, дыхание его прерывалось, при каждом чуть более глубоком вздохе отшибленные ребра, казалось, впиваются в легкие и разрывают их. Он отказался снять доспехи, чтобы лекари осмотрели его; и, конечно же, душераздирающие крики того несчастного, который корчился перед ними на столе, словно выброшенная на берег рыба, отнюдь не способствовали тому, чтобы он передумал. У человека была сломана челюсть, а шлем настолько искорежен, что его невозможно было снять, и теперь кузнец пытался стащить его с помощью своих инструментов. Послышался глухой удар, и крики сменились стонами и рыданиями. Шлем не поддавался. Лео тяжело вздохнул, отчего вновь ощутил резкую боль в груди, и вылил себе на голову полный кувшин холодной воды. Кармелид сам возглавлял своих сторонников в трех уже прошедших турах из шести и сейчас точно не знал, кто выиграл турнир,– впрочем, он слишком устал, чтобы всерьез беспокоиться об этом. Они захватили значительное число пленников, и один из них, Эскан де Камбенет, заплатил поистине королевский выкуп. Однако они также потеряли четверых убитыми, не считая того человека, которым занимались сейчас медики и рана которого, без сомнения, была смертельной, – а было еще множество раненых, с переломанными руками и ногами и проткнутыми животами, чьи кольчуги были залиты кровью. Пока один тур сменялся другим, Лео все время казалось, что распорядитель турнира и остальные судьи слишком медлят объявить об окончании схватки. Несмотря на звуки труб и приветственные возгласы, несмотря на звонкие голоса дам в развевающихся вуалях, приветственно машущих руками, рыцари каждый раз возвращались под свой балдахин все менее радостными.