Санкта-Психо - Юхан Теорин

Оказывается, все это время Ян, как загипнотизированный, продолжал выбивать бойкий четырехдольный ритм с синкопами на хай-хэте.

Он очнулся и опустил палочки, но Рами все равно кричала. Казалось, этому не будет конца. Санитары, заломив руки за спину, выволокли ее из комнаты. Крик постепенно затих где-то в коридоре, и наступила гробовая тишина.

– Теперь ты видишь? – Психобалаболка, стараясь успокоить дыхание, обратилась к коллеге. – Помнишь мой диагноз?

Так и закончился этот концерт. Ян долго еще сидел, не выпуская палочки из дрожащих рук. Потом взялся за большой барабан.

Паренек в джинсовой куртке с неуверенной улыбкой включил телевизор.

Ян отнес установку на склад. Хотел пойти в свою палату и взяться за рисунки, но его внимание привлекла закрытая дверь палаты Рами.

Он постучал.

Никто не отозвался.

Постучал еще раз.

– Ее там нет! – Высокий голос за спиной.

Он обернулся. Одно из привидений. Девочка.

– Что?

– Они забрали ее в Дыру.

– Дыру? А это еще что?

– Ну… там запирают, если кто буйный.

– А где это?

– В подвале. Там дверь, а на ней штук сто замков.

Дыра?

Ян прокрался в подвальное помещение. Длинные, пустые коридоры, но он все же нашел нужную дверь и постучал. И опять никто не ответил. Стальная дверь, по-видимому, поглощала все звуки. Но внизу он разглядел небольшую щель.

Он вернулся в палату, захватил бумагу и ручки. А что ей написать? Как подбодрить?

ХОРОШО СЫГРАЛИ! ЯН. Он написал записку и подсунул под дверь. Туда же ему удалось протиснуть и ручку.

Подождав несколько минут, он хотел уже уйти, как вдруг из-под двери выполз край листка.

Одно предложение:

Я – БЕЛКА. ТОЛЬКО У МЕНЯ НЕТ ДЕРЕВА И НЕТ ВОЗДУХА.

Он сел прямо под дверью и стал рисовать. Девушка с гитарой стоит на огромной сцене, а в зале полно людей, все с поднятыми руками. Постарался придать портретное сходство, огляделся, не подсматривает ли кто, сунул листок под дверь и ушел.

На следующее утро он услышал в коридоре какие-то звуки. Тяжелые шаги, громкие разговоры, потом хлопнула дверь в палате Рами.

Он дождался, пока все стихнет, вышел и осторожно постучал.

– Кто там?

– Ян.

Несколько секунд молчания.

– Заходи.

Он осторожно, очень осторожно, будто боялся сломать, приоткрыл дверь. У Рами было темно, но он уже к этому привык.

– Спасибо за рисунок.

– Пожалуйста.

Рами лежала на постели. Уставилась в потолок, а рядом с ней угадывалась свернувшаяся калачиком, как преданная собака, гитара.

В темноте Ян не видел, связана она или нет. Ему совершенно не было страшно, но он остался стоять у двери.

– Хорошо вчера получилось, – сказал он, потом подумал, что не так уж все было хорошо, и добавил: – Довольно хорошо.

Рами покачала головой:

– Мне нужно выбраться из Юпсика, они меня сломают… Ты же тоже хочешь выписаться?

Она подняла голову и посмотрела на него, блеснув в полутьме глазами.

Он кивнул, хотя это было неправдой. Он хотел бы остаться в Юпсике до конца учебного года. Есть, спать, играть в пинг-понг с Йоргеном и на ударных с Рами.

Она опять уставилась в потолок:

– Но сначала я ей отомщу.

– Кому?

– Психобалаболке. Той, которая меня сюда упекла.

– Я знаю…

– Но это не самое худшее… – Рами кивнула в сторону стола. – Пока меня не было, она украла мои дневники.

Может быть, и так. Толстая тетрадь, всегда лежавшая у Рами на столе, исчезла.

– Она об этом пожалеет. И она, и ее семья.

38

Разговаривал ли он вообще когда-нибудь с соседями? За все годы, что жил в съемных квартирах?

Ян такого случая не припомнил. Если и встречал кого-то в подъезде или на лестнице, дальше «здравствуйте» дело не шло. Никогда не останавливался «поболтать». Лестничная площадка – не клуб интересных встреч. А многоквартирный дом – кое-как приспособленное для жилья пустое место. О том, что оно не совсем пустое, свидетельствует разве что гулкое эхо открывающихся и закрывающихся дверей.

Но здесь, в Валле, он заговорил с одним из соседей. И охотно поговорил бы еще раз.

Вернулся домой от Ханны, положил книжки Рами на стол и мгновенно уснул.

Но сон не принес ему отдыха – проснулся с головной болью и тяжестью во всем теле, будто и не спал.

Неважно. Есть дела, которые он должен сделать, не откладывая.

Кое-как позавтракав, он взял пустую кофейную чашечку и спустился на два этажа.

В. ЛЕГЕН. Нажал кнопку звонка. Дверь долго, наверное с минуту, не открывалась. Нет дома. Но тут щелкнул замок, и Яна обдает запах трубочного табака и перегара. Седоволосый сосед смотрит на него пустым, ничего не выражающим взглядом.

– Доброе утро. – Ян широко улыбается. – Опять забыл купить сахар.

– Песок? – мрачно осведомляется сосед. Он узнал Яна, но не дал себе труда поздороваться.

– Любой, какой есть.

Леген молча берет у него чашку и исчезает, не приглашая зайти. Но Ян все равно заходит в темную прихожую.

Холщового мешка из Санкта-Патриции, что в тот раз валялся на полу, не видно, так что Ян собирается с духом и идет в кухню.

Сваленные в мойке грязные тарелки, на полу стоят группками бутылки и жбаны, серая пленка пыли и кухонного чада на окнах.

– Я, кстати, работаю в Санкта-Патриции, – говорит он в спину старику.

Тот не реагирует. Нашел наконец банку с сахаром и собирается отсыпать в чашечку.

– Вы ведь тоже там работаете?

Леген молчит, но Ян заметил короткий кивок. Или показалось? На всякий случай он продолжает:

– В прачечной, да?

На этот раз кивок более определенный.

– И давно?

– Двадцать восемь лет. И семь месяцев.

– Вот это да… Но теперь-то вы на пенсии?

– А то. Теперь делаю вино.

Вот зачем бутылки, жбаны и канистрочки… Запах, ударивший ему в нос на пороге, шел не от Легена, а от этих плохо отмытых емкостей.

– И… – Он думает, как бы понейтральнее сформулировать вопрос. – Вот это да! Двадцать восемь лет! Вы, наверное, помните каждый закоулок в клинике.

– Кое-что помню.

– Эта клиника, как старинный замок… Тайные подземные ходы и все такое, да? – Ян улыбается. То ли вопрос, то ли шутка. Понимай как хочешь.

Леген отставляет банку с сахаром и внимательно смотрит на Яна.

– Хотелось бы послушать рассказы про Санкта-Патрицию… – осторожно делает Ян следующий шаг.

– Это еще зачем?

– Я же работаю там… любопытно. Никогда, например, не бывал в отделениях. Палаты и все такое.

– Не бывал? А где же ты работаешь?

Ничего подходящего не приходит в голову, поэтому Ян говорит правду:

– В подготовительной школе.

– Какой школе? Нету них никакой школы.

– Теперь есть. Для детей больных… ну, тех, кто лежит в больнице.

– Вон оно что… – Леген явно удивлен. Это для него новость. – Ну ладно. Сотня.

– Какая сотня? Детей гораздо меньше.

– Сто спенн. И я тебе все расскажу. Еще и вина получишь в придачу.

Ян согласен.

– Рассказывайте, – говорит он. – Деньги я принесу потом.

Старик тяжело опускается на стул и некоторое время молчит.

– Никаких тайных ходов там нет. Я, во всяком случае, не видел… а вот что есть, то есть…

Он ворошит газеты и квитанции на столе, извлекает карандаш и какой-то рекламный листок с чистой обратной стороной и начинает рисовать квадраты и прямоугольники.

– Это что?

– Прачечная. – Леген рисует стрелку. – Идешь в сушилку… ну, сушильную комнату. Там здоровенная дверь… идешь и идешь… но туда тебе не надо. Есть еще одна дверь, направо. На склад… – Он обводит один из прямоугольников с таким нажимом, что карандаш ломается. – И вот тут-то и можно подняться наверх.

– Лестница?

– Не-е. Не лестница. Старый лифт. Идет прямо в отделения. Но про него мало кто помнит.

Ян рассматривает небрежный рисунок со следами жира от рук Легена.

– В прачечной люди… и охранники.

– Только не по воскресеньям. По праздникам в прачечной никого нет. Тихо и пусто. Можно кататься вверх и вниз сколько душе угодно.

И Леген в первый раз за все время разговора смотрит Яну в глаза. Внезапно Ян понимает, что это именно он, Леген, катался на этом лифте «сколько душе угодно». И еще он понимает, что между ним и этим неопрятным стариком возникло своего рода взаимопонимание. Двадцать восемь лет в Санкта-Психо. За такой срок можно выучить все двери, все коридоры и тупики… каждый квадратный сантиметр.

И наверняка он встречался со многими пациентами. Видел, говорил, думал об их судьбах.

– А вы пользовались лифтом?

– Иногда.

– По воскресеньям?

– Иногда.

– Встречались с кем-то?

Леген кивает. По лицу его видно: он очень хорошо помнит эти встречи.

– Женщина?

Леген опять кивает, на этот раз медленно и печально.

– Очень красивая. Красавица, можно сказать… Но в душе у нее был ад.

Больше вопросов Ян не задает.

Женщина-инспектор как уставилась на Яна своими ярко-зелеными глазами, так и не отводила взгляд за все время разговора. Она сидела за столом Нины Гундоттер, и вид у нее был такой, будто это не Нина, а она заведует садиком.