Брак по расчету, или Счастье для кимтарцев (СИ) - Полынь Кира Евгеневна

Запоздало услышав шелест ткани, я широко распахнула глаза, чувствуя сильное давление. Туман медленно толкал бедра вперед, плавно проникая внутрь меня, заполняя собой все пространство и отнимая возможность вдоха.

— Сама, — прохрипел, рыча. Послушно расслабив бедра, я до упора насадилась на крепкий ствол, широко распахнув губы в безмолвном стоне.

Подхватив меня под ягодицами, Туман сделал первое движение. Короткое, рваное, но такое яркое, что я вновь всхлипнула, хватаясь за широкие плечи.

В спину вновь уперся барельеф, угрожая оставить вмятины, но я и думать о нем не смела, вздрагивая от нового толчка. Они набирали темп. Плавно, но нарастая с каждой секундой. Туман словно мстил мне за танец, используя ту же тактику, раскачивая меня в своих руках, давая понять, что дальше будет только больше.

Скорость движений зашкаливала. По внутренней стороне бедра скатилась капелька влаги, заставляя Тумана зарычать еще громче, вновь набрасываясь на мои губы и целуя их до легкой боли. Откровенные шлепки, стоны и влажные звуки становились все громче, все отчетливее. Они заглушали все мысли, переживания, подбрасывая меня к уже знакомой высоте, в которую я нырнула, высоко запрокинув лицо и жалобно застонав.

По ногам прошелся сладкий импульс, парализуя их на несколько секунд. Если бы не Туман, все это время держащий меня на весу, я бы съехала по стене и свалилась бы к его ногам ослабевшим комком.

Позволив мне уткнуться носом во влажную от пота шею, Туман крепко прижал мои бедра к себе, вбиваясь так быстро, что я вновь застонала, чувствуя, что удовольствие возвращается слишком стремительно, вновь угрожая погрести меня под собой.

Когда муж до упора впечатал меня в стену, я рассыпалась второй раз, совершенно лишенная сил. На груди мужчины я уже даже не висела, а просто приклеилась, удерживаясь только благодаря его сильным рукам.

Захрипев, Туман закрыл глаза и стиснул зубы, дав почувствовать, как его все еще крепкий член, покинув мое нутро, подергивается, изливается, раскаленный до опасных температур.

На шатающихся ногах с моим весом на груди Туман добрел до кровати, рухнув в нее подрубленным деревом. Вытягиваясь всем телом, он запрокинул руку за голову, спрятал глаза под веками и пушистыми ресницами и прошептал:

— Я знаю, что тебе это чуждо, но хочу, чтобы ты знала. Именно поэтому я не годился в мужья.

— Мм? — промычала, лежа у него под боком без сил даже открыть пересохший рот.

— Мы должны давать удовольствие в постели с женщиной. А я… Я только беру. Не могу сдержаться, теряю контроль и беру. И тебя я взял, едва получив разрешение. Ты винишь меня?

— Нет.

Ответила так, чтобы у мужа не осталось сомнений, четко зная, что он обязательно почувствует мою ложь, которой в этом слове не было, даже если поискать в темных углах.

В чувства привела обжигающая боль на запястье. Вторая полоска из такого же серебра выступила на коже, разнясь только тем, что орнамент был круглым, с двумя несоприкасающимися завитушками внутри.

— Это печати домов. Я Туман Маром. Это наша печать.

— Маром? Что? — приподнявшись на локте, я заглянула в умиротворенное лицо мужа.

— Госпожа дома Маром моя тетка.

— Но… Что? Почему? — вопросы застрекотали в голове неспокойными сверчками. — Она твоя родственница?

— Номинально. Нас не связывают такие узы, как у вас. Она едва ли знала меня и когда я еще принадлежал дому матери, и когда его покинул.

— Не понимаю…

Развернувшись набок, Туман скопировал мою позу, позволяя смотреть ему в лицо и пытаться считать эмоции.

— Моя семья считала, что две родные сестры в роду — это благословение, но на деле все оказалось совсем иначе. Сколько я себя помню, они никогда не ладили, вечно что-то делили, спорили, ругались. Когда мне было семь, общение между сестрами окончательно прекратилось. Уже подростком я начал учиться быть мужем, но мой недостаток всплыл перед самым концом наших уроков. Таких, как я, называют «негодными», это первая форма прозвища «бесхозный». Естественно, мать, узнав о том, что я ни на что не гожусь и ей не удастся породниться ни с одним из важных домов Кимтара, указала мне на дверь. Не смотри так, ты должна уже понимать, что в нашем мире все решения принимаются быстро и женщинами. — Туман отвел взгляд, осторожно касаясь подушечками пальцев ямки между моих ключиц. — Некоторое время я, как и Кристиан с Лиамом, ютился у Луиса, собственно, там мы и познакомились. Ия, вчера я впервые видел свою родственницу за столько лет. Поэтому прошу тебя, не бери в голову, это ни на что не влияет.

Пальцы уже храбрее опустились ниже и погладили вершинку груди, не сильно, но ощутимо сжав сосок между костяшками.

— Не могу остановиться… — прошептал Туман, и его темные глаза вновь заполнила пьяная поволока. — Позволь мне делать то, что я хочу.

Накрыв грудь всей ладонью, мужчина с шипением приоткрыл губы, выпуская спертый воздух из легких. Он вел ладонью вдоль всего моего тела, изучая, рисуя невидимые узоры, и все тяжелее дышал. Ласкал глазами так ощутимо, что я буквально чувствовала, как горячий и гибкий язык касается каждого участка кожи.

— Когда ты была близка с Кристианом, — прошептал, перемешивая воздух со словами. — Как он ласкал тебя?

— Пальцами, — ответила так же хрипло, понимая, что словно плыву в тумане, даже не думая цепляться за провокацию этих слов.

— Пальцами… — протянул он на выдохе. — Это так ничтожно мало. Как ему только хватило контроля остановиться и выпустить тебя из ванной…

Легко, но однозначно толкнув мое колено, Туман за мгновение оказался еще ближе, чем был, укладывая меня на лопатки и нависая сверху. Его волосы полотном свесились вниз, укрывая мои глаза от последних лучей солнца, оставляя наедине с губами Тумана, которые были так близко.

— Я хочу изучить тебя всю. Все твои точки, — его интонация заставила меня дернуться, слыша, как сердце забилось быстрее от вложенной эти слова интриги. — Все родинки, все ямочки.

Перекинув ногу, муж оказался сверху, помогая мне вновь обхватить его бедра ногами и выгнуть грудь навстречу.

— Хочу знать, как ты будешь стонать мое имя особенно громко.

Плавный толчок затопил голову плавленым маревом. Знакомая наполненность отозвалась острыми иголочками, впившимся в кожу, на кончиках которой были сахарные вспышки. Они растекались в крови, меняли ее тягучесть, заполняя сердце густым сиропом.

— Да, Ия… Давай, громче, госпожа моя…

Размеренно и чувственно качая бедрами, Туман не моргая смотрел мне в лицо. Он ловил каждый взмах ресниц, каждый стон, сорвавшийся с губ, рассматривал их так внимательно, что кожа горела под его взглядом.

— Моя… Моя!

Резко распрямившись, он сел и крепко ухватил меня за бедра, затягивая на себя до предела. Мне открылся вид совершенного торса, который трещал от напряжения, но все равно двигался плавно, откровенно.

Теперь я видела, куда убегала тонкая полоска светлых волос, и представляла, что открывается взгляду Тумана, который, казалось, пьянел все сильнее, стараясь делать амплитуду размашистее, дольше, глубже.

Невольно сжав в собственных ладонях грудь, я выгнулась и закричала, ощутив горячие пальцы на той отзывчивой точке, что сейчас, будто бы раскаленная, пекла и горела, требуя внимания. Сжав костяшками небольшой бугорок, Туман качнул бедрами резче, чего хватило, чтобы я взорвалась несдержанным криком, практически без чувств закрывая глаза.

Три коротких рваных движения, и Туман впивается пальцами в постель, сводя плечи вместе и низко опуская голову.

— Я бы никогда не заканчивал, — признался он. — Никогда не выпускал тебя из постели.

— Боюсь, я разучусь ходить. И иногда мне нужна еда и твой малиновый чай, — пересохшие губы не двигались, но я смогла промычать это более-менее внятно.

Тихо рассмеявшись, Туман опустился с вытянутых рук и поцеловал меня в плечо.

— Я рад, что ты доверяешь мне, мане нанеки. А теперь спи. Сегодня я все-таки не выпущу тебя из кровати, уж прости мне эту вольность.