Разгневанная земля - Евгения Яхнина

В разношёрстной толпе, обступившей Дом сословий, выделялись инициаторы манифестации — студенты. Они пробрались к самому зданию, и на них были сейчас обращены взгляды венских граждан, которые не знали, что предпринять, как воздействовать на депутатов сейма.

Но студенты сами были в нерешительности и питали наивную надежду, что депутаты выйдут к собравшимся и пожелают от них узнать, каких реформ ждёт народ.

Венцы пришли сюда спозаранку в ожидании праздничной церемонии, которой обычно сопровождалось открытие заседаний сейма, созываемого императором. Торжественный выезд депутатов на сейм совершался в роскошных шестиупряжных каретах, отделанных золотом и всевозможными украшениями. Впереди и по бокам шли специально отобранные высокие, представительные слуги в богатых ливреях, сохранявшихся из года в год только для этого дня. Празднично выглядели и депутаты в своих парадных мундирах: на их шляпах развевались перья, в руках сверкало оружие. В день церемонии на улицах раздавался грохот барабанов, громко звучала музыка. Перед экипажами депутатов склонялись знамёна, а гражданская милиция салютовала оружием. Впереди процессии на наёмных извозчичьих лошадях обычно шествовала специально собранная для этого случая гражданская кавалерия. Шталмейстеры[33] следовали в осыпанных золотом мундирах. Кареты медленно продвигались к залу заседаний.

Однако на этот раз ожидания венцев не оправдались. Время шло, часы пробили десять, пора было начинать заседание, но толпа тщетно искала глазами людей в парадных мундирах. Скоро прошёл слух, что депутаты уже собрались, но явились они без торжественной церемонии, в штатской одежде, проникнув в здание окольными путями, минуя главный вход на Херренгассе. Это известие сразу привело в возбуждение людей, собравшихся для мирной, безоружной демонстрации.

Несколько студентов отделились от толпы и решительно двинулись ко входу в Дом сословий. Но двери оказались запертыми.

В толпе поднялся шум: со стороны Беккерштра́ссе и Штраухга́ссе показался небольшой отряд. Его появление привело толпу в ярость.

Зачем сюда пришли, солдаты? Вы хотите применить силу? Но мы миролюбивые граждане, у нас нет никаких враждебных намерений, мы безоружны. Отправляйтесь домой! — кричали им.

Толпа угрожающе двинулась навстречу солдатам, и те поспешили удалиться. Неожиданное появление солдат положило конец пассивному ожиданию. Всё забурлило, задвигалось, зашумело.

— Граждане, время не ждёт! Быть может, в нашем распоряжении один только этот момент. Так не упустим же его!

Все взоры обратились к высокому, худощавому студенту в летнем пальто, с шарфом на шее. Его голубые глаза блестели от возбуждения, в голосе звучала решимость. Два человека, не сговариваясь, отделились от толпы, бросились к нему, подняли его и поставили на свои плечи. С этой импровизированной трибуны студент продолжал свою речь:

— В великий, знаменательный день, когда сословия собрались после длительного времени, мы пришли сюда, чтобы у ступеней трона заявить о желаниях народа и о новых идеях нашего времени. Мы должны быть мужественными и твёрдыми! У кого нет мужества в такой день, тому место в детской!

Слова студента вызвали всеобщий восторг. Со всех сторон только и слышалось: «Кто это говорит? Имя, им оратора!»

— Меня зовут Франц Калиш! — крикнул студент, не думая об опасности, которая таилась в этой откровенности.

Можно было не сомневаться, что в памяти полицейских ищеек запечатлеется это имя.

— Итак, заявим быстро и энергично, прямо и коротко, чего мы ждём от правительства, — продолжал он. — Пусть до людей, заседающих там, наверху, донесутся наши желания:

Да здравствует свобода!

Да здравствует свобода печати!

Да здравствует равенство всех наций!

Да здравствует свободная Австрия!

Толпа с энтузиазмом повторяла за Францем эти слова, впервые прозвучавшие громко.

Франц продолжал стоять на плечах незнакомцев, переводя взгляд с окон второго этажа, где собрались представители сословий, на входную дверь.

Все замерли в ожидании. Но никто не появлялся ни в окнах, ни у портала.

Стоявший у самого входа низкорослый, мускулистый мужчина с большими тёмными усами, торчавшими из-под широкополой шляпы, закричал, потрясая кулаком:

— Сословия не идут к нам, так мы пойдём к сословиям!

С криком: «Дорогу свободе!» — толпа двинулась во двор здания. Но вдруг перед нею возникла фигура ландмаршала[34] графа Монтекуко́ли, неизвестно откуда взявшегося.

— Остановитесь! Чего вы хотите?!

Подоспевший вовремя Франц ответил:

— Мы пришли, чтобы засвидетельствовать свои симпатии сословиям и решительно поддержать их в борьбе за восстановление так долго попиравшихся прав народа.

— Я передам ваши пожелания депутатам… А вы разойдитесь и не мешайте им выполнять свой долг.

Толпа недоверчиво встретила слова ландмаршала, требуя впустить её в зал заседаний.

— Что же ты молчишь? — обратился рослый мужчина к Францу. — Веди нас, и мы штурмом возьмём двери!

Франц стоял в раздумье. Потом снова взобрался на плечи тех же двух человек, которые повсюду за ним следовали, и сказал:

— Друзья, не будем совершать насилия! Я уверен, что депутаты проявят не меньше мужества, чем мы. Будем же спокойно ожидать решения отцов отечества.

Кончив говорить, он спрыгнул на землю. Несколько человек окружили его и стали громко упрекать.

— Кому ты доверил нашу судьбу? — гневно вопрошал Франца щуплый, плохо одетый студент с горящими глазами. — Или, может, ты вообразил, что сословия сами предъявят императору решительные требования? Как бы не так! Они осмелятся лишь на то, чтобы спросить монарха, какие милости он соблаговолит даровать обнищавшему, измученному народу, и только после этого, в соответствии с волей своего господина, отважатся просить его об этих милостях.

Франц ничего не отвечал. Да и что мог он ответить! Он не понимал, чего от него хотят. Люди собрались сюда для мирной манифестации. Поэтому он и предложил сказать во всеуслышание сословиям, каких реформ ждёт народ. Ландмаршал явился неожиданным препятствием на его пути, и теперь он не знал, что делать дальше.

Толпа наступала на Франца. Кто-то крикнул:

— Как ты посмел согласиться с ландмаршалом?

— Я выразил только своё мнение, — недоуменно объяснял Франц.

— Ты стоял на наших плечах! Мы подняли тебя над всей толпой, потому что ты первый громко выразил то, что таилось у всех в душе! Мы доверились тебе, и ты говорил от нашего имени…

Лишь сейчас до сознания Франца дошло всё значение его внезапного порыва — он сделал то, чего ещё не знала Вена: произнёс первую публичную речь в Австрии. Он вдруг испугался ответственности, которую принял на себя. Ему захотелось признаться в этом окружавшим его людям, объяснить им, что произошла ошибка, что его приняли не за того, кто он есть на самом деле, что он сам нуждается ещё в опоре, а не ему вести за собой людей. Но, оглянувшись, Франц убедился, что на него уже никто не обращает внимания. Взгляды всех были прикованы теперь к другому оратору, который так же как перед тем Франц, стоял на плечах двух человек и бросал в толпу горячие слова:

— Пусть сословия последуют примеру прессбургских депутатов. Пусть повторят приговор мертвящему режим Меттерниха — осуждение, прозвучавшее уже в венгерском собрании!

Оратор развернул листок, который держал в руке, и, обратившись лицом к Дому сословий, стал читать петицию императору Фердинанду, принятую прессбургским собранием и требующую введения для всей монархи конституции, а для Венгрии — самостоятельного ответственного министерства.

Толпа слушала оратора с напряжённым вниманием Если у кого-нибудь срывался с губ возглас одобрения, его останавливали:

— Слушайте!.. Слушайте!..

Перечислив все преобразования в стране, о которых ходатайствует венгерское собрание, оратор привёл в заключение слова Кошута:

— «Полное успокоение у нас не может наступить до тех пор, пока король не будет ограничен во всех государственных отношениях конституционными формами правления. Только на основе конституции, связующей общими братскими чувствами разные народы Австрийской империи, можно примирить сложные и противоречивые интересы венгерской нации и других наций монархии».

— Конституцию! Конституцию! — раздались среди бурных аплодисментов восторженные голоса. — Долой Меттерниха!

Вдруг толпа затихла. В открытом окне Дома сословии появился человек и закричал зычным голосом:

— Перестаньте читать, вы, там, на трибуне!

Все умолкли в ожидании, что скажет человек, уполномоченный сословиями. А он злобно добавил:

— Чего вы шумите? Сословия уже обратились к его величеству с просьбой созвать представителей всех провинций для обсуждения реформ, соответствующих духу времени.