Перегрузка - Артур Хейли

– Я обеспокоен, – повторил Лондон, – потому что думаю, что еще до окончания всего этого мы столкнемся с насилием. Ты был снаружи?

Ним покачал головой, а потом, сделав приглашающий жест, повел его к внешнему вестибюлю и на улицу. Они проскользнули через боковую дверь и, свернув, оказались перед отелем.

На площади перед отелем “Святой Чарлз” обычно располагался гостиничный транспорт – такси, личные автомобили и автобусы. Но сейчас все движение было заблокировано толпой из нескольких сотен кричащих и размахивающих плакатами демонстрантов. Узкий проход для пешеходов оцепили полицейские, они же не позволяли демонстрантам продвинуться ближе к зданию.

Телевизионщики, которым не разрешили присутствовать на собрании пайщиков, вышли на улицу и стали снимать происходящее там. Над головами толпы были подняты фанерные щиты с лозунгами: “Поддержите “Энергию и свет для народа”, “Народ требует снижения тарифов на газ и электричество”, “Уничтожьте капиталистического монстра “ГСП энд Л”, “Энергия и свет для народа” выступает за передачу “ГСП энд Л” в общественную собственность”, “Люди важнее прибылей”.

Все прибывающие группы пайщиков “ГСП энд Л”, проходя через полицейские наряды, читали эти призывы.

Низкорослый, небрежно одетый лысоватый мужчина со слуховым аппаратом остановился и со злостью закричал на демонстрантов:

– Я такой же народ, как и вы, и я всю жизнь работал, чтобы купить несколько акций…

Бледный юноша в очках, одетый в спортивный костюм Стэнфордского университета, съязвил:

– Обожрись, капиталистическая жадюга! Одна из новоприбывших – моложавая привлекательная женщина – отпарировала:

– Быть может, если бы некоторые из вас получше работали и накопили немного…

Ее слова потонули в хоре голосов: “Зажмем спекулянтов!”, “Власть принадлежит народу!"

Женщина двинулась на кричащих, подняв кулак:

– Послушайте, бездельники! Я не спекулянтка. Я рабочая, в профсоюзе и…

– Спекулянтка!.. Капиталистка, кровопийца!.. – Один из щитов опустился совсем рядом с головой женщины. Вышедший вперед сержант полиции оттолкнул лозунг и быстро провел женщину и мужчину со слуховым аппаратом в гостиницу. Вдогонку им полетели крики и язвительные насмешки. Демонстранты подались вперед, но полицейские стояли твердо.

К телевизионщикам присоединились газетчики, среди них Ним увидел Нэнси Молино. Но у него не было желания встречаться с ней. Гарри Лондон тихо заметил:

– Видишь вон там твоего приятеля Бердсона, заправляющего всем?

– Он мне не приятель, – ответил Ним. – Но я его вижу. Крупная фигура бородача Дейви Бердсона виднелась позади демонстрантов. Когда глаза их встретились, Бердсон широко улыбнулся и поднес к губам “уоки-токи”.

– Он, видимо, говорит с кем-то в толпе, – сказал Лондон. – Он уже появлялся то там, то здесь; на его имя есть одна акция. Я проверял.

– Знаю. И наверное, некоторые из его людей их тоже имеют. Они спланировали и еще что-то, я уверен.

Ним и Лондон незаметно вернулись в гостиницу. А на улице демонстранты становились все более шумными.

В небольшой комнате для служебных встреч за сценой банкетного зала беспокойно расхаживал взад и вперед Дж. Эрик Хэмфри, просматривая речь, с которой ему вскоре предстояло выступить. За последние три дня было напечатано и перепечатано с десяток вариантов. Даже сейчас, беззвучно бормоча что-то на ходу, он вдруг останавливался и вносил карандашом изменения в последний вариант доклада. Из уважения к поглощенному работой президенту остальные присутствующие в комнате – Шарлетт Андерхил, Оскар О'Брайен, Стюарт Ино, Рей Паулсен и пять директоров – молчали, кто-то готовил в баре напитки.

Открылась дверь, и все повернули головы. В проходе появился сотрудник охраны, а позади него Ним. Войдя, он закрыл дверь.

Хэмфри отложил текст своей речи.

– Ну как?

– Там сплошная толчея. – И Ним кратко изложил свои наблюдения в банкетном зале, резервном помещении и на улице. Один из директоров нервно спросил:

– Нельзя ли отложить собрание?

Оскар О'Брайен решительно замотал головой:

– Не может быть и речи. Собрание созвано на законных основаниях. И оно должно состояться.

– Кроме того, – добавил Ним, – если бы вы это сделали, то начались бы беспорядки. Тот же директор сказал:

– И все-таки мы можем это сделать.

Президент направился к бару и налил себе простой содовой воды, жалея, что это не виски, но соблюдая свое же правило не пить в рабочее время, потом раздраженно сказал:

– Мы же знаем, что это должно было произойти, так что всякий разговор о переносе собрания бессмыслен. Нам только надо провести его как можно лучше. У собравшихся людей есть право злиться на нас и беспокоиться из-за своих дивидендов. Я бы и сам себя так вел. Что вы можете сказать людям, которые, вложив свои деньги в надежные, как они полагали, акции, вдруг поняли, что это не так?

– Вы могли бы попытаться сказать им правду, – сказала Шарлетт Андерхил с раскрасневшимся от волнения лицом. – Правду о том, что в нашей стране нет такого места, где бережливые и работящие могли бы поместить деньги с полной гарантией их сохранности. Такие гарантии компании вроде нашей дать не могут, не дадут их и в банках или при покупке облигаций, где ставка процента не успевает за спровоцированной правительством инфляцией. Это невозможно, ибо вашингтонские шарлатаны выбили из-под доллара почву и наблюдают за его падением с идиотской ухмылкой. Они выдали нам простые бумажки, не обеспеченные ничем, кроме пустых обещаний. Наши финансовые институты разрушаются. Банковское страхование – ФКСД – только видимость. Социальное страхование – провалившаяся фальшивка. Если бы эту операцию провел частный концерн, его управляющие сидели бы в тюрьме. А нормальные, честные и эффективно работающие компании, такие, как наша, ставят к стенке, заставляют делать то, что мы и делаем, и брать на себя ответственность за чужую вину.

Раздались одобрительные возгласы, кто-то захлопал, но президент лишь сухо заметил:

– Шарлетт, быть может, ты произнесешь речь вместо меня? – И задумчиво добавил:

– Конечно, все, что ты говоришь, правда. К сожалению, большинство граждан не готовы слушать и воспринимать правду. Пока не готовы.

– Интересно, Шарлетт, – спросил Рей Паулсен, – а где ты хранишь свои сбережения?

Вице-президент по финансам мгновенно отреагировала:

– В Швейцарии, в этой одной из немногих стран, где пока что правит финансовое благоразумие, и на Багамах – в золотых монетах. Если вы еще не успели, рекомендую побыстрее сделать то же самое.

Ним посмотрел на часы, подошел к двери и открыл ее.

– Без минуты два. Пора идти.

– Теперь я знаю, – сказал Эрик Хэмфри, – что чувствовали христиане, когда оказывались перед львами.

Представители правления и директора быстро вышли на сцену. Как только они уселись, гвалт в банкетном зале быстро прекратился. Затем где-то в первых рядах несколько голосов вразнобой прокричали: “фу!"

Мгновенно крик был подхвачен и началась просто какофония фырканья, мяуканья. Эрик Хэмфри с невозмутимым видом стоял на сцене, ожидая, пока улягутся крики. Когда они слегка поутихли, он наклонился к установленному перед ним микрофону.

– Дамы и господа, мои оценки состояния дел в нашей компании будут краткими. Я знаю, что многие из вас страстно желают задать вопросы…

Его последующие слова потонули в грохоте, из которого доносились реплики: “Ты чертовски прав!”, “Отвечай сейчас на вопросы!”, “Кончай пороть му-му!”, “Давай о дивидендах!”.

– Я, разумеется, намерен поговорить о дивидендах, но прежде ряд вопросов…

– Мистер президент, мистер президент, о порядке повестки дня!

Через систему громкоговорителей из маленького зала прошел чей-то голос. Одновременно на президентской трибуне замигала красная лампочка, указывавшая, что там кто-то взял микрофон.

– Какова ваша повестка дня? – громко спросил Хэмфри.

– Мистер президент, я возражаю против той манеры, в которой…

Хэмфри прервал его:

– Скажите, пожалуйста, ваше имя.

– Меня зовут Хомер Ингерсолл. Я адвокат, у меня триста акций да еще двести акций моего клиента.

– Какова ваша повестка дня, мистер Ингерсолл?

– Я и хотел изложить ее вам, мистер президент. Я возражаю против непродуманной организации этого собрания, в результате чего я и многие другие, словно граждане второго сорта, были переведены в другой зал, где мы в полной мере не можем участвовать…

– Но ведь вы участвуете, мистер Ингерсолл. Сожалею, что неожиданно большая аудитория сегодня…

– Я выступаю по порядку ведения заседания, мистер президент, и я еще не закончил. Хэмфри подчинился.

– Заканчивайте свой вопрос, но побыстрее, пожалуйста.

– Возможно, вам не известно, мистер президент, но даже этот второй зал теперь переполнен и снаружи еще много пайщиков, которые вообще не могут попасть на собрание. Я говорю от их имени, так как они лишены своих законных прав.