Бернард Больцано - Виталий Колядко

Если даже либеральный теолог резко отрицательно отнесся ко взглядам Больцано, то чего можно было ожидать от официальных церковных властей? Философ весьма свободно толковал религиозные образы. В проповедях он говорил, например, об Иисусе Христе как об идеале просветителя, несущего людям знание и свет (см. 37, 38). Считая вероучение католицизма самым совершенным в отношении нравственного воспитания, Больцано не согласен со многими установлениями и обрядами католической церкви. Он отрицает догмат о непогрешимости папы, является противником тайной исповеди, запрещения развода, обета безбрачия. Не удивительно, что ярый противник Больцано профессор теологии Фринт нашел в «Поучительных речах» и в записях его лекций 110 еретических положений.

В условиях жесткого режима Меттерниха выступления Больцано в Праге были событием. Его проповеди кроме нравственно-поучительного носили ярко выраженный социально-политический характер. Они находили живой отклик в среде буржуазно-демократической интеллигенции. Вокруг философа складывается круг сторонников и почитателей, молодых педагогов и профессоров. В Рим поступают доносы о якобы появившейся в Праге опасной еретической секте, которую необходимо ликвидировать, чтобы не допустить появления неогуситства (см. 13, 22). Когда Больцано был снят с должности с запрещением заниматься педагогической деятельностью, его друзья и сторонники не остались без «внимания» властей. Друг Больцано Фесль был арестован, обвинен в государственной измене и заточен в монастырь. Профессора теологии Кромхольц, Вернер, Заградник были удалены с занимаемых должностей. В Пражском университете место Больцано занял профессор В. Вайндрот, который через два года был уволен за отказ выступить против своего предшественника. Профессор философии в Граце Л. Рембольд был смещен с занимаемой кафедры. Одной из главных причин называют его положительные отзывы о Больцано (см. 37, 25). Церковные и государственные власти делали все, чтобы имя философа не появлялось в печати. Но преследования не сломили Больцано. Он до конца остался верен своим убеждениям. В одном из последних писем демократически настроенный Больцано сообщает о посещении его некоторыми священниками: «Люди нашего уважаемого сословия вместо того, чтобы думать теперь о царстве божьем, думают о сохранении своих прибылей. Недавно они пришли ко мне, чтобы я поддержал их протест против сокращения мартовской революцией владений, но я сказал им, что они ошиблись адресом» (цит. по: 13, 45).

Основание для религии и бога Больцано ищет в своей логике. Он не согласен с доказательством бога у Лейбница и оспаривает доказательство Канта. Хотя Больцано и отдает должное нравственному характеру учения Канта, для него неприемлемо «практическое постулирование» важнейших истин религии, т. е. основание их на моральном сознании. Когда не имеется объективных оснований для веры в бога, свободу и бессмертие, то невозможно и верить в них. Неправильно, что если я должен, то могу, как это выходит у Канта; наоборот, если я могу, то должен. Так, больной должен быть здоров, но для этого необходимы определенные условия, возможности (см. 21, 3, 255–256). Возражения Больцано справедливы, но, конечно, и он не в состоянии дать объективного доказательства существования бога, чтобы противопоставить его субъективному, кантовскому. Философ создает логику, чтобы найти фундамент как для религии, так и для нравственности. Однако найти логическое обоснование религиозным положениям ему не удается. Бог, например, не может иметь основания, а значит, и не может быть доказано его бытие на основе фундаментальных истин. Следуя логике Больцано, доказательство бога возможно лишь посредством удостоверения, которое имеет только вероятностное значение. А вероятностные заключения являются источником заблуждений, как он сам признает. Иногда философ пытается доказать существование бога из возможности такого существования. В одном месте он заявляет: «Вывод от возможности бога к действительности не является ложным; если бытие бога не противоречит какой-либо чистой истине разума, то бог существует» (11, 12, 48–49). Слабость такого рода доказательства отмечалась многими философами, даже Кантом. Оно является в сущности вариантом онтологического доказательства бытия бога.

В действительности религия и бог оправдываются у Больцано только своим нравственным содержанием. В этом Кант и Больцано единодушны. Не нравственность основывается на религии, а религия на нравственности. Но если Кант принципы нравственности выводит из субъекта, то у Больцано они являются объективными истинами-в-себе. Религию Больцано превращает в нравственность. «Что такое религия? — спрашивает он и сам отвечает: — Она является совокупностью истин, которые ведут нас к добродетели и счастью» (цит. по: 83, 71).

Науку о нравственности Больцано относит к таким наукам, которые, подобно математике, могут быть построены аксиоматически из некоторых основных истин. Для нравственности такой истиной является основной закон. С большинством моральных правил почти все соглашаются, считает Больцано, а с высшим нравственным принципом мало кто согласен. Сам философ не может, например, принять категорический императив Канта. Он, по его мнению, слишком формален и не указывает конкретных правил нравственного поведения. Ему не будут противоречить действия, направленные к оскорблению личности. Категорический императив Канта, гласящий: «поступай так, чтобы максима твоей воли всегда могла быть вместе с тем и принципом всеобщего законодательства», — справедливо отвергается как слишком формальный не только Больцано, но и немецкими идеалистами. Однако философ не может встать и на точку зрения Шеллинга или Гегеля. Для последних нравственный закон является идеальным требованием, к которому мы приближаемся, никогда не достигая его. Больцано полагает, что требования закона должны быть выполнимы в действительности. Он не видит здесь положительной черты в гегелевском идеализме — историчности в объяснении морали — и выдвигает не менее абстрактный, чем у Канта, принцип, считая, что из него могут быть дедуцированы как все правовые, так и все моральные правила. «Не категорический императив Канта, а способствование всеобщему благу является высшим нравственным законом», — говорит он (83, 44). Такой принцип оказывается настолько общим, что применим ко всем живым существам. Среди животных, по Больцано, имеются градации: менее совершенное животное должно, если это необходимо для блага целого, приносить себя в жертву более совершенному. Общий закон конкретизируется для людей. Для них он гласит: способствуй благу целого, насколько ты можешь, сообразуясь со своими силами и взглядами (см. 21, 4, 178). Философ чувствует абстрактность сформулированного им морального закона и стремится как-то конкретизировать его, указать условия его применения. Действие, согласное принципу нравственности, является обязанностью для тех, кто находится в одинаковых условиях (см. 83, 45). Но это существенно меняет дело. В таком случае от нравственного закона остается только название: для каждой группы лиц, находящихся в одинаковых условиях, должен устанавливаться свой закон. Как и у всех просветителей, нравственные принципы основываются у Больцано на убеждении в естественности стремления человека к счастью. Его этика близка евдемонизму французских материалистов. Но сам Больцано особенно высоко оценивает этику утилитаризма И. Бентама, которую он защищает от неправильного понимания как эпикурейской (см. 83, 46). Формулировка основного нравственного принципа у Больцано близка точке зрения английского моралиста.