Дневник матери - Нина Нефедова

Как-то раз, когда Таня училась уже в десятом классе, я пришла домой с родительского собрания, где классная руководительница настойчиво внушала нам:

– Глаз с них не спускайте! Проверяйте! Требуйте! И вероятно, для очистки совести я спросила:

– Таня! Ты приготовила уроки?

– Мама! Да ты что?! – изумилась Таня. – Неужели я сама не знаю!

Я смущённо засмеялась и, чтобы спасти положение, сказала:

– Шутя, конечно, я спросила. Нас сегодня «прорабатывали» за то, что плохо следим за вами…

А сама подумала: «Надо ли уж так следить за десятиклассниками?» Конечно, разные бывают дети и разные обстоятельства. Иное дитя приходится тащить за уши не только в школе, но и в вузе. Но моё глубокое убеждение: если мамаше восемнадцатилетнего сынка приходится бегать в школу и объясняться с учителями по поводу его «двоек» – это значит, что когда-то раньше ею был допущен просчёт в воспитании.

Вред излишней (я подчёркиваю, излишней!) опеки мне хочется проследить на следующем примере.

В нашем доме живёт семья врача. Они воспитывают внука. Отец мальчика не вернулся с фронта, мать вышла вторично замуж и никакого касательства к воспитанию сына не имеет. Воспитывает внука бабушка. Она очень расстраивается, когда внук приносит из школы «двойки», бранит его и даже наказывает: лишает его посещения кино, оставляет без обеда, впрочем, сама переживая это наказание больше внука.

Желая, чтобы мальчик учился хорошо, она без конца твердит ему о занятиях. Едва мальчишка придёт из школы и успеет поесть, как она усаживает его за уроки. А мальчик очень любит книги и умоляет бабушку позволить ему почитать: «Ну хоть с полчасика!»

Бабушка неумолима. Мальчик садится за уроки с отвращением. Делает их кое-как, лишь бы поскорее выполнить. Но от бабушки не так-то просто отделаться. Она стоит над внуком и придирчиво проверяет каждую написанную им цифру. Часы приготовления уроков превращаются и для него, и для неё в сущий ад. Оба кричат, сердятся. Внук швыряет на пол тетради, бабушка поднимает их и заставляет переписывать заново. Иногда, выйдя из терпения, она даёт ему подзатыльник. Тот не столько от боли, сколько от обиды и бессилия кричит:.

– Так будете учить – последний ум выколотите!

Бабушка, понимая справедливость упрёка, начинает уже просить, умолять внука учиться хорошо. Взывая к его чувству любви и жалости, она говорит о своей старости, о болезнях, о том, что они с дедом все делают, чтобы вырастить из него человека.

Подавленный, размазывая по лицу слезы, мальчишка вновь садится за уроки, решает задачи, зубрит грамматические правила. Проку от таких занятий нет. Назавтра он снова приносит «двойку», и снова разгораются страсти. Однажды, зайдя к ним во время очередной «баталии» и выслушав горькие упрёки в адрес мальчишки, который никак не хочет учиться, не хочет стать человеком, я посоветовала бабушке не столь рьяно вмешиваться в школьные дела внука, а всю ответственность за них переложить на него самого.

– Ведь ему уже четырнадцать лет! Надо ли так опекать его?

Но бабушка не согласна со мной. Она считает мой совет слишком рискованным.

– Если не следить за ним, он совсем не будет заниматься! – со слезами в голосе говорит она.

В конце концов мальчишке надоедают упрёки, раскаяние он чувствует все реже и реже и начинает учиться из рук вон плохо. Не проходит и недели, чтобы бабушку не вызывали в школу. Взвинченная жалобами учителей, она с ещё большим рвением принимается за внука. Просиживает с ним за уроками долгие часы, сама списывает за него расписание в школе, и все это без толку.

А я думаю, сколько бы она ни стояла над внуком с палкой, проку от этого не будет. Мальчик уже утратил чувство ответственности за свои школьные дела.

Вероятно, бабушка допустила ошибку, когда из добрых побуждений распорядилась временем внука. Ему хотелось с часок почитать, отдохнуть после школы, а бабушка настаивала, чтобы он сел за уроки. И вот результат: вначале нежелание, потом отвращение, а потом полное пренебрежение к своим школьным обязанностям.

Как ни тревожусь я в душе, когда Валя или Юра приносит из школы «двойку», я предоставляю им самим поволноваться за неё. Это не равнодушие, не безразличие, это хладнокровие. Ибо я знаю, когда будет в этом действительная необходимость, я помогу мальчикам. А вначале пусть они сами попытаются сделать всё возможное, чтобы этой «двойки» не было.

Воспитание в детях чувства ответственности требует много упорства, настойчивости. Если удастся вселить в детей твёрдое убеждение, что труд – это наипервейшая обязанность человека и что таким трудом для них является учёба, можно считать, что главное сделано. И конечно, при этом необходимо проявлять как можно больше уважения и доверия к ребёнку. При таком доверии мне кажется уже немыслимой фраза: «Ты приготовил уроки? А ну-ка я проверю, как ты их выучил!»

Поэтому, когда мне надо всё-таки знать, занят ли Валя уроками или чем-то посторонним, я вхожу в комнату, где он занимается, с самым безразличным видом. Я стараюсь даже не смотреть в его сторону, чтобы он, чего доброго, не заподозрил, что я слежу за ним.

Мне кажется, спроси я его об уроках, я обижу его, выдам своё беспокойство по поводу того, что они не приготовлены. А раз есть опасение, не исключена возможность, что они и впрямь могут быть не выполнены. Нет, уроки должны быть сделаны! В этом не может быть и тени сомнения. Такая уверенность, непреложность дисциплинирует ребёнка. Это всё равно, что внушение; ты не можешь быть плохим, я верю в тебя! И это, как гипноз, действует.

Уже будучи матерью пятерых детей, я решила заочно закончить ещё один вуз и поступила учиться на факультет журналистики. Помимо того что занятия давали мне моральное удовлетворение, моя учёба должна была благотворно сказаться на детях. Уж если мать, которой за сорок, учится, то детям и подавно нельзя отставать от неё.

Два раза в году мне приходилось ездить на экзаменационную сессию. В первый раз я собиралась в отъезд с большими опасениями. Как-то справятся в доме без меня? Ведь детям и обед придётся готовить самим, и следить за чистотой квартиры, и за отцом присмотреть: вовремя ли он поел, чистая ли у него рубашка?

Распределила обязанности, повесила график дежурств, сделала наказы и уехала. А когда вернулась, нашла дом в полном порядке. С тех пор я уезжаю из дому без больших угрызений совести. Соседей удивляет это. Они с явным неодобрением взирают на то, как ребята, сгибаясь под тяжестью чемоданов, набитых книгами, провожают меня на вокзал. Однажды соседка не выдержала, спросила:

– Как это вы бросаете дом?! А кто за дисциплиной детей следит? За приготовлением уроков?

В первое мгновение я задумалась, в самом деле – «кто?» – и засмеялась счастливая.

– Сами дети, конечно!

Если раньше я не задумывалась над тем, что, оказывается, не надо уже следить за дисциплиной детей, усаживать их за уроки, то теперь поняла, что добилась коекакой победы. Как мне удалось это? Честно говоря, не знаю.

Я могу, конечно, перечислить ряд моментов, сыгравших положительную роль: режим, своевременная помощь ребёнку, если он почему-либо отстал в учёбе от товарищей, пример родителей, которых дети никогда не видели без дела и даже в короткие часы отдыха – только с книгой или газетой.

Но в первую очередь сюда нужно отнести, повторяю, воспитание в детях чувства ответственности за свои школьные дела. Ребёнок должен воспитываться в убеждении, что он, будущий гражданин, не имеет права не учиться или учиться плохо. Что он должен стать образованным человеком, чтобы быть полезным своей Родине и своему народу. Нельзя недооценивать этого прекрасного устремления в детях.

Большим стимулом в учёбе является отношение детей к родителям. Если они любят отца и мать, уважают их, то постараются радовать родителей, а не огорчать.

Однажды Валя, возвратясь из школы и найдя дверь закрытой, долго ждал меня в подъезде. И не успела я войти в подъезд, как перед моими глазами появилась тетрадь Вали с большой красной «пятёркой».

А Лида, став уже студенткой, призналась мне, что в III классе сожгла свою тетрадь по русскому языку, потому что в ней была «двойка», а ей не хотелось огорчать меня.

– Помнишь, мамочка, ты была такая весёлая: в тот день приехал из Ленинграда папа, ты вбежала в кухню взять что-то, а я стояла и дрожала, боялась, вдруг ты откроешь дверцу плиты и увидишь тетрадь, которая ещё, наверное, не сгорела…

А если бы я открыла дверцу и увидела тетрадь, что бы я сделала? Наверное, обрушилась бы на Лиду с упрёками, не задумываясь над тем, что сожгла она тетрадь из самых лучших побуждений.

Мне вспоминается случай из собственного детства. Я очень любила учительницу русского языка и на её уроках отличалась особым прилежанием. Однажды за классное сочинение я получила «пятёрку». Но получив тетрадь на руки и перечитав сочинение, я осталась недовольна им. Я нашла, что могла бы написать его лучше, что «пятёрка» мне поставлена незаслуженно и что мне остаётся только одно – переписать сочинение. Сказано – сделано. Я переписала сочинение, вернее, написала его заново, а внизу вывела почерком учительницы красную «пятёрку». Мне казалось, что я с полным правом могу перенести эту отметку из первого варианта сочинения.