Центурион - Саймон Скэрроу

— Давай.

В кромешной тьме они полезли дальше — и тут Катон заслышал, что преследователи возвращаются. Вот зыкнул голос, и по лазу зашебуршало: кто-то торопливо карабкался вверх. Хорониться было уже бессмысленно, и Катон в голос крикнул:

— Они лезут сюда! Шевелись!

Они как могли заспешили на четвереньках, не обращая внимания на гадкую слизь и отходы. Преследователи, светя себе факелами, продвигались быстрее; их сопение и выкрики в узкой горловине доносились снизу с такой четкостью, будто они уже в самом деле дышали в шею. Но это и подгоняло. Стал понемногу различаться рельеф стен — значит, мятежники в самом деле близились; если настигнут до верховины лаза, то дело худо: развернуться для отпора нет никакой возможности. При Катоне был только короткий меч, а среди преследователей наверняка отыщется хотя бы одно копье. Им ничего не стоит просто ткнуть им снизу: увернуться-то все равно некуда.

Лаз постепенно выравнивался; более того, где-то впереди вроде как слышались голоса.

— Уже вот-вот! — ободрил сверху Карпекс.

Катон не без труда оглянулся; сзади, в каком-то десятке шагов, с факелом угрожающе карабкался первый из преследователей. Голоса впереди становились все слышней; вот уж и клин зыбкого света пролег откуда-то сверху. Карпекс, наддав, проворно одолел остаток расстояния, где горловина расширялась, и, вытянув руки, ухватился за прутья железной решетки. Та не шелохнулась. Подоспевший Катон тоже схватился, жестоко оцарапав при этом руку о сломанный прут. Вдвоем они отчаянно ее трясли. Усилия оправдались: сверху зыбучей струйкой посыпалась известковая крошка, и решетка, скрежетнув, с гулким звоном грохнулась на плиты пола. Карпекс ловко толкнулся и, уцепившись за край, подтянулся и перевалился за закраину лаза. Катон глянул вниз: ближайший мятежник был уже совсем рядом. Бросив факел, он с оскаленным лицом силился вынуть меч — хорошо еще, что ему мешала теснота.

В эту секунду помещение наверху заполонил гвалт удивленных голосов; слышно было, как издал вопль Карпекс. Тем не менее Катон, невзирая на опасность, метнулся вверх, чтобы избегнуть неминуемой гибели от рук своего преследователя. С кряхтением неимоверного усилия он подтянулся и выпростался из теснины лаза. Римлянин вылез уже наполовину, когда его взгляд ухватил простертого на каменном полу Карпекса — бесчувственного, с тупым удивлением в глазах и кровавой ссадиной на голове. А вокруг с яростными криками смыкались люди в синих туниках — по виду эллины, некоторые из них с оружием. Один, с уже вынутым мечом-фалькатой,[17] подскочил и замахнулся.

— Стой! — провопил Катон на латыни, рукой прикрываясь от взмаха серповидного клинка. — Остановись! Я римлянин!

Глава 14

Как только угас последний отсвет дня, Макрон с князем Балтом повели колонну на город, хотя и не таким прямым путем, каким шли Катон и Карпекс. Всадники — и римляне и пальмирцы — шли пешими, коней с обмотанными тряпьем копытами ведя в поводу. Пехоте было приказано всю поклажу оставить в пещере у подножия холма и двигаться не в ногу; при себе только оружие и доспехи. Любое не пригнанное снаряжение приторочить так, чтобы оно на ходу не издавало звуков; в строю ни в коем случае не разговаривать. Шагающие рядом со своими людьми центурионы и оптионы чутко следили, чтобы приказ неукоснительно соблюдался; за малейшее нарушение порка.

За мерным шествием колонны Макрон наблюдал со скрытой гордостью. Еще бы, ведь столь многое сделано: осталась позади пустыня, причем с трупами поверженных врагов; впереди как на ладони конечная цель. Однако если только Катону не удалось пробраться к гарнизону цитадели и выбить из него согласие на отвлекающую вылазку, то цель, можно сказать, как была, так и осталась, в сущности, на том же месте. Подобно линии горизонта. А при мысли о Катоне Макрона и вовсе охватывало сожаление, что он вот так запросто согласился отпустить своего юного друга с рабом Балта. С этим заданием вполне мог справиться и еще кто-нибудь из офицеров, а Катон был нужен своим людям здесь, в когорте. Сказать по правде, был он нужен и самому Макрону. В обстоятельствах, как никогда требующих быстрой сметки, прозорливости и своевременного принятия решений, Катон был для него незаменим. Жаль, что он осознал это слегка запоздало. В прямом, открытом противостоянии врагу Макрону не было равных, и мало кто из других офицеров мог сравниться с ним в силе, напористости и отваге. В предвкушении желанной битвы он ловил себя на мысли, что нет упоения большего, чем чувствовать в жилах разлив этой огненной неги. В отличие, кстати, от Катона, который битву считал лишь необходимым средством для достижения конечной цели.

Или, по крайней мере, он так считал раньше, размышлял Макрон с тревогой. Нынче же, когда Катон настойчиво добивался разрешения сопровождать в Пальмиру того раба — до безрассудства опасное предприятие, на которое мог вызваться разве что отчаянный сорвиголова, — глаза юноши впервые блистали жадным, взволнованным, поистине охотничьим азартом. И вот теперь Макрону приходилось переживать за безопасность своего друга. Не потому даже, что тот уходил в самое пекло, в самое гнездилище подвластного врагу города, а потому, что Макрон не был до конца уверен в истинно бойцовской сущности Катона. Уж слишком много в его друге от мыслителя. Все это вычурное философствование, чтение ученых манускриптов, в которых одна заумь, а практической пользы ни на грош; да что там пользы — хотя бы развлечения (то ли дело комедии — читая их, хоть развеяться можно).

С той поры как Катон несколько лет назад обучил Макрона грамоте, тот пускал свое новое благоприобретение в основном на рутинные нужды военной бюрократии. С недавних же пор (спасибо мирному и приятному назначению в Антиохию) Макрон начал почитывать и в свое удовольствие. Латинские переводы Сократа и Аристотеля, которые ему подсовывал из местной библиотеки Катон, он втихомолку откладывал в сторону, предпочитая им комедии или чего посочней (до нынешнего осложнения с Парфией, что вылилось в этот нежданный поход на Пальмиру, Макрон как раз приступил к комедиям Плавта).

Макрон рывком возвратился к действительности: навстречу из-за вытянутой в равнину каменной шпоры спешил разведчик. На бегу он вскинул руку, стопоря ход колонны. В темноте та остановилась не сразу, а громоздко и постепенно, с налезанием задних на впередиидущих. Разведчик из кавалерии Второй Иллирийской, отсалютовав, начал было докладывать, но Макрон его прервал:

— Говори на греческом, — он кивнул на князя Балта, — чтобы было понятно нам обоим.