Аметистовое ожерелье - Мэри Брендан

Он слегка подался вперед, упираясь локтями в колени.

– А теперь назовите мне хотя бы один случай, когда я вел себя не как неотесанный дикарь, каким вы меня всегда представляете, – попросил он и положил ожерелье ей на колени.

– Когда говорили, что любите меня, – ответила она просто, любуясь блеском драгоценных камней, на которые падал свет от горящего камина.

– Вы тоже говорили, что любите меня, – напомнил он.

– Да, говорила, – подтвердила Элизабет.

– Докажите.

Послышался бой маленьких часов на каминной полке. Пора! Переложив ожерелье с колен на табурет, Элизабет встала, одернула шелковые юбки и сделала один нерешительный шаг к креслу. Пригладив еще раз юбки дрожащими руками, она села Россу на колени, обняв его за шею точно так же, как тогда, в своей спальне, и стала покрывать его лицо поцелуями, постепенно подбираясь к его губам.

Он ответил ей довольно сдержанно, едва коснувшись ее губ. Она с завидной одержимостью старалась доставить ему удовольствие, с трудом сдерживая слезы, и зябко поежилась, когда он, оголив ей плечи, стал целовать их. Когда он обнажил ей грудь, спустив скромный корсаж, она прижалась к нему, застеснявшись своей наготы. Он взял ее упругие груди в ладони и стал страстно целовать их.

Она ерошила ему волосы, извиваясь от непереносимо острого удовольствия, не в силах сдержать рвущийся из груди глухой протяжный стон. Она не пошевелилась, боясь помешать ему, даже когда он задрал юбки обнаглевшей рукой и стал гладить атласную, нежную кожу ее бедер.

– Вы хотите вернуться домой? Только скажите, и я отправлю вас назад.

– Нет!

Он запустил руку в ее густые шелковистые волосы и, заставив ее откинуть назад голову, пристально посмотрел в заплаканное лицо.

– Нет? Вы хотите остаться у меня? Но вы как-то странно доказываете свою любовь – плачете, стоит мне прикоснуться к вам!

– А еще говорили, что любите меня! – задыхаясь от обиды, воскликнула Элизабет. – Вы доказываете это холодностью и насмешками?

– Вы не любите меня, Элизабет…

Она почувствовала горечь в его словах и, поняв, что одержала победу, еще крепче обняла его.

– Простите меня… Этот случай многому меня научил… Я полюбила вас таким, какой вы есть…

В ответ она услышала хриплый смех. Росс нежно обнял ее и прижал к себе, и она доверчиво положила ему голову на плечо, прижавшись обнаженной грудью к тонкой шерстяной ткани его фрака.

– Рандольф Хэверинг был уверен, что грабители убьют его… – вдруг вырвалось у нее, и она замолчала, не понимая, почему сказала это. Она смутилась и заглянула Россу в лицо. Он обнял ее, и ей стало спокойно и уютно в объятиях сильных смуглых рук. – Я тоже так подумала. Я крикнула ему, чтобы он бежал… но я не думала, что он бросит меня на произвол судьбы. Я была уверена, что он вернется… Как оказалось, у грабителей не было оружия. Они просто хотели воспользоваться его каретой, чтобы скрыться от драгун, которые гнались за ними по пятам. Все это случилось недалеко от трактира «Кабанья голова». Грабители решили в случае чего использовать меня как заложницу. Главарь пошел искать чего-нибудь съестного, приказав своему дружку сторожить меня. Тогда тот снял с меня платье и начал меня бить, но я дала ему сдачи, и мы бы никогда не перестали драться, если бы… не появилась его жена и не начала колотить его лопатой. Я думала, она забила его до смерти, так как он упал без сознания. Женщина дала мне в дорогу немного еды и все время повторяла, что ее муж известный бабник. Папа нашел меня на второй день. Я умирала от голода и холода и осталась в одном белье. Я ему честно все рассказала. Он никогда не осуждал меня, но с тех пор стал очень грустным, обвиняя во всем обстоятельства, Рандольфа и себя самого. Бабушка по отцу все время твердила, что моя репутация загублена и, что я запятнала благородное имя Торникрофтов. Она считала, что лучше бы меня убили. Она ненавидела меня, я платила ей тем же. Наверное, я очень похожа на нее – такая же высокомерная и гордая. Из-за разразившегося скандала многие из тех, кого отец считал своими лучшими друзьями, перестали с ним знаться. Он замкнулся и стал очень грустным и задумчивым. Даже рождение долгожданного сына – наследника имения – не радовало его. Папа умер, когда Тому было всего три года, и тогда моя мачеха тоже возненавидела меня. Она говорила, что это из-за меня ее муж сошел так рано в могилу, а бабушка – что я лишила ее единственного сына. Как они ненавидели меня! – Элизабет вздохнула, дрожа всем телом. – И они правы. Я знаю, что заслужила это…

– Вы не виноваты в его смерти, Элизабет…

– Хотелось бы верить… – прошептала она.

– Вы смелая и самоотверженная, вы просто удивительная, – прошептал Росс, гладя ее по спине, чтобы успокоить. – Эдвина мне говорила, что у вашего отца было очень слабое сердце. Ваш папа мог умереть в любую минуту.

– Но это я разбила ему сердце… Я уверена, что я… – прошептала она едва слышно и уткнулась лицом ему в грудь, словно ее собственное сердце разбилось на тысячи мелких осколков.

Глава семнадцатая

Элизабет проснулась, но двигаться не хотелось. Она подняла глаза и увидела на подбородке Росса едва заметный шрам. Элизабет хотела спросить о нем у Росса, но его ритмичное дыхание убаюкало ее, и она снова закрыла глаза.

Он не заметил, как она проснулась, – он пребывал в глубокой задумчивости, устремив свой взгляд куда-то вдаль, забыв о сигаре, которая едва тлела в его руке. Элизабет тайком внимательно рассматривала его лицо: резко очерченный рот, губы, способные и кривиться в гневе, и расплываться в ослепительной улыбке, и выпускать кольца дыма в потолок. Окончательно проснувшись, она поняла, что, пока она спала, он одел ее: поднял корсаж и одернул юбки.

Она была так довольна своей судьбой, что ей не хотелось ни говорить, ни двигаться. В этой мрачной на вид комнате она вдруг нашла покой и дом. Отныне это был ее собственный дом – не усадьба в Торникрофте и не бабушкин дом в Лондоне. Эта обдуваемая морскими ветрами полуразрушенная усадьба теперь ее жилище и пристанище.

– Скажи, что ты любишь меня, – проговорил Росс, продолжая глядеть куда-то вдаль.

– Я люблю тебя.

– Знаю, – сказал он и улыбнулся своей подкупающей улыбкой.

Элизабет приподнялась и поцеловала его в щеку.

– Ты хотел тайно сбежать со мной, так как понял, что Кэдмор непременно сжульничает? Ты подозревал, что он может убить тебя и я снова окажусь в его власти? Ты хотел защитить меня от его посягательств, сделав меня своей вдовой?

– Что-то в этом роде… – хитро улыбаясь, проговорил он.

– Почему ты не сказал мне о дуэли?

– Потому что ты не пустила бы меня на Уимблдонский луг!