Хранитель Врат - Роман Кузнецов

– И там должны быть ниши, – перебил Рахмана Бригадир.

– Должны быть. Именно по тем причинам, по которым ты, Макс, не хочешь попробовать. Они сюда ящики притащили и отсюда с ящиками ушли. Это значит, что дно широкое и ровное и что есть выход на поверхность, где можно прикрепить рельсы, по ним веревка шла, к которой крепили ящики. Хоть течение не сильное, ящики против него хрен дотащишь.

Бригадир в волнении вскочил и активно размахивал руками, стараясь придать своим словам большей убедительности.

– А даже если нет, то с колоколами мы покроем метров сто – сто пятьдесят. На таком длинном участке обязательно должна быть ниша. Шансы на это процентов семьдесят, а при таких раскладах я лично всегда играю.

– Мы замерзнем, Бригадир, – угрюмо возразил Макс, но уже с меньшим энтузиазмом. – Вода очень холодная, как в проруби. Мы, буряты, зимой купаться не любим. Холодно нам, заболеть можно.

– Так от фрицев два или три гидрокостюма осталось. – Бригадир хлопнул себя по лбу. – Не знаю, насколько они рабочие, но выбери себе что-нибудь. Все же легче.

– Ну, ежели в гидрокостюме, тогда другое дело, – всплеснул руками Макс. – В костюме-то и потонуть краше. И труп красиво смотрится, сожрут не сразу. Что же ты раньше молчал? Про то, что вход завален, не забыл упомянуть, а про главное умолчал.

– Кончай ерничать, – сердито перебил Крот. – Ясно ведь, что нырять придется, нет другого пути. Даже тебе ясно. Перестань придуриваться, давай в конструктив.

– Какой конструктив. Слепцы! Тут один деструктив сплошняком, глаза разуйте. Мы либо потонем, что наиболее вероятно, либо замерзнем, либо помрем под завалом. Поскольку разобрать его у нас нечем.

Макс торопливо оглядел всех и остановил умоляющий взгляд на Кроте, схватил его за рукав и затараторил, глядя прямо в глаза другу:

– Крот, дружище, ну ты хоть послушай! С этим повелителем теней все ясно, да хранит Господь отечественную медицину. Бригадир, похоже, тоже нездоров. Может, заразился, может, просто устал, но человек в здравом уме не даст себя каленым железом под хохлому расписывать. Но ты, Крот, ты же нормально соображаешь пока, да укрепится твоя нервная система. Ты-то должен понимать, что это самоубийство. Да, тремя разными способами, но финал один. И он очевиден.

– А по-моему, Макс, ты просто не умеешь плавать, оттого и поешь. Безусловно, риск есть, но он оправдан. Нам вряд ли плыть больше ста метров. С колоколами не утонем. А за пять минут не замерзнем. А насчет завала… так мы лом возьмем с собой. Заодно и согреемся. Я еще помню, Пиксель тогда говорил, что завальчик жиденький, разобрать можно, но незачем. Мол, там все равно вода. Так что давай, хорош ныть и давай думать, как плыть сподручней.

– Мышь печали грызет рахат-лукум моего сердца. Мой лучший друг заболел. Заразился сотрясением головного мозга. Он не хочет слышать голоса разума, а хочет верить в сказку, как ребенок. С вами невозможно разговаривать. Я вынужден уступить грубой силе.

Макс насупился, демонстративно опустил голову и замолк.

– Вот и славненько, – хлопнул Макса по спине Бригадир. – Вот и договорились. Я рад, что ты понял.

Последующие несколько часов были посвящены подготовке к эпической подводной одиссее. Рахман с Бригадиром приволокли остатки немецкого скарба, собрали поплавки, чехлы, прочий хлам. Крот с Максом проверили найденную веревку, перетрясли каждый сантиметр, вырезали гнилые и сопревшие участки. К их удивлению, около трети осталось в рабочем состоянии. Из нее сделали несколько фалов, самый длинный из которых составил около двадцати пяти метров. Затем из поплавков и металлических частей ящиков соорудили купола, причем конструкцию придумал Макс. Это он предложил распаять поплавок и соединить части хитрым образом с помощью каркаса из гвоздей и запаять это обратно. Таким образом, в получившуюся кастрюлю можно было засунуть голову целиком. Макс лично произвел все эти сложные операции. Швы получились не очень ровными, но прочными, надежными и, главное, абсолютно герметичными. Оказалось, что его отец работает автослесарем, в основном по жестянке. Макс с детства помогал отцу в гараже и довольно неплохо умел лудить, паять, варить, выгибать и сращивать. Крот изготовил из остатков чехлов для ящиков сетки и обвязки для груза, необходимого, чтобы колокола смогли погрузиться под воду. Потом Бригадир и Рахман провели испытания изготовленной конструкции, по результатам которой пришлось внести серьезные изменения в механизмы крепления сетки, поскольку для того, чтобы погрузить колокол в воду, пришлось забить ее камнями до отказа. Конструкция получилась громоздкой и неустойчивой, настолько неуклюжей и неповоротливой, что могла застрять в первом же повороте. А еще в нее очень трудно было просунуть голову. Вернее, просунуть было можно, но только под углом и с риском перевернуть колокол.

– За такую работу надо руки отрывать. Все равно они на заднице некрасиво смотрятся. – Таков был вердикт Бригадира по результатам испытаний.

Пришлось все переделывать. Причем кардинально. Крот изменил концепцию, и теперь обвязка представляла собой несколько больших подсумков, крепящихся сверху и по бокам колокола, что позволило уменьшить габариты, а также повысить устойчивость за счет более равномерного распределения балласта. То, что на изготовление обвязки ушел весь свободный материал, включая элементы одежды личного состава, Крота не смущало. Сохранявший мрачное настроение Макс оптимистично заявил, что все равно доплывут не все, а потому выжившим столько одежды не понадобится. Крот горячо поблагодарил товарища за моральную поддержку. Свои чувства он высказал с использованием сложных идиоматических конструкций непечатного характера. Макс возражать по существу не стал, однако выразил ряд замечаний стилистического плана. На его взгляд, несколько словосочетаний было употреблено неуклюже и не к месту. Для устранения указанных недостатков он посоветовал подтянуть свой интеллектуальный уровень хотя бы до показателей выпускника детского сада. Для подтверждения своей позиции он продемонстрировал свое владение образными идеологемами, в основном описывающими сексуальную жизнь членов коллектива, а также духов и прочей нечисти. Литературный диспут стал уверенно дрейфовать в сторону межличностных отношений и грозил перейти в поле физического противостояния, но вмешался Бригадир. Он скомандовал «брейк», развел оппонентов по углам и провел профилактические беседы, нацеленные на снижение градуса напряженности. Вскоре в пещеру вошел Рахман. Из одежды на нем была одна тельняшка, ботинки и нож в самодельных ножнах, болтающийся на шее вместо нательного креста. Он был мокрым, со всклокоченными волосами и сияющей неподдельным счастьем физиономией. От его раскрасневшегося от холодной воды тела валил пар. Выглядел он оскорбительно бодрым и довольным. Лицо озаряла широкая улыбка во все тридцать два зуба.

– Ну что, парни, – весело произнес он, – Бригадир оказался прав. Дно там ровное и прямое метров на сорок, дальше не видно. Я нырнул, насколько веревки хватило, наши колокола пройдут без проблем.

Он подсел к горящим факелам и постарался придвинуться как можно ближе к огню. Блаженная улыбка не сходила с лица.

– Для пессимистов сообщаю, что метров через тридцать есть выход на поверхность. Врать не буду, я не донырнул, но, судя по свету, там воздушный карман. Хоть течение и несильное, но я не рискнул. Кстати, о воде. Не такая она и холодная. Я думал, хуже будет. Я там минут десять проторчал – и ничего, только тонус повысился.

Он встал, снял свою почти высохшую тельняшку и принялся усиленно растирать тело.

– Вы что расшумелись-то? О чем спорим?

– Разошлись во взглядах на литературу, – ответил Бригадир.

– Да?! И про что говорили?

– Про «Титаник», – огрызнулся Макс.

– Опять ты за свое, – сплюнул Крот.

– А кто это? – спросил Рахман. – Я, признаться, не знаю, а у Паука спрашивать неохота.

– Так корабль один назывался, – елейным голосом произнес Макс. – Пошел ко дну со всем экипажем. Народу померло уйма, а кто не утонул, тот замерз. Очень актуальное произведение, поучительное. – Он пристально посмотрел на Рахмана, перевел взгляд на Крота и продолжил: – Там тоже верили, что они непотопляемые и им ничего не страшно. Умных людей не слушали, потом все померли. Очень поучительно.

– Так они же моряки, люди привычные. До седин редко кто доживает, знают, на что идут. В чем трагедия?

– Увы, – скорбно произнес Макс, – моряков-то там было как раз и немного. Остальные – обычные люди. Пассажиры.

– А-а-а, купцы. Тоже бывает. Профессия рисковая, почти как у воев. Зато барыш большой. У нас многие вои после службы в купцы шли, некоторые выживали. Для воя жизнь без риска – все равно что еда без соли. А так и риск, и прибыль, почет и уважение. У нас один купец был, Дадоном звали. Он у князя Гостомысла в дружине сотником был. В походе на Булгар ранение получил, да такое, что дальше служить не мог. Там на Юге и остался. Как оклемался, решил купцом заделаться. Все свои деньги в товар вложил. Первый караван сам провел. Удачно. Дальше – больше. Разросся. Целую империю создал. С Византией торговал, Месопотамией, Римом. В такие места залезал, что раньше о них и не слышали. Лет через двадцать богаче императора стал. Дома во всех столицах, титулы. Даже Великий Князь с почетом принимал. На золоте ел, на пуху спал. Под конец делами почти не занимался, жизнь только прожигал. Брюхо отъел такое, что двери пришлось расширить. Но однажды случайно встретил старого друга. Они еще служили вместе, потом вместе купечили. Ну а потом их дорожки разошлись. Дадон продолжил добро наживать, а друг роздал все свое имущество и ушел налегке навстречу солнцу. И вот они встретились. Дадон обрадовался, пригласил к себе, усадил за стол, за которым не стыдно императора потчевать. Закатил пир, богатством хвастался, показывал вещи диковинные, говорил о том, сколько добра он нажил, сколько у него домов, женщин, титулов… А гость знай себе цокал языком да ухмылялся в бороду. А под утро Дадон расплакался – он вдруг понял, что это он раньше жил, брал от жизни все, что мог. Скакал на горячем коне, сражался с врагами, плыл навстречу буре, брал на меч города, срывался с башен, догонял и убегал, побеждал и терпел поражения. Словом, жил… А сейчас… Сейчас не живет, а так, доживает. Копошится как пчела в сиропе. Каждый день как предыдущий. Тогда Дадон бросил клич, собрал всех старых друзей, родных и близких и спросил их: как мы живем? Зачем? Мужчины стали тучными, как женщины. Все заботы лишь о том, как набить мошну поплотнее. Все забыли, что такое честь, слава, подвиги. Никто не умирает в боях за Родину, за детей, за любовь. Человека мерим деньгами, уважение не по содеянному, а по накопленному… Так нельзя жить, сказал он. А потом собрал тридцать кораблей. Сказал, что через пару седмиц уходит в дальние края и что он призывает всех желающих последовать за ним.