Якудза из другого мира. Том IV (СИ) - Калинин Алексей

— Наверх так наверх. Кто последний, тот вонючий старикашка, — проговорил Змей и первым устремился в подъезд.

Остальные последовали за ним. Я не хотел оставаться в конце, но меня беспардонно отпихнули так, что едва устоял на ногах. Как вы догадались — «вонючим старикашкой» пришлось становиться вашему непокорному слуге. Хорошо хоть обошлось без подколок — на бетонной крыше мужчины стали серьезны и собраны. Пусть от них и несло, как от спиртзавода во время разлива новой продукции, но держались они молодцами.

— Присаживайся, пацан. Держись за наши руки и думай только о хорошем. Возможно, это будут твои последние мысли, — сказал Бизон, подавая остальным пример.

Мужчины сели кружком. Я тоже нашел себе место среди них, с трудом скрестив ноги в позе лотоса. Каждый вытащил из-за пазухи небольшую миску и поставили их перед собой. Когда только успели свистнуть в кафешке?

Один за другим старички сделали мудры. В мисках появились различные природные составляющие. У одного плеснулась вода, у другого просыпался песок, у третьего заплясало пламя, четвертый создал в миске небольшую ветряную воронку, а пятый создал небольшую шаровую молнию, плюющуюся редкими щупальцами по краям. Норобу положил в свою миску маленькую фасолину, которая под его пассами проросла и поднялась к небу зеленым ростком.

Мы взялись за руки. Тихое гудение ветра, потрескивание пламени, шелест пересыпающегося песка, пощелкивание молнии, плеск воды и постукивание ростка фасолины создало еле слышную музыку.

— А теперь закрой глаза и полностью очисти разум, — проговорил Норобу. — Мы будем твоими проводниками в потусторонний мир. Доверься нам, Изаму. Доверься своим инстинктам. Доверься воздуху, воде

Я попытался. Шесть стариков тоже закрыли глаза.

Сначала ничего не происходило. Я чувствовал, что сижу на холодном бетоне, что мои пальцы стискивают руки сидящих рядом стариков.

Но это было сначала. Прошло около сорока стуков сердца, когда темнота перед глазами начала рассеиваться. Так расходится ночная хмарь, когда в права вступает весеннее утро. Светлеет, понемногу проступают очертания предметов, и вот уже не за горами восход солнца, а щебетание ранних птах вселяет надежду, что жизнь не закончена и она будет идти своим чередом.

Также светлело и перед моим внутренним взором. Вот только предметов вокруг не было. Был только мягкий свет, и он шел одновременно отовсюду. Казалось, что я сам состою из света и это от меня идёт свечение.

— Открой глаза, мальчик, — послышался мягкий женский голос.

Я распахнул глаза и охнул. Вместо крыши пятиэтажного дома перед моим взором открылась зеленая площадка величиной с половину теннисного корта. Аккуратно подстриженная трава казалась настолько изумрудной, словно состояла из ценных камней. За пределами травы курились облака, как будто мы были на верхушке Фудзиямы в ненастный день.

В центре площадки на качелях из виноградной лозы сидела женщина с таким прекрасным лицом, что у меня даже на миг захватило дух. В следующий миг захватило другие члены тела.

Женщина была красива настолько, что даже не передать словами. Точеный нос, полные губы, огромные глаза… Она как будто только что сошла с подиума, где завоевала титул «Мисс Вселенная». Её полупрозрачные одежды чуть развевались под легким ветерком, намекая на то, что под ними скрываются формы, от вида которых можно сойти с ума.

Черные волосы словно окунули в гудрон после чего сложили в замысловатую прическу со множеством украшений и заколок. А руки… Руки как будто никогда не знали работы и были созданы только для того, чтобы соревноваться по нежности с лепестками роз.

— Э-э-э-э, здрасте, — только и смог проговорить я в ответ.

— Сакуру покрасьте, — хмыкнула женщина в ответ. — Это всё, что ты хочешь мне сказать, Изаму-кун?

— Н-нет, у меня ещё есть вопрос к вам… Вы же та самая Оива?

— Вот так вот сразу? Как грубо, но я сделаю снисхождение на то, что мы с тобой коллеги, пришелец из другого мира, — улыбнулась жемчужными зубами красотка. — Да, я та самая Оива…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Во как? Похоже, что в этом мире уже не скрыть свою истинную сущность. Я усмехнулся, встал и поклонился по-русски, в пол да ещё и с движением руки.

— Тогда исполать вам наше с кисточкой. А почему же мы коллеги, позвольте спросить?

— А ты не помнишь свою прошлую жизнь? — женщина провела рукой по лозе и с подобия веревки сразу же спустилась виноградная гроздь. Полными губами она отщипнула одну ягоду и прожевала, после чего спросила. — Ты всю жизнь прожил мстительным духом. Ты убивал тех, кто портил жизнь другим. Разве мы с тобой в этом деле не коллеги?

— Не, ну если так посмотреть, то коллеги… — хмыкнул я в ответ. — Так может быть, как коллега, поможете мне в одном деле?

— Уничтожить другого коллегу? — подняла Оива бровь. — А так ли это хорошо?

— По крайней мере, не очень плохо. Онрё комиссара творит беспредел. Он словно с цепи сорвался, пытаясь уничтожить меня, как морально, так и физически. Так если есть возможность убить его окончательно — почему бы это и не сделать?

— Убивать одного коллегу, чтобы сделать хорошо другому… — проговорила Оива и снова отщипнула виноградинку. — Не думаю, что это хорошая идея.

Во как. А чего же тогда я здесь делаю? Зачем стою на площадке и смотрю, как обедает женщина? Неужели нет других интересных дел?

— А тот… Другой коллега… Он уже приходил к вам, просил убить меня? — спросил я чтобы хоть как-то поддержать разговор.

Полные губы чуточку скривились. Женщина сорвала три ягоды и протянула их мне. Я сделал несколько шагов и оказался рядом. Ух, а как от неё пахло… Как будто все цветы мира отдали свои самые лучшие ароматы для создания капли духов.

Кожа рук могла соперничать по мягкости с бархатом. Я сглотнул, когда прикоснулся к тыльной стороне ладони. Три виноградинки пролетели внутрь без остановки, я даже не почувствовал вкуса.

— Ко мне многие приходят. В основном те, кто просит мести. Вот ты… ты разве пришел не за этим?

— За этим… — признался и вздохнул. — За этим и за помощью. Хочу остановить его, пока он не совершил ещё больше убийств.

Женщина встала. Всего два слова и одно действие, но сколько же было грации в этом самом действии… Ветер снова разыгрался, запутавшись в полупрозрачных одеждах. Перед моими глазами возник кусочек белого бедра, оно почти сразу же прикрылось одеянием. Женщина прошла к краю и повела рукой.

Я невольно замер, ожидая, что из рукава кимоно выплеснется озеро, а потом вывалятся два лебедя для плавного и тягучего заплыва. Но нет, и озера не было, и лебедей не видно. Зато под движением руки разогнались облака, обрамляющие изумрудный островок. Они разошлись в стороны, как будто под влиянием мощных вентиляторов.

— Ты просишь помочь, но делаешь это без должного уважения. Посмотри, вот эти люди тоже жаждали мести. И они до сих пор ждут, когда я обращу на них свой благосклонный взгляд.

Я подошел, встал рядом и заглянул за край.

Етить-колотить!!!

На сколько хватало глаз растянулось людское море лиц. Люди стояли, молча подняв лица к краю парящей платформы и смотрели. До них было около двадцати метров. Безмолвные, умоляющие, плачущие. Мужчины и женщины, старики и дети. Все они смотрели снизу вверх с такой надеждой, что у меня невольно защемило под ложечкой.

— Это что же… Это…

— Да, это те, кто может стать онрё, если выберется отсюда, — проговорила Оива. — Вот только я не разрешаю им покидать свои владения.

— Но почему?

— Потому что месть разъедает душу. Она занимает место, которое предназначено для любви…

— Я никогда не испытывал любовь, — сказал я в ответ. — Так что у меня хватает места для мести.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Место для мести, — задумчиво произнесла Оива. — Забавное словосочетание…

Она отвернулась и пошла к своим качелям. Облака постепенно начали соединяться, закрывая людей внизу. Ещё минута и последний взгляд закрыла туманная пелена.

Со вздохом я повернулся. Оива чуть покачивалась, толкая ножкой изумрудную траву. Её взгляд был устремлен вдаль, как будто там она увидела нечто очень важное. Даже когда я подошел ближе, то она всё также продолжила смотреть в никуда. Меня как будто уже не существовало.