Два выстрела во втором антракте - Андрей Гончаров

Ждать пришлось не слишком долго. В двери загремели ключи, и в камеру вошли двое: молодой человек в пенсне, в белом халате, и господин средних лет, в сюртуке, с округлым розовым лицом и пшеничными усами.

– Ага, мы очнулись! – воскликнул господин. – Хорошая новость, очень хорошая! Я же вам говорил, доктор, что господин Дружинин отличается отменным здоровьем и быстро пойдет на поправку, а вы не верили. И вот мы уже в сознании и готовы к беседе!

– Но не раньше, чем я осмотрю раненого и дам свое разрешение, – строго заметил человек в халате.

– Разумеется! – широко улыбнулся розовощекий. – Осматривайте! Лечите! Мы все заинтересованы в том, чтобы господин Дружинин – а может, и не Дружинин вовсе, это еще предстоит выяснить, – быстрее встал на ноги. Быстрее встанет – быстрее сможет взойти на эшафот, хе-хе. Шутка! Ну, не буду мешать, не буду мешать!

И обладатель замечательных пшеничных усов вышел, слегка прикрыв дверь, но оставив ее при этом полуоткрытой.

Строгий молодой человек в халате присел на кровать и откинул одеяло. Он быстро и умело размотал повязку на ноге арестованного, осмотрел рану, удовлетворенно кивнул и наложил новую повязку. Затем проделал ту же процедуру с раненым плечом. Здесь он остался чем-то недоволен и, раскрыв свою сумку, извлек оттуда пузырек и смазал рану какой-то мазью.

«Это у него, скорее всего, стрептоцид, – догадался пациент. – Ведь антибиотиков у них пока нет, воспаление можно лечить всего несколькими препаратами…»

Врач еще осмотрел всю правую руку больного. Что-то заинтересовало его на внутреннем локтевом сгибе. Он присмотрелся, потом спросил:

– Изволите морфий употреблять? Я вижу следы уколов.

Тут Дружинин вспомнил, что перед отправкой в прошлое им делали усиленный курс лечения, вводили антибиотики. Вот доктор и разглядел следы уколов. Надо было это как-то объяснять. Проще всего было согласиться.

– Да, вы правы, меня мучили боли, вот и попросил сделать несколько уколов, – признался он.

– Смотрите, не увлекайтесь этим, – сказал врач. – Пагубная привычка.

– Как мои дела, доктор? – спросил Дружинин. – Скоро ли смогу встать? А то вон господин следователь ждет. Нехорошо заставлять человека ждать.

Доктор иронию не оценил; лицо его осталось серьезным.

– Заживление идет хорошо, – ответил он. – Оба ранения сквозные, пули извлекать не надо. На ноге воспаление почти прошло, плечевое ранение меня более беспокоит. Пожалуй, через неделю сможете встать. Но общее лечение надо будет продолжать после этого еще недели две. Всего хорошего.

И, ничего более не говоря, серьезный молодой человек вышел. Тут же, буквально спустя секунду, вошел господин с пшеничными усами – как видно, он все время стоял тут же, за дверью.

– Если я правильно понял нашего эскулапа, – заговорил вошедший еще с порога, – здоровье ваше решительно идет на поправку. Очень рад, очень рад! Стало быть, мы сможем с вами побеседовать. Ну, с этим сиденьем мне будет не слишком удобно… Эй, любезный, стул мне принеси!

Последняя команда была дана за дверь – очевидно, караульному, который нес там дежурство. Дружинин скосил глаза, чтобы понять, почему следователь не захотел воспользоваться имевшимся в камере табуретом, и только тут разглядел, что табурет этот был привинчен к полу и подвинуть его к кровати не было никакой возможности.

Спустя минуту в двери появился солдат с табуретом в руках. Господин в сюртуке принял его, установил возле кровати и уселся, обратив к лежащему на постели арестованному свое улыбающееся лицо.

– Вот, теперь мы с вами можем побеседовать, Игорь Сергеевич, – сказал он.

– А я вижу, вы под дверью подслушивали, – заметил на это арестант. – Нехорошо. Разве вам этого мама в детстве не говорила?

– А вы шутник, Игорь Сергеевич! – воскликнул господин в сюртуке. – Шутить изволите! И дерзить притом! Надо же: «мама в детстве»! Ну-ну. Мог бы не отвечать на такое дерзкое замечание, но, так и быть, отвечу: вовсе я не подслушивал, а находился возле двери, чтобы прийти на помощь доктору в случае нужды. А то вы у нас субъект опасный, чуть что – сразу стрелять. Впрочем, пора мне представиться, а то беседа у нас какая-то односторонняя: я к вам могу по имени-отчеству обратиться, а вы ко мне нет. Итак, будем знакомы: Молодцов, Александр Георгиевич. По должности – следователь, коему поручено вести ваше дело. Ну, а ваше имя мне известно. Хотя нет, виноват: нам известно имя, которым вы назвались. А вот подлинное ваше прозвание для нас остается загадкой. Поскольку документы, которые у вас при себе имелись, как выяснилось при рассмотрении, – фальшивые. Так как нас звать на самом деле? Очень бы хотелось знать!

– Не знаю, почему вы считаете мои документы фальшивыми, – ответил Дружинин. – Я получил их законным порядком, при выезде за границу. И имя у меня одно, я его не менял.

– Напрасно вы запираетесь, Игорь Сергеевич, – заметил следователь. – Вот ваши товарищи ведут себя иначе. Будучи арестованными, они уже дали нам подробные признательные показания. Могу часть зачитать. Хотите?

– Хочу, – отвечал арестант, твердо глядя в глаза следователю.

А что еще оставалось делать? Только так он мог узнать, схвачены товарищи или нет. Верить следователю, что они арестованы, было нельзя: он вполне мог соврать. Но по тому, что он скажет об их якобы сделанных признаниях, можно будет судить, действительно друзья в руках жандармов или нет.

– Хочу, – повторил Дружинин. – Так что они говорят? Признаются в убийствах?

– Шутит! Ей-богу, шутит! – воскликнул Молодцов в полном восторге. – Угадал я, совсем угадал, что с вами, Игорь Сергеевич, мне будет весело. Так вот-с: в убийствах ваши товарищи не признались, поскольку таковых пока не совершили. Зато сознались в целом ряде других преступлений. Например, в проживании по поддельным документам, в хранении оружия. А главное – в том, что проникли в Зимний дворец с целью получить секретные сведения, а затем организовать ряд убийств. А еще ваши товарищи Углов и Полушкин сообщили, что именно вы были руководителем вашей группы. Вот!

Услышав сказанное следователем Молодцовым, Дружинин испытал огромное облегчение. В этот момент у него была одна забота: как бы не выдать жандарму охватившую его радость. Ведь тот бред, который только что изложил следователь, мог означать только одно: друзья остались на свободе, никаких показаний они не дают, господин Молодцов все выдумывает. Он не только не знает, зачем оперативники проникли в Зимний дворец; не знает он и отношений внутри их группы.

Однако человек с пшеничными усами, как видно, был хорошим физиономистом. Как ни старался Дружинин скрыть свои чувства, это ему, видимо, до конца не удалось.

– Э, да мы, кажется, не слишком огорчены, – заметил следователь. – Не поверили нашим словам. Верно я вас понял?

Отрицать было глупо, и Дружинин кивнул:

– Нет, не поверил. Никого вы не задержали. Да и задерживать было не за что, мои товарищи никаких преступлений не совершали.

– Как же это, батенька, не совершали? – удивился Молодцов. – И вы, и ваши товарищи, несомненно, нарушили целый ряд законов Российской империи. Не будем говорить про господ Полушкина и Углова, поговорим о вас. Начнем все-таки с документов. Это обвинение не самое серьезное, но необходимо внести ясность. Вы заявляете, что живете по паспорту, выданному вам полицией при выезде за границу. Да, это верно. Однако доказывает лишь одно: что наша полиция и пограничная стража плохо работают. Сейчас мы выясняем, кто именно выдал вам паспорт для выезда в Италию и почему это сделал: по нерадивости или по иной причине. Потому что ваше удостоверение личности, найденное на вашей квартире, – полная фальшивка. Тут мы уже провели проверку и выяснили: никакой дворянин Дружинин Игорь Сергеевич в год, указанный в ваших документах, в империи не рождался. Записей о нем нет в метрических книгах ни одной из центральных губерний! Вы не рождались, милостивый государь! И о дальнейшем жизненном пути свидетельств тоже нет. Вот какая закавыка. И пока мы, с вашей помощью, ее не разрешим, вы отсюда не выйдете.

– А откуда это – отсюда? – спросил Дружинин. – Вы мне так и не сказали, где я нахожусь.

– А я и не обязан вам это докладывать, – заявил следователь. – Закон мне этого не предписывает. Но ради нашей будущей дружбы – а ведь мы с вами подружимся, не так ли? – так и быть, скажу. Вы, господин Дружинин, находитесь в главной тюрьме города Санкт-Петербурга и всей Российской империи – в тюремном замке на Арсенальной набережной. В просторечии этот замок именуют «Кресты». И знаете, что про него известно? Что за всю его историю, за все тридцать с лишним лет отсюда почти никто не бежал. И вам не удастся!

Глава 31

– Да, в тех самых легендарных «Крестах», – подтвердила Маша.

– И что, оттуда действительно так трудно бежать? – спросил Углов.

– Практически невозможно. За тридцать лет всего два побега. Причем после каждого начальство учитывало уроки и ужесточало режим. Так что теперь там даже мышь не проскочит.