Лиловый закат - Марина Рублевская

я… есть еще. Макс, тогда сказал: Свят не может быть хорошим, что сила Владимира в нем ведет к темной стороне. И хуже него только Роза.

– Верно, такая сила со временем отравляет слабый характер, но Святославу это едва ли грозит с его внутренним стержнем. Не волнуйся. Роза, говоришь? Хм, Роза… где-то я… Подождешь несколько минут?

Ведьма нажала на кнопки пульта и выехала в соседнюю комнату, крикнув там Светлану. Аня перебирала пальцы на руках и оглядывала помещение в ожидании. Портрет генерала Гордеева так и висел на самом почетном месте. Она готова был поспорить, что в личных покоях его изображений куда больше. Спустя столько лет вдова хранила любовь к своему почившему мужу, и Ане эти чувства казались чем-то неземным, что достойно глубочайшего уважения. ГОна задавалась вопросом – а сможет ли также?

Время ожидания затягивалось. Горничная принесла поднос с чаем и домашним печеньем. Аня выпила одну чашку, едва та остыла, а к угощению притрагиваться постеснялась. Она разглядывала темнеющий закат за окном, отражающийся в мокрых листьях и красных ягодах лимонника. Отличная бы вышла фотография, но сумочку с телефоном она оставила в прихожей.

Ведьма появилась спустя полчаса, держа на коленях потрепанный фолиант. На ее лице застыло строгое и обеспокоенное выражение.

– У нас проблемы, девочка, – отчеканила она, занимая прежнее место.

– Какие?

– Роза – последняя верховная темных. Которая в конце девятнадцатого века навертела таких дел, что пришлось им самораспуститься, и разбежаться по углам будто крысам. Ее имя вычеркнули отовсюду и наши, и ваши. Моя прабабушка жила в то время, но я не застала. Это ее гримуар, – она раскрыла книгу и протянула Ане. Желтые толстые страницы покрыты мелким почерком и перемежались рисунками, цифрами и символами. Было не совсем ясно, что обычная девушка должна разобрать. Но Аполлинария Илларионовна пояснила, – Страницы того периода вырваны. Я бы и не догадалась. Она лишь раз говорит о “новой верховной немке”, а вот уже здесь в начале листа замазана фраза, но с обратной стороны отпечаталось от сильного нажима при письме. Выходит написано: “Роза мертва. Темных больше нет. Мы свободны”. А я все догадаться не могла, что она скрывала? Старые ведьмы молчали как партизаны на допросе, и мне, молодой пигалице, ни полслова не поясняли. Потому Борис едва ли мог услышать о круге от наставника.

Генеральша позвонила в маленький колокольчик, вызывая Светлану.

– Подай телефон, – приказала она и через секунду трубка оказалась в руках. После набора номера раздались тихие протяжные гудки, которые быстро оборвались. – Клава? Привет, моя дорогая …Ты еще не покинула столицу? … Очень хорошо! Бросай свой семинар и едь ко мне… Что случилось? Война начинается… Какие тут шутки?!… Жду, адрес знаешь.

Она завершила звонок и обратилась к Ане.

– Скоро должна прибыть моя давняя товарка. Настоятельно рекомендую ее дождаться, даже если придется заночевать. А теперь расскажи все сначала в мельчайших подробностях. И особенно тот момент, откуда темные узнали, что ты и Святослав летом были здесь вместе.

Эпилог

– Да, че ты? Все нормально, не психуй, – Макс сжал старую телефонную трубку и с напускной развязностью глянул на собеседника сквозь армированное стекло переговорной будки изолятора временного содержания.

– Скажи мне, Гриша, ты идиот? – человек напротив со спокойствием удава выдержал очередную фамильярность.

– Не называй меня так! – прошипел он в ответ.

– Зачем ты к нему полез? Забыл, что должен был делать? – продолжил давить нежданный посетитель.

– Поговорить хотел, чего непонятного? – Макс развалился на стуле и прижал белую потертую трубку плечом к уху, а сам сложил руки на груди, насколько позволяли наручники.

– И как?

– Как видишь.

– Девчонку зачем…

Собеседник не успел задать вопрос до конца, парень оскалился и выдал ответ сквозь зубы, ведь повторял одно и то же не в первый раз:

– Она подошла. Идеальное совпадение. Спустя столько попыток. Все свершилось бы в тот же вечер. Разве мы не этого хотели?

– Идиот, – констатировал посетитель.

– Брось. Зато теперь мы знаем…

– Они тоже. – припечатал человек, а после пробормотал в сторону, – Черт дернул связаться с дураком. Если хочешь сделать хорошо – делай сам.

– Ой, никого другого у тебя все равно нет, – обиделся Макс.

Собеседник прожег его тяжелым усталым взглядом, который с трудом можно было вынести. Затем кивнул и собрался вставать.

– Эй! Ты вытащишь меня отсюда? – крикнул в трубку парень, вскочил и опрокинул стул.

– Зачем? Посидишь, подумаешь о своем поведении, – человек безразлично покачал головой.

– Нееет! Только не это! Они меня в дурку отправят.

– Значит такова твоя судьба.

– Да пошел ты! – Макс изо всех сил ударил по стеклу. Оно лишь немного задрожало.

Посетитель повесил трубку и направился к выходу, где что-то шепнул застывшему у стены надзирателю. Тот сонно заморгал, через секунду очнулся, открыл металлическую дверь и вывел посетителя. За парнем пришли с другой стороны. Сковали руки за спиной и провели в холодную двухместную камеру. Она была в полном его распоряжении, больше к нему никого не подсаживали. До суда, в котором однозначно решится дальнейшая судьба, он мог хотя бы наслаждаться полным одиночеством.

Макс знал, что он все-таки нужен и его вытащат. Однако провести даже сутки в месте с давящими стенами грязного желто-зеленого цвета (кто и когда решил, что такой оттенок успокаивает психов?) было для него невыносимо. В детстве он поклялся – если выйдет из лечебницы, то никогда больше туда не вернется. Клятвы следует держать. Он дополнил предыдущую. Добавил обещание взгреть их всех.