Поставьте на черное - Лев Гурский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да не оскудеет рука дающего, – бойко затараторил курносый парень, не отрываясь от коробки конфет и от наблюдения. – Наше издательство вносит посильную лепту…
Я вплотную приблизился к столику и тихо посоветовал любителю экологически чистых конфет:
– Вот и внесите лепту, покормите мишку. А то я ведь не поленюсь, сегодня же стукну цыганам, как вы тут за счет медведя шоколадом обжираетесь…
Парень от неожиданности подавился конфетиной. Я похлопал его по спине и под аккомпанемент испуганного перханья откочевал к следующему павильону-посреднику в этом коротком ряду.
Угловой бокс весь был отведен солидному издательству «Политекст». По крайней мере, здесь обходились без медведей и тому подобной наглядной агитации. Здесь преобладали стеллажи орехового дерева, компьютеры, факсы и орхидеи в высоких хрустальных вазах. Коммерческому директору «Политекста» сильно повезло с родственниками. При советской власти его выручало дальнее, почти мифическое родство с генсеком Черненко, при нынешнем недоразвитом капитализме он очень кстати оказался женат на племяннице Сан Саныча, Измайловского гауляйтера и владельца коллекционного «Трабанта». Сан Саныч в дела издательские демонстративно не вмешивался, однако по странному стечению обстоятельств у «Политекста» никогда не возникало проблем с распространением своих тиражей. Желающих плевать против ветра среди Измайловских дилеров отчего-то не находилось.
– Куда двигаете? Криво! Криво! Левей давай!… Я немножко понаблюдал за суетливым очкастым менеджером, под руководством которого троица местных гегемонов в песочного цвета униформе прилаживала здоровый плакат к верхней металлической стойке «Политекста».
– Левей! Еще левей! – надрывался менеджер, Делая обеими руками руководящие пассы. Плакат не поддавался ни крикам, ни гипнозу, и физиономия брыластого вояки с трачеными молью сизыми бровями по-прежнему отказывалась висеть правильно. Видимо, из духа противоречия. Плакат рекламировал первую книгу из новой серии «Их двадцатый век», написанную бывшим министром обороны Союза. Мемуар был создан в жанре непрерывной борьбы. Лично я смог одолеть только первую сотню страниц маршальского кампфа (остальные перелистал), но все равно преисполнился почтения к стойкости мемуариста. С раннего детства и до глубокой старости маршал был окружен неприятелем, словно молодая советская республика – войсками Антанты в гражданскую. И все-таки наш герой выдюжил, всех победил и сделал знатную карьеру. Он бы, наверное, и сейчас оставался бы при всех постах и регалиях. Но, на свою беду, маршал под конец карьеры шибко увлекся борьбой с сепаратизмом в союзных республиках. Настолько увлекся, что в один прекрасный день ввел танки в собственную столицу. Потом-то к этим войсковым маневрам москвичи привыкли, однако в ту золотую пору публика громко запротестовала. Маршала поспешно упрятали на нары, но поздно: когда через годок-другой грянула амнистия и министр изготовился возвратиться к своим обязанностям, обнаружилось, что возвращаться некуда. Оставалось только сражаться на бумаге, что маршал, поразмыслив, и сделал. Первый том новой серии «Политекста» назывался «Товарищ министр». Я слышал от Родина, будто в издательстве давно поджидают своего часа проекты двух следующих книг – «Гражданин прокурор» и «Господин убийца». И вся загвоздка лишь в том, что генпрокурор Кравченко упрямо не желает подавать в отставку и приниматься за мемуары, а международный террорист Карл Нагель попросту еще не пойман.
В мои размышления снова вторгся радиоголос с самой верхотуры.
– А теперь, – радостно возвестил он, – для нашего гостя из Верхне-Колымского книжного издательства господина Дрыгайло и по его просьбе исполняется популярная песня Гены Комаровского и ансамбля «Кузбасс».
Вкусы у господина Дрыгайло с Верхней Колымы были традиционными. Где-то под потолком тоненько запищала скрипочка, бренькнула гитара и надрывный голос певца Комаровского затянул трогательную историю о несчастной братве, которая, вместо того чтобы мочить гнилых фраеров, по ошибке постреляла друг друга. Кого-кого, а меня эта песня ничуть не разжалобила. Уж если братва собиралась на толковище без арбитра и при оружии, то целью разборки однозначно становилась взаимная стрельба, а вовсе не совместное чаепитие. Иными словами, автор уголовного романса либо просто не разбирался в сути дела, либо нарочно прикидывался шлангом, вешал лапшу, наводил тень на плетень… Короче, гнал туфту для недострелянных романтиков с Верхней Колымы. Можете поверить моему опыту.
Зеленая ковровая аллея между тем дошла до стены павильона и повернула направо. Я послушно повернул в ту же сторону – и сразу увидел долгожданный бокс издательства «Тетрис». Вернее, поначалу я заметил две соседствующие с «Тетрисом» ячейки: одну занимала фирма «Честь и порядок», а другую – издательство «Унисол».
Бастион чести и порядка был весь обвешан блеклыми цветными фото, на которых изображался единственный человек – угрюмый здоровяк с незначительным лицом, одетый во все черное. Главным украшением лица были пшеничного цвета усики: они настойчиво лезли на передний план фотоснимков и даже отвлекали от героических поз, в их здоровяк был запечатлен. На месте фотогероя я бы приставил к своим усикам вооруженную охрану. Ведь стоило злоумышленнику подкрасться ночью и отстричь предмет гордости – и ни один ратник по партии не опознал бы утром своего вождя. Я попробовал представить, как бы выглядело безусое лицо фюрера Карташова, но не смог, фантазии не хватило.
Помимо усатых фотоснимков редут чести и порядка украшало десятка два матерчатых шевронов со свастикой, вписанной в цветочный орнамент, да еще лежали повсюду разноцветные пачки газет, где не было ничего, кроме тех же усиков и призывов бить, любить и спасать. Среди газетных пачек и цветочных шевронов расположился юноша в таком же, как у вождя на фото, черном обмундировании. Юноша носил старомодные очечки с перевязанной дужкой. Не обращая внимания на радиоплач Гены Комаровского и на проходящих мимо посетителей ярмарки, юный сиделец с увлечением читал «Иудейскую войну» Фейхтвангера.
Обмундированный читатель был мне знаком. Это был Дениска Апарин – бывший книгопродавец в «Олимпийце», а ныне – активный член Русской Национальной Лиги. Пользуясь расположением фюрера, Дениска быстро придумал себе должность заведующего отделом контрпропаганды и теперь исправно доил партийную кассу, закупая для собственного удовольствия разную общественно-полезную литературу. От бывших апаринских коллег из «Олимпийца» я знал, что новоявленный светоч чести и порядка на Руси приобрел уже собрания сочинений Спинозы, Фрейда и Шолом-Алейхема и теперь подбирался к гослитовскому двенадцатитомнику Фейхтвангера. Своим новым партайгеноссен он, вероятно, объяснял необходимость таких покупок интересами контрпропаганды. Но я-то знал Дениску не первый год и довольно быстро распознал подлинную причину его дружбы с Карташовым. Апарин был типичным библиоголиком. Ради возможности беспрепятственно глотать книги он готов был пожертвовать всем, чем угодно. В том числе и принципами, которых у Апарина сроду не водилось. Правда, Дениска всегда был подвержен влияниям; я не исключал, что рано или поздно в обществе Карташова в юноше проснется патриотизм и он станет верным приверженцем ч. и п. Пока же интересы Дениски ограничивались только ч. То бишь чтением. Здесь, на ярмарке, никто не мешал Апарину предаваться своему излюбленному занятию. Посетителей у него так и так не было: честь и порядок в карташовском исполнении не имели товарного вида и популярностью не пользовались.
В отличие от Дениски сотрудникам из палатки «Унисола» некогда было рассиживать в свое удовольствие. Они деловито занимались дешевой распродажей книжного товара, залежавшегося на складах и потому уцененного. Даже издали я заметил на их полках среди новинок массу старого хлама, выпущенного в эпоху, когда цены были еще в тысячах, а не в рублях. Унисольцы хлопотали, как муравьи на коммунистическом субботнике: подтаскивали одни пачки, утаскивали другие, переползали с места на место со стопками разноцветных суперов в передних лапках. За импровизированным прилавком стоял сегодня сам господин Камышин, коммерческий директор издательства. Наверное, он личным примером хотел доказать подчиненным, как надо культурно торговать. Потому-то очередь к боксу «Унисола» двигалась уже не муравьиным, но сонным черепашьим шагом. Господин Камышин был чересчур консервативен для продавца. Не доверяя калькулятору, он каждое арифметическое действие лично проверял на отдельной бумажке, в столбик. При такой методе к концу рабочего дня сумма обещала сойтись тютелька в тютельку, зато покамест очередь изнемогала. Изнемогала, но не расходилась. Теперь наш человек научился считать денежки и ради грошовой экономии готов был постоять и подождать.