Мастер-снайпер - Стивен Хантер

Литс кивнул. Здесь все лишало его желания разговаривать. Они уже третий день находились в лагере, и он все еще не мог привыкнуть к этой обстановке. Первый день чуть не сломал его. Он старался даже не думать об этом.

Шмуль начал разговор медленно, с большим терпением.

— Будет очень трудно завоевать доверие этого человека, — предупредил он их. — Он боится всех и всего. Он даже не понимает, что война почти закончена.

— Хорошо, — согласился Литс — Давайте, начинайте. Он все, что у нас есть.

— Господин Айснер, вы работали с формой для немецких солдат?

Старик замигал. Он тупо посмотрел на них и сделал глотательное движение. Казалось, что глаза у него расфокусированы.

— Он очень запуган, — сказал Шмуль. Старик задрожал.

— Куртки, — продолжал Шмуль. — Куртки. Одежда. Для немецких солдат. Куртки такого же цвета, как лес.

— Куртки? — переспросил Айснер, заметно дрожа.

Литс прикурил сигарету и протянул ее старику. Тот ее взял, но при этом так и не встретился с Литсом взглядом.

— Мистер Айснер, пожалуйста, постарайтесь вспомнить. Про эти куртки, — снова попробовал Шмуль.

Айснер что-то пробормотал.

— Он говорит, что не сделает ничего дурного. Он просит прощения. Он просит передать властям, что за все извиняется, — перевел Шмуль.

— По крайней мере, он заговорил, — заметил Литс, так как вчера старик просто сидел, уставившись на них.

— Вот, — сказал Шмуль.

Он достал из кармана своего кителя кусочек ткани, из которой шилась камуфляжная форма для эсэсовцев.

Но Айснер просто смотрел на него, словно попал сюда с другой планеты.

Литс подумал о том, что Шмуль в первые дни был точно такой же. Потребовались недели, чтобы он начал говорить, а не мычать что-то нечленораздельное. А Шмуль был моложе, сильнее и, вероятно, умнее. И уж определенно крепче. Это длилось часами: Шмуль подталкивал, аккуратно направлял, старик сопротивлялся и при этом все время выглядел перепуганным.

— Слушайте, так мы ни к чему не придем, — сделал заключение Литс.

— Я с вами согласен, — кивнул Шмуль. — Вокруг слишком много сильных молодых людей в форме. Слишком много неевреев.

— Мне кажется, он предлагает нам прогуляться, — сказал Тони. — Вообще-то неплохая идея. Давай оставим их вдвоем.

— Ладно, — согласился Литс. — Конечно, все это прекрасно. Но не забывайте: нам нужны документы. Мы сюда приехали именно за документами. Должны же здесь быть какие-то бумаги или что-то в этом роде, какие-то приказы, отгрузочные накладные, не знаю, что именно, но что-то такое...

— Я понимаю, — сказал Шмуль.

Тони заявил, что ему надо составить рапорт в ОААКТР, и таким образом Литс остался один на территории Дахау. Не зная, чем заняться, слишком возбужденный, чтобы возвращаться в свою комнату в городе и пытаться поспать, он решил пойти в складской и производственный комплекс, в пошивочную мастерскую. Он прошел по зданиям за территорией лагеря — здесь такой грязи не было. Эти обшарпанные кирпичные здания и грязная территория вокруг, в основном пустынная, если не считать изредка попадающейся охраны, могли бы быть каким-нибудь военным сооружением. Повсюду лежал мусор и обломки.

Через некоторое время Литс добрался до цели своего путешествия. Это место, конечно, было закрытым, так как освободители сразу же увидели, что оно может стать настоящим раем для охотников за сувенирами. И на самом деле, мелкие хищения там уже случались, но у Литса был необходимый пропуск, который позволил ему миновать угрюмого часового, стоящего с карабином у входа в здание. Это было довольно популярное место при осмотре Дахау, наравне с газовыми камерами, крематорием, ямами, полными трупов, и лабораториями, где проводили чудовищные эксперименты над людьми. Обычно здесь было полно посетителей с открытыми от удивления ртами, полевых офицеров, репортеров, начальников разного сорта — всем очень хотелось заглянуть в пропасть (надо отметить, чужую пропасть); но сегодня в мастерской никого не было Литс молча встал в конце одного из помещений, длинной тусклой комнаты, уставленной зеркалами. Вокруг лежали уложенные друг на друга рулоны превосходного серо-зеленого материала, куски шелка для флагов и транспарантов, мотки золотистого шнура для отделки, катушки с окантовкой всех цветов и горы катушек с золотой пряжей. Портновские манекены, словно насмешка над гниющими останками мертвых на улице, были разбросаны по всей мастерской, поваленные в первые неистовые минуты после освобождения. Воздух был затхлым — вся эта тяжелая шерсть впитала в себя специфический запах пыли и крови, и атмосфера здесь была как в склепе.

Литс почувствовал себя не в своей тарелке. Портновская мастерская оказалась завалена помпезной мишурой идеологии, ее квазирелигиозным великолепием: свастики, эсэсовские молнии на петлицах, флаги, яркие эмблемы военных подразделений, нашивки на рукавах с изображением нацистских орлов в стиле модерн, со сверкающими расправленными крыльями Литс с раздражением бродил по этому музею, пытаясь усвоить его урок, но это у него не получалось. В одном месте он наткнулся на целый ящик металлических черепов, которые заменяли кокарду на эсэсовских фуражках. Он запустил руку в ящик и почувствовал тяжесть, холод, скользкость этих эмблем, пропустил их между пальцами. На ощупь они напоминали двадцати пятицентовые монеты. Литс внимательно рассмотрел одну эмблему: театрально оскалившийся череп, плотоядный, ухмыляющийся, бесчувственный. Однако череп не был чисто нацистским изобретением и даже вообще не немецким. В прошлом веке британские уланы носили их во время своей поездки навстречу русским ружьям в Балаклаву.

Литс подошел к скамье, на которой портные оставили в последний день свою работу — обшлага для формы. На этих полосах тяжелого черного фетра тщательно и красиво были вышиты плотной золотой нитью готические буквы в дюйм высотой, имена различных нацистских знаменитостей или древних тевтонских героев, — у немцев была мода увековечивать человека или легенду, назвав этим именем дивизию: «Рейнхард Хейдрих», «Теодор Аике», «Флориан Гейер», «Полицейская дивизия СС», «Дания» и так далее Работа была эксклюзивной, но по жестокой иронии истории делалась она еврейскими руками. Они шили для своих убийц, чтобы выжить. И некоторые из них, такие как Айснер, действительно выжили.

Вот и последняя выставка — длинная вешалка, на которой висело пять готовых комплектов формы Литс надеялся, что их владельцам она уже не потребуется. Но они любили форму, это точно. Возможно, в этом-то и был весь смысл, ядро их мира. Возможно, форма была не символом национал-социализма, а самим национал-социализмом Литс остановился на несколько секунд и задумался над этой мыслью. Культ символики и мелодраматизма, театральные эффекты, бьющие по нервам. Но все это только поверхность, нет ни глубины, ни смысла. Здесь висели четыре серо-зеленые формы войск СС, на основе стандартного мундира и брюк вермахта с добавлением нескольких дополнительных украшении для пущего отличия. Пятая была совершенно другая, черная как смоль форма РСХА, форма парней, наводивших ужас. Это была особая вещь — форма, которую предпочитал сам Гиммлер, скроенная в обтяжку и элегантно, с галифе, обтягивающими ноги. Вместе со сверкающими сапогами и нарукавной повязкой она образует самое основное положение теологии нацизма. Гитлер был прав насчет одной ужасной вещи эта форма будет жить тысячелетия, хотя бы только в воображении. Литс почувствовал ее поразительную способность восхищать и лишать стыда. Он был смущен тем, что она его так очаровала. Он не мог отвести глаза от черной формы, висящей на вешалке.

Однако форма знаменовала только одну сторону этого явления. Где-то он видел и другую. С этим зрелищем был неразрывно связан другой спектакль. Стоя перед черной формой в душной сумрачной комнате, Литс вспоминал.

Погода тогда резко похолодала. Это было всего три дня назад, но разрыв между тем днем и нынешним казался целой геологической эпохой.

Они ехали в открытом джипе. Литс сидел на заднем сиденье вместе со Шмулем, поплотнее запахнув свою шинель. Тони был впереди, а за рулем, где должен бы был находиться Роджер, сидел другой мрачный мальчишка, которого они позаимствовали в Седьмой армии. Они только что пробили себе дорогу по переполненным улочкам тысячелетнего города Дахау, приятного местечка, битком набитого американскими автомобилями и немецкими чарами; проехали по недавно сделанной мостовой мимо каменных домов с высокими крышами, позолоченных решеток, клумб, аккуратненьких церквушек. Вокруг толпилось гражданское население, американские солдаты и даже группа сдавшихся рабочих с постройки укреплений.

А затем они выехали за город и потом остановились. Почувствовав, что джип внезапно перестал двигаться, Литс поднял голову.

— В чем дело? — спросил он.